Они шли бок о бок по едва заметной тропинке вдоль реки. Вернее, Развияр шел по тропинке, а четвероногий не разбирал дороги. Его широкие лапы со втяжными когтями ступали по камням, как по ровному месту. Он был очень бледен и часто пил, припадая к воде, но держался хорошо. Развияр, помнится, после легкой раны провалялся в постели несколько дней… С другой стороны, перед лицом смерти поднялся бы, наверное, и пошел. Даже полудохлый шлепун уползает в щель – надеется выжить.
– Выжить, – повторил вслух четвероногий Лукс, то ли повторяя последние слова Развияра, то ли читая его мысли. – А что ты будешь делать? Там, на границе?
– Расскажи, что там впереди.
– Широкая река… ее нельзя переплыть или перейти вброд. Мост. Посреди реки остров, там разбивается вода… И там имперская застава.
– Они нас пропустят?
– Я не знаю. После того, что случилось…
– А что же, Шуу тебя раздери, случилось? Откуда взялся этот треклятый маг, кто привел его в замок?
– Ты видел головы на пиках? – тихо спросил Лукс. – Или… ты сам их туда нанизывал?
– Нет, – сказал Развияр очень быстро. И, помолчав, прибавил: – Меня не было в том походе. В том, ну…
– Я понял, – сказал четвероногий. – Я… в общем, меня тоже не было. Я хотел, чтобы меня как можно дольше считали мертвецом.
Развияр подумал, что, может быть, Лукс не так уж напрасно себя казнит и обзывает трусом. Есть сражения, на которые мужчина просто обязан выйти – независимо от того, мертвый он или живой.
Лукс тем временем думал о своем. Камни тяжело покачивались под его широкими лапами.
– Я родился позже, – сказал он наконец. – Я не помню, как Утро-Без-Промаха проклял свой род. Матери стали рожать детей, как придется, нарушился вековой порядок…
– Порядок – это когда каждая мать рожает по две девочки, воина и… раба?
Лукс услышал, как изменился голос Развияра на последнем слове. Покосился на него через голое, загорелое, перемазанное высохшей кровью плечо:
– Да. Но это было еще не все…
– «Говорят, в своей ярости он готов был истребить все племя нагоров; говорят, он создал и проклял некую вещь, и если освободить проклятие – все нагоры умрут. Но правда ли это… об этом не знаю и не могу сказать точно. Именем Утра-Без-Промаха пугают в кланах детей – и сейчас, после его смерти».
Лукс остановился. Посмотрел на Развияра со страхом:
– Откуда ты… откуда ты все это знаешь?!
Развияр улыбнулся:
– Я говорил тебе… я переписчик книг. Последняя книга, которую я переписал, называлась «Хроники зверуинов». Там была и карта, которая вывела меня к реке…
– И которая вывела нашего врага к озеру Плодородия, – тоскливо сказал четвероногий. – Матерь Воф, зачем я тебя не убил.
– «Убил, убил», – сварливо передразнил Развияр. – Ну, валялись бы сейчас оба дохлые, и мокрицы ползали бы в наших разинутых ртах. Что с того?
Лукс ничего не ответил. Укорачивались тени, припекало солнце; у Развияра подводило живот – время было подумать о привале.
– Жрать хочется, – сказал он вслух. – Я тут шлепунов ловил, не поймал ни разу… Яйца только нашел, они плесенью воняют…
Лукс, тяжело дыша, поднялся чуть выше по склону. Несколько минут рыскал, оглядываясь, отваливая камни. Развияр наблюдал с недоверием – и потому успел заметить, как мелькнула, вырвавшись откуда-то из щели, неуловимая тень. Послышался влажный удар, Лукс вскинулся на задние лапы, и шлепун, сбитый в прыжке, кувыркнулся и грянулся на дорогу.
– Они вкусные, – сказал Лукс, вытирая ладонью пот со лба. – Только надо поджарить на камне.
Черный камень-стол нашелся ниже по течению. Лукс разделал шлепуна когтем, как ножом. Развияр, подняв брови, смотрел, как ловко он управляется.
И поймал себя на том, что повторяет повадки властелина. Вот эти поднятые брови, манера смотреть на собеседника, легкая улыбка – они стали частью Развияра, он скопировал их, сам того не желая, и повторяет теперь, когда властелин мертв. Когда прозвучал уже этот шепот: «Медный король, Медный король…»
Тушка шлепуна распласталась на камне. Черная поверхность нагревалась под солнцем, как печь. Развияр и Лукс убрались в тень, а шлепун медленно жарился, подрагивая, будто живой.
– Наш враг начал войну первым.
– Вранье. Ваши отряды нападали на замок все время. Обстреливали караваны. Убивали стражников и рабов, угоняли стада…
– Это все Утро-Без-Промаха, – Лукс вздохнул, нашел палочку, перевернул мясо на столе-сковородке. – Он построил замок и обещал, что пока замок стоит – нагорам не будет покоя. Так и случилось.
– Я видел его, – сказал Развияр, судорожно сглатывая от запаха жареного мяса. – Он лежал в шахте у основания замка. Мертвый и с кольцом на пальце.
– Он был маг, – Лукс задумчиво посмотрел на свою ладонь, потом похожим жестом развернул лапу подушечкой вверх и рассмотрел ее тоже. – Старейшины сказали, против заклятья, наведенного магом, поможет только другой маг. Они сказали – пусть мы будем считаться частью Империи, все равно не отдадим свободы. Они так сказали людям. Клан Росы погиб почти весь… А ведь это был самый сильный клан… И головы на пиках. И проклятие Утра, чтобы не рождались дети. Гонцы ушли в Империю, вот этой самой дорогой, что мы сейчас идем. И принесли условие: нагоры должны построить башню для имперского мага и дворец для наместника, кормить их, содержать и отдавать им почести. А за это имперский маг убьет нашего врага. Все собрались на последнюю битву, даже клан Зимы, и я уже не смог отвертеться…
– Боец, – вырвалось у Развияра.
Лукс замолчал – и молча, задумчиво жарил мясо, пока оно не начало подгорать.
– Да ладно, – пробормотал наконец Развияр. – Ты же сам говорил…
Лукс поддел жареного шлепуна когтем и перебросил на белый камень – похолоднее.
– И все было хорошо, – ровным голосом сказал Лукс. – Пока маг не умер. А вот когда он умер, всем стало ясно, что не будет ни башни, ни наместника, что маги вовсе не всесильны, что Империя не сможет защитить нас от проклятия… А моему клану, клану Равноденствия, стало ясно, что брат мой, Короткий-Танцор, ходит пешком на посмертной равнине, униженный, как вот этот шлепун. Я ушел из клана Зимы и стал прятаться в горах, как этот шлепун, когда он был жив. Но мои родичи нашли меня и поймали, как опять-таки этого шлепуна… Ешь. Он же остывает.
– Если ваши старейшины пообещали Императору построить башню, значит, он пришлет другого мага, – предположил Развияр.
– По-твоему, магов у Императора – как мокриц возле речки? И он станет присылать их одного за другим, чтобы они здесь пропадали?
Лукс пожал плечами, чуть улыбнувшись, и Развияр вдруг увидел, каким он был в мирной жизни – до того, как его брата убила огневуха возле пастушьих пещер. Подчеркнуто рассеянным, небрежным и острым на язык; именно такому озлившийся старейшина мог в сердцах дать имечко: Лунный-Кстати…
– Ты любил своего брата? – пробормотал Развияр, отводя взгляд.
– Ненавидел, – ясным голосом отозвался Лукс. – А он ненавидел меня. Наша мать родила трех рабов и одного всадника. Двух рабов пришлось в раннем детстве обменять на девочек – лучших рабов, моих старших братьев, потому что девочек в те годы рождалось мало. А Танцор считал себя слишком хорошим, чтобы ездить на мне. Я никогда не выигрывал Долгий Поход, никогда не приходил первым. Один только раз пришел вторым… Мы с братом не расставались, были, как одно целое. Я видел, как он умер… – Лукс двумя передними лапами разорвал жареного шлепуна на две части. – Выбирай, какую тебе. По-моему, они одинаковые.
Развияр был слишком голоден, чтобы хоть мгновением печали почтить гибель Короткого-Танцора. Урча и чавкая, они сожрали шлепуна, обглодали кости и привалили остатки трапезы камнями.
Развияр подошел к воде, чтобы напиться и умыться. Кожаные сапоги выдержали путь и не собирались рваться – это была добротная обувь, сшитая ремесленниками в замке. Без сапог на этих камнях Развияр мигом бы обезножел; куртка из кожи печорки нагревалась на солнце, как черный стол-сковородка.
Он вошел в воду, не снимая одежды. Замер, чувствуя, как ледяные струйки пробираются между курткой, рубашкой и, чуть согревшись, касаются кожи. Он так делал однажды – правда, потом долго пришлось сушиться, разложив пожитки на камнях…
– Смотри! – тонко крикнул Лукс.
Над горизонтом поднимались три крыламы. На этот раз они летели низко, неспешно, кругами – кого-то высматривая на земле.
Развияр выскочил из реки, разбрызгивая и разливая по камням потоки воды, поскальзываясь и чуть не падая. Бежать было поздно – крыламы, даже неторопливо парящие, приближались с каждым мгновением. Убегать от них по земле не имело смысла.
Лунный-Кстати замер, опустив руки, низко присев на растопыренных лапах. Желтые когти вцепились в землю. В глазах было выражение, какое Развияр уже видел однажды: похожий взгляд был у Лукса, когда туча бабочек-кровников высасывала его живьем в зарослях колючих кустов.
– Не стой! – рявкнул Развияр. – Ищи, где спрятаться!
От берега поднимались невысокие гладкие скалы – шлепунам было вольготно прятаться в трещинах, но человек, а тем более зверуин в них укрыться не могли. Кое-где росли кусты, но редкие, низкие. Развияр оглянулся на реку. У него мелькнула сумасшедшая мысль: что, если нырнуть и пересидеть пока на дне?!
– Зачем они? – тихо спросил Лукс. – Не понимаю.
– Ложись!
Четвероногий послушно лег под раскидистым, но почти прозрачным кружевным кустом. Рядом упал Развияр. Мокрая рубашка прилипла к телу.
– Их не должно тут быть, – с тупым отчаянием повторил Лукс. – Имперские стражники? За мной? Не может быть…
Развияр смотрел, как приближаются крыламы. Они то снижались, то снова набирали высоту. То уклонялись, и тогда Развияр начинал умолять, чтобы маршрут их пролег в стороне – но небесный патруль шел точно над речкой, и Развияру с Луксом суждено было попасть ему на глаза через минуту, не более.
Но случилось иначе. Птица, летящая впереди, вдруг упала – Развияр подумал уже, что она разобьется о камни, но птица развернулась в падении – стали четко видны три человеческих фигуры на ее спине. Всадники одновременно, будто тени друг друга, сделали какое-то движение – такое привычное и знакомое Развияру, но он не сразу понял, что происходит. Маневр первой птицы повторили две другие, так же развернулись, но сидящих людей Развияр не разглядел. Птицы пропали из поля зрения – снизились и почти сразу взлетели высоко в небо. Развернулись и ушли назад – в глубь земли зверуинов.
По-прежнему шумела, катилась в камнях река. Совсем неподалеку охнул в камнях шлепун. Осмелел – и заохал басовито, раскатисто, призывая подругу.
* * *
Ни Развияр, ни Лукс не могли знать, что происходило в совете старейшин. Что говорили императорские посланцы, сошедшие со своих крылам? Что отвечали им зверуины? Торговались ли, оправдывались, обвиняли? Отказывались от договоренностей, искали, на кого свалить вину за гибель мага?
Перебравшись через невысокую гряду камней, Развияр и Лунный-Кстати увидели их; Лукс остановился, припал животом к земле, прижал ладони к груди:
– Это они. Это мои…
– Родственники? – в ужасе спросил Развияр.
– Из моего клана, – еле слышно сказал Лукс. – Посмотри… Эти… они не забрали стрелы.