Это мой дом (Дорога в жизнь - 2) - Вигдорова Фрида Абрамовна 23 стр.


Теперь-то я понимал, почему он так расспрашивал о ребятах, так всматривался в их лица и переспрашивал: "Слушаются? А как вы добиваетесь послушания?"

- Пойдемте ко мне, - сказал наконец Иван Никитич.

Мы прошли за ним в кабинет, сплошь заставленный книжными полками, уселись на низкий широкий диван.

- Видите ли, я хочу с вами посоветоваться, - начал он.

И мы с Галей услышали историю, которую и сами уже, посидев полчаса за чайным столом, могли бы в главных чертах Рассказать.

Славин отец - крупный, инженер - живет с 1929 года на Магнитке. Жена его, дочь Ивана Никитича, поехала с ним. Мальчика взять с собой на новое, необжитое место не решились, оставили у дедушки с бабушкой. Три года назад Славина мать умерла, а в прошлом году отец женился снова. Он давно уже не наведывался и пишет редко. Что поделаешь, новая семья... А воспитывают Славу две бабушки, точнее, бабушка и тетка.

- Ну, и... вы видите, к чему это привело. Никакого сладу. Н ничего не могу поделать.

- А в школу он ходит? - спросила Галя.

Оказалось, что в прошлом году Слава поставил бабушке жесткое условие: если накануне экзаменов ему не купят велосипед, он на экзамены не пойдет. Все, кто знал Славу, были уверены - так оно и будет. И велосипед купили. В начале нынешнего учебного года он потребовал, чтобы ему подарили фотоаппарат - и фотоаппарат тоже купили. Немного спустя он перестал ходить в школу и заявил встревоженной бабушке: "Хочу немецкую овчарку". Через несколько дней добыли и овчарку, и Слава снова пошел в школу. Так же появились у него аквариум, "волшебный фонарь" и пинг-понг.

Впрочем, Слава не всегда ставит посещение школы в зависимость от подарков. Иногда он просто объявляет: "Не хочу", "Не пойду". Тогда бабушка говорит: "Он такой слабенький! Пусть отдохнет".

За овчаркой ухаживает Славина бабушка. Чистит аквариум и меняет, воду Славина тетя. Самому Славе все это давно надоело.

Иногда он гуляет по селу - и всякий раз кто-нибудь приходит на него жаловаться: то он ударил малыша, то залепил снежком в лицо старухе. "Слава очень нервный ребенок", - говорит в таких случаях бабушка. Эту формулу усвоил и сам Слава. Когда ему делаешь замечание, он безмятежно смотрит тебе в лицо и объясняет: "Я очень нервный". На днях, развлекаясь, Слава вылил из окна кувшин воды на женщину, которая пришла звать Ивана Никитича к больному. Анна Павловна очень рассердилась. Она сказала сестре: "Это ты виновата, зачем ты поставила кувшин с водой на окно!"

Иногда Славе говорят: "Придется тебя наказать!" Он отвечает: "Только попробуйте! Сбегу из дому!" Тогда бабушка начинает плакать. Разумеется, никто Славу не наказывает.

- На днях Анну Павловну вызвали в школу, - горько и брезгливо кривя рот, рассказывал Иван Никитич. - Выговаривали ей, объясняли, что она неправильно воспитывает внука. Она заявила: "Вы нечутко относитесь к Славе. Вы его не понимаете!" Когда я стараюсь убедить ее, что не следует потакать Славе во всем, она отвечает: "Я не могу лишать ребенка удовольствий, детство бывает только один раз". И все остается по-прежнему. Жена моя разумная женщина и дочку воспитала толково - наша Лена была прекрасный человек, хороший инженер, отличный товарищ... А вот Славу... Она говорит: "Он у меня один остался, в нем смысл моей жизни... Я перед памятью Лены за него в ответе". И плачет. А вы думаете, он любит ее? В прошлом году Анна Павловна сломала руку. Слава ни разу ни в чем не помог ей. Как-то она попросила открыть ей дверь, он ответил: "Не маленькая, сама откроешь". Каюсь, я... я его высек тогда.

Не сдержавшись, я облегченно вздыхаю.

- Иван Никитич, - говорю я, - ну что вам сказать? Ни кулаком, ни ремнем тут не поможешь. Это, извините, чепуха. Я понимаю, все вы Славу очень любите. Но ведь с любовью тоже надо обращаться осторожно, как с лекарством или с пищей. Человек не может питаться одним шоколадом.

- Что же делать,- Семен Афанасьевич?

- Отправьте его к отцу на Магнитку.

- Жена ни за что не согласится. Ну, и отчасти права: там мачеха, чужой человек, а какой - неизвестно. Может быть, и хороший, а может... И, кроме того, понимаете, тут еще одно. Анна Павловна с сестрой росли сиротами, без матери, тяжело. Когда у нас Лена маленькая была, время было такое: мы оба работали в земской больничке, дела по горло, нянчиться с ней было некогда. А теперь, знаете, Анна Павловна и не молода, и здоровье не то - не работает, только и мыслей, что о Славе. А у Лидии Павловны детей своих нет, для нее все это новость. "Славочка, Славочка..." Вот и устроили ребенку счастливое детство...

- Счастливое, гм... Ну, а как вы думаете - здесь что-нибудь может измениться? Можно Анну Павловну как-нибудь... м-м... вразумить?

- Боюсь, что нет,..

- Так что ж тут советовать? Вы и сами все понимаете. Только, по-моему, думать о Славе и о его судьбе надо сейчас, пока еще не поздно сделать из него человека. А потом...

- Потом поздно будет. Да, я понимаю...

Он ходил по комнате хмурый, ссутулившийся.

- Вот что, Иван Никитич. Я бы вам предложил: отдайте его к нам. Но ведь Анна Павловна...

- Нет, она не согласится. Я уж думал и об этом.

- Скажите прямо, Иван Никитич: зачем же вы спрашиваете меня?

Он махнул рукой и устала опустился в кресло.

- Да, вы правы. Извините. Все это ни к чему... Помолчали. Галя вздохнула. Лицо у нее стало сердитое, насупленное. Так, бывало, смотрели Костик и Лена, когда кто-нибудь из них нечаянно или сгоряча делал больно другому: и ушибленное место болит, и себя жалко, и сдачи дать совестно - а хочется и сдачи дать, и, пожалуй, заплакать.

Через минуту мы поднялись. Проводить нас вышли Анна Павловна и Лидия Павловна. Они благодарили нас за то, что мы их навестили, очень просили приходить еще.

- Вы мне разрешите как-нибудь вернуться к нашему разговору? - сказал на прощание Иван Никитич.

...Наконец-то мы снова шагаем по тихой лесной дороге.

- Ну вот и побывали в гостях, - говорю я. - Теперь смотри, раньше чем через год не зови - не пойду!

Галя засмеялась. Но тут же сказала, что ей очень жалко всех: и Ивана Никитича, и Анну Павловну, и Лидию Павловну. Такие славные люди, такие у всех хорошие лица... И видно, всем было так неприятно... Жаль их.

Я слушал ее и снова видел перед собой Ивана Никитича. Да, хорошее у него лицо. Умное, серьезное. Высокий лоб. Сильный, одаренный человек. У него такие талантливые руки, такой зоркий взгляд. Скольким людям он возвратил здоровье, а может быть, и спас жизнь. Так почему же он позволяет, чтобы у него в доме совершалось преступление? Если исход будет трагический - а он не может быть иным, - кто станет отвечать за исковерканную, неудачную жизнь? Тогда поздно будет разбирать это с точки зрения педагогической, психологической и со всех иных возможных точек зрения,

- Нет, - сказал я Гале, - мне их не жаль!

* * *

После памятного первомайского вечера комсомольцы сахарозавода не забывали нас, за лето дружба наша окрепла. Недели за две перед Ноябрьскими праздниками нас снова навестили Маша Горошко с двумя подругами. Лица у них были веселые, таинственные. Взяв список ребят, они против каждой фамилии помечали: "белый", "чёрный", "рудый", а если не знали кого, говорили:

- Ну-ка, приведите его, поглядеть надо,

- На что вам? - приставали наши.

- Да уж надо, - туманно отвечали девушки.

Секрет раскрылся 8 ноября. Комсомольцы приехали к нам в гости. А в конце вечера они открыли большой ящик, на который мы поглядывали с интересом, но из деликатности но спрашивали, откуда он взялся и зачем.

- Кто у вас тут будет Настасья Величко? Это ты и есть Величко? Тут написано "беленькая". Покажись. И вправду беленькая? Вправду! Ну, держи розовую тканину, раз беленькая...

Назад Дальше