— Он торговец зерном.
Фьючерсные сделки или что-то в этом роде. Во время войны он сумел
сколотить состояние. А затем его преумножить. Выждал, когда цены
рванут вверх, и продал зерно умирающим от голода миллионам в
Европе и Азии. В юности он обладал блестящим умом. Был чуть ли не
гением. Сферой его деятельности были математика и физика. Он мог
стать яркой звездой среди профессоров любого университета страны.
Сын был единственным золотым плодом моего во всем остальном
ужасного брака. Он использовал свой талант, но только не по
назначению. Он крутился как белка в колесе и заключал сделки,
обращая себе на пользу любое движение рынка и все прорехи в
законах. Не так давно я прочитал, что сын стал самым молодым
мультимиллионером Америки, сколотившим состояние собственными
руками. И сделал он это с хладнокровием охранника
концентрационного лагеря. Так было сказано в журнале «Тайм».
— Мне не довелось этого прочитать, — сказал Деймон.
— Я не ношу экземпляра в кармане, чтобы похвастаться своим
друзьям, — со слабой улыбкой ответил мистер Грей.
— Я даже не знал, что у вас есть сын.
— Разговор о нем причиняет мне боль.
— Вы и о своей жене почти ничего не говорили. Я решил, что
это для вас неприятная тема.
— Жена умерла молодой, — пожал плечами мистер Грей. — Не
очень большая потеря. Я был застенчивым мальчиком, а она почти
блаженной. Будущая жена была первой девочкой, позволившей мне себя
поцеловать. Думаю, что и умерла она от стыда. Стыда за то, что
существует и занимает место на планете. С момента её рождения в
ней не теплилось даже искорки подлинной жизни. У неё была душа
рабыни. Сын, как я полагаю, стал тем, что он есть, глядя на свою
мать. Он, видимо, поклялся сделать все, чтобы превратиться в её
противоположность. А меня он презирает. В нашем последнем
разговоре он сказал — и его голос все ещё звучит в моих ушах. Он
сказал, что если я готов всю жизнь грызть сухую корку, сидя в
углу, то он на это не согласен, — мистер Грей издал короткий
смешок и продолжил: — Итак, я все ещё торчу в углу, а мой сын —
самый молодой мультимиллионер в Америке, сколотивший состояние
своими руками. — Мистер Грей вздохнул, допил бренди и
вопросительно посмотрел на Деймона:
— Как ты полагаешь, я могу выпить ещё рюмку?
— Конечно, — ответил Деймон и наполнил его бокал.
Мистер Грей низко наклонил голову и вдохнул аромат коньяка.
Deilnms показалось, что старик плачет и пытается это скрыть.
— Ну так, — наконец сказал он, не поднимая головы, — я
задерживаю тебя не для того, чтобы ты рыдал со мной о моей
неудавшейся личной жизни. Поздняя ночь и старец, немного
перебравший бренди… — конец фразы повис в воздухе. — Если тебе не
трудно, Роджер… Я оставил портфель в прихожий, не мог бы ты его
принести?
Деймон не торопился возвращаться с портфелем, давая
возможность мистеру Грею высушить слезы. Он слышал громкое
сморкание старика. Портфель оказался тяжелым, и Деймон недоумевал,
что носит в нем мистер Грей и с какой стати он притащил его на
вечеринку.
— А, вот и мы, — весело произнес мистер Грей, когда Деймон
вошел в комнату. — Ты нашел его.
Он поставил рюмку и водрузил портфель на колени. Портфель
обычно был набит рукописями, которые он уносил домой, чтобы читать
по вечерам или в уикенд.
Портфель
обычно был набит рукописями, которые он уносил домой, чтобы читать
по вечерам или в уикенд. Мистер Грей ласково погладил потертую
кожу и латунный замок. Затем, открыв портфель, он извлек оттуда
небольшой флакон каких-то пилюль. Вытряхнув на ладонь одну, он
поместил её под язык. Деймон заметил, как трясутся покрытые сетью
набухших вен и россыпью коричневых пятен руки старика.
— Бренди заставляет сердце спешить, — произнес мистер Грей
так, словно извинялся за то, что будучи гостем, кладет в рот
продукт из собственных запасов. — Доктора меня предупреждали, но
кто может прожить без грехов? — Его голос как-то сразу окреп, а
руки перестали дрожать. — Какой это был замечательный вечер. А
Шейла у себя дома всегда выглядит просто великолепно. Неужели
прошло десять лет? Боже, и куда только они улетают? — Мистер Грей
был свидетелем на их бракосочетании. — Вы отлично подходите друг
другу. Будь я моложе, я страшно завидовал бы твоему счастью и на
твоем месте сделал бы все, чтобы это счастье не разрушить.
— Догадываюсь, что вы хотите этим сказать, — чувствуя
некоторую неловкость, вставил Деймон.
— Все эти непродолжительные исчезновения из офиса во второй
половине дня, телефонные звонки…
— Шейла и я достигли взаимопонимания, — сказал Деймон. —
Своего рода молчаливого соглашения.
— Я вовсе не осуждаю тебя, Роджер. По правде говоря, я вместе
с тобой находил какое-то странное удовольствие в твоих
послеобеденных эскападах. Я пытался представить, что значит быть
красивым и цветущим, подобно тебе, и что может чувствовать
человек, которого домогаются женщины… Эти фантазии скрашивали мне
даже самые унылые дни. Но ты уже не молод, пламя страсти пылает не
так ярко, и у тебя есть нечто ценное, что следует бережно хранить…
— Разве не вы только что вы сказали: «Кто может прожить без
греха»? — со смехом спросил Деймон, пытаясь перевести беседу в
более легкомысленное русло. — А я ведь крайне редко пью бренди.
Мистер Грей тоже рассмеялся. Теперь они стали похожи на
старых друзей, делящихся в раздевалке спортивного зала своими
мужскими похождениями.
— Ну ладно, — сказал мистер Грей. — По крайней мере, делай
так, чтобы каждый раз уносить ноги без потерь.
Лицо старика стало серьезным, и он ещё раз открыл портфель,
который все ещё держал на коленях. На сей раз он извлек на свет
туго набитый пакет из плотной желтой бумаги.
— Роджер, — негромко начал мистер Грей, — я намерен просить
тебя об огромной услуге. В этом конверте скрыты годы работы и вся
жизнь, полная надежд. Здесь — рукопись, — он смущенно рассмеялся.
— Я только что закончил эту книгу. Мою единственную книгу. Вряд ли
я успею создать ещё одну. В молодости я хотел стать писателем. Я
opnanb`k писать, но ничего не получалось. Я прочитал слишком много
чужих книг и мог понять, что мои творения ровным счетом ничего не
стоят. Поэтому я и занялся самым лучшим после сочинения книг
делом. Так я, во всяком случае, полагал. Я решил стать
проводником, кораблем или инструментом для продвижения в свет
трудов хороших писателей. В некоторых случаях мне сопутствовал
успех, но суть, как оказалось, заключалась не в этом. С возрастом
я стал думать, что, проплавав столько времени в море слов,
наблюдая за течением жизни, критикуя и редактируя, я, возможно,
набрался достаточно мудрости, чтобы создать нечто такое, что
поможет мне легче пережить закат моей жизни.