Ты отправляешься в
путешествие, в ходе которого будут дождливые дни, когда ты не
сможешь выйти из отеля. Возможно, тебе предстоять длинные дни в
поезде или бесконечные, бессонные ночи. Ты можешь устать от чужой
речи. Одним словом, надеюсь, что к возвращению ты успеешь её
прочитать. До этого времени никто (включая машинистку) не видел
этой книги. — Он глубоко вздохнул и положил руку на горло, как бы
пытаясь снять скрытый спазм. — Если ты скажешь, что книга удалась,
я покажу её другим. Если же ты найдешь сочинение скверным, я
предам его огню.
Деймон взял конверт. На нем округлым почерком мистера Грей
было написано: «Харрисон Грей. «Одиночное путешествие».
— Мне не терпится прочитать, — сказал он.
— Умоляю, — пробормотал мистер Грей, — не вздумай смотреть на
первую строку до тех пор, пока не окажешься по меньшей мере в трех
тысячах миль отсюда.
Путешествие одарило их всем, на что они надеялись — и даже
чуть больше. Они передвигались без всякого плана, следуя лишь
настроению и находя новую радость в том, что все двадцать четыре
часа в сутки принадлежали лишь друг другу. Взявшись за руки
подобно юным любовникам, они свободно бродили по набережным Сены и
по берегам Тибра, по залам Дворца Уффици, по тропам в Альпах
Швейцарии и по мостам через каналы, рядом с Большой Лагуной в
Венеции. Они в молчании стояли перед собором в Шартре и взбирались
на самый верх монастыря «Мон Сен-Мишель». Они вслух читали друг
другу то, что Генри Джеймс писал о Париже, Раскин о Венеции, а
Стендаль о Риме. Озаряемые весенним солнцем, они ели рыбную
похлебку-буйабес в ресторане высоко над гаванью Антиба и поглощали
fettuccine al pesto на побережье Лигурийского моря. Если бы не
рукопись мистера Грея, то лучшего отдыха представить было
невозможно. Когда Шейла спросила Деймона о книге, тот сказал, что
она вполне на уровне. Но он соврал. Книга висела на нем мертвым
грузом. Харрисон Грей, ещё совсем молодым человеком, несколько
месяцев плавал на паровом трампе среди островов в южной части
Тихого океана, и книга, написанная в форме романа, была
воспоминанием о тех экзотических путешествиях. Труд мистера Грея
казался Деймону скучнейшей пародией на роман Конрада «Мальчишка».
Мистер Грей — утонченный человек, с изысканным вкусом,
обладающий абсолютным слухом к языку, безошибочно указывающий на
неточности в характере воображаемого героя, мгновенно улавливающий
малейшую напыщенность или фальшь, бесконечно преданный литературе
и делавший все для её процветания, написал книгу столь банальную и
примитивную, что Деймон, читая её чуть ли не рыдал, а душа его
обливалась кровью. Он с трудом продирался через страницы, ни на
одной из которых не было даже двух фраз, следующих друг за другом
в нужном ритме и несущих в себе музыку или душу английского языка.
Чем ближе был конец путешествия, тем больше Деймон страшился того
момента, когда, вернувшись домой, он придет в офис и встретит там
qbnecn старого, любимого друга.
Но мистер Грей в который раз поступил как джентльмен и
избавил Деймона от встречи. Когда тот в первый раз после
возвращения, держа под мышкой рукопись, вошел в контору, у самого
порога его встретила рыдающая мисс Волтон, которая в то время была
почти изящной дамой, с кокетливо опущенной на лоб челкой волос
мышиного цвета. Борясь со слезами, она сказала, что не знала, где
можно найти его в Европе, чтобы сообщить о том, что мистер Грей на
прошлой неделе умер.
Борясь со слезами, она сказала, что не знала, где
можно найти его в Европе, чтобы сообщить о том, что мистер Грей на
прошлой неделе умер.
Той ночью, несмотря на то, что Нью-Йорк уже был во власти
лета, Деймон зажег камин в гостиной и принялся страницу за
страницей отправлять «Одиночное плаванье» в огонь. Это было
единственное, чем он мог почтить память своего друга.
Предаваясь воспоминаниям, Деймон все время смотрел стоящий на
стойке бара коньяк. Затем он вздохнул, поднял рюмку, осушил её
одни глотком, расплатился с барменом и вышел из отеля.
На сей раз он не стал шагать домой обычные две мили. Ему
предстояла длинная тревожная ночь с женой — ночь признаний,
объяснений и страхов, — и у Деймона не было ни малейшего желания
встретить на улице по пути домой ещё кого-нибудь из известных ему
мертвецов.
Он остановил такси и, не вступая в беседу с шофером, доехал
до дома.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Когда следующим утром, уходя на работу, он целовал Шейлу, та
казалась спокойной, но несколько утомленной и погруженной в себя.
Это была изнурительная ночь, которая началась с того момента,
когда он, едва переступив порог, услышал:
— Что должна означать твоя затея с пистолетом?
— Где ты узнала о пистолете? — ответил он вопросом на вопрос,
уже сожалея о том, что один день держал её в неведении о
случившемся.
— У меня был ленч с Оливером. Он беспокоится о тебе не
меньше, чем я.
— Ну ладно, — сказал он. — Садись. Надо поговорить. И
разговор будет долгим.
Затем, используя те же слова, что и в разговоре с Элейн, он
рассказал ей о ночном телефонном звонке. Он также пересказал Шейле
большую часть (но отнюдь не все) из того, что бывшая супруга
говорила о составлении списка людей, потенциально способных
причинить ему вред. Из страха обидеть Шейлу и, опасаясь, что та
может заподозрить его в недоверии, он не упомянул о совете
составить перечень её личных знакомых. По несколько иным
соображениям он опустил и имя звонившей ему не так давно из Чикаго
женщины ( когда-то у него была с ней связь), семья которой, как и
она сама, могли планировать месть, либо в форме физического
насилия, либо в виде платежа наличными.
— Мне не хотелось об этом спрашивать, Шейл, — сказал он после
многочасовой дискуссии, которая давно уже шла по кругу без всяких,
как ему казалось, результатов, — но нет ли человека, имеющего зуб
на тебя и пытающегося достать тебя через меня?
— Эта идея принадлежит Элейн? — спросила Шейла.
— Что-то в этом роде.
— Очень на неё похоже, — с горечью заметила Шейла и тут же
поинтересовалась: — Она опять клянчила деньги?
— Нет. Она обзавелась богатым дружком.
— Хвала Небесам за их крошечные милости, — не скрывая иронии,
сказала Шейла. — Посмотрим, смогу ли перечислить своих врагов… Да
jnmewmn. В одной из моих групп имеется пятилетний малыш, который
меня ненавидит, так как я его поставила в угол на десять минут.
Злодей был наказан за то, что обидел до слез маленькую девочку. —
Она улыбнулась и закончила: — Час, однако, поздний и моя голова в
тумане. Поэтому сейчас пошли спать, а утро, как известно, вечера
мудренее.
Но вот наступило утро обычного рабочего дня, а она казалась
озабоченной и подавленной.