– Сэр, если мое постыдное бегство из вашего дома даст вам возможность проявить ваши таланты при защите Марденфорда, то я смогу пережить смущение по этому поводу.
– Мне хочется загладить вину перед вами не за ваш уход, а за то, что я оказался на редкость несообразительным. Только потом я понял: ваш визит был чрезвычайно любезным жестом. После суда прошел месяц, и не думаю, что хоть кто-то еще вспомнил, что значил для меня этот день. Для всех остальных Бинчли уже был покойником. Сожалею, что не оценил ваше сочувствие и так грубо обошелся с вами, когда вы пришли.
В ней вновь проснулось раздражение; было очевидно, что Найтридж вкладывал в свои слова какой-то особый смысл.
– Не хочу выглядеть неблагодарной, сэр, но думаю, что вы не за то извиняетесь. Было бы гораздо уместнее, если бы вы извинялись не за мои поступки, а за свои.
– Не могу с вами согласиться, миледи.
Снова посмотрев в лицо собеседнику, Шарлотта поняла, что он и на сей раз не кривил душой. Судорожно сглотнув, она прошептала:
– Мистер Найтридж, возможно, ваше… состояние тогда сбило вас с толку, поэтому вам трудно понять, что произошло на самом деле. Действительно, я посетила вас именно по упомянутому вами поводу, а вы принялись домогаться меня.
– Думаю, вы преувеличиваете.
– Преувеличиваю? Ничего подобного, сэр. И имейте в виду: моя репутация едва не пострадала из-за вашего поведения. Вы вели себя совершенно непростительным образом.
– А мне представлялась совсем иная картина.
– Мистер Найтридж, уж если мы заговорили об этом, позвольте напомнить вам…
– Благодарю, не стоит. Мои воспоминания удивительно свежи и живы. Я совершенно отчетливо помню женщину, которую обнимал. И ей это очень даже нравилось. Более того, она была весьма податлива.
Шарлотта едва не задохнулась от возмущения.
– Мистер Найтридж, как вы осмеливаетесь…
– Я помню, что в ответ вы поцеловали меня необыкновенно чувственно и страстно, – продолжал он, глядя ей прямо в глаза.
– Но сэр…
– Мне вспоминается также расшнурованный корсет и прекраснейшая грудь, которую я ласкал и целовал. И поверьте, миледи, только глупец мог бы сожалеть об этом. С моей стороны было бы лицемерием извиняться за эту часть визита. Полагаю, вы не должны требовать от меня такой лжи.
Шарлотта медлила с ответом. Она пыталась найти слова, чтобы выразить свое возмущение, но в голову ничего не приходило. Шокирующая откровенность Натаниела ужасно волновала и туманила рассудок; она чувствовала, как колени ее подгибаются, а между ног разливается приятное тепло.
Найтридж подошел поближе, и она подумала, что он собирается поцеловать ее прямо здесь, – а ведь за дверью еще оставались некоторые из Гостей. Конечно же, ей следовало отойти от него побыстрее, однако она не могла сделать ни шага.
Натаниел же улыбнулся и проговорил:
– Поверьте, я прекрасно помню все наши ласки и все поцелуи и не могу притворяться, что ничего этого не было. Я пытался, но обнаружил, что не способен поддерживать обман.
Шарлотта со вздохом закрыла глаза в ожидании поцелуя. Она ждала, когда теплые губы Найтриджа прижмутся к ее губам, а его сильные руки крепко обнимут ее.
Она ждала, что ее вновь охватит пламя страсти.
Однако ничего не происходило. Не было ни поцелуя, ни даже прикосновения. Снова вздохнув, она открыла глаза и увидела спину Натаниела, выходящего в главную гостиную.
Глава 4
В эту ночь Шарлотте никак не удавалось уснуть – ее одолевали мысли о Найтридже, одолевали воспоминания об их объятиях и поцелуях. То и дело вспоминалась полутемная гостиная Линдейла, едва освещаемая светом нескольких свечей. Возле окон играли музыканты, и было слышно, что в соседней комнате шла карточная игра.
Картины же, висевшие на стенах, можно было рассмотреть тишь с трудом – как и гостей, расположившихся на диванах и в шезлонгах.
Почему-то казалось, что вся атмосфера этой гостиной требовала разговоров шепотом и поцелуев украдкой, однако собравшиеся говорили довольно громко и даже смеялись время от времени. И если бы не женщины в полумасках и не обнимавшиеся повсюду парочки, то вполне можно было бы подумать, что все происходящее – самый обычный званый вечер.
Именно эта обыденность и удивила ее. Она ожидала чего-то совершенно необычного – вроде тех вакханалий, что были изображены на полотнах, украшавших стены. Однако все гости выглядели вполне пристойно, хотя и казались выходцами из другого мира.
Некоторых мужчин Шарлотта узнала. Но она не знала, знали ли ее, и поэтому ужасно нервничала.
– Вы понимаете, что здесь вам не место? – послышался рядом чей-то голос.
Шарлотта замерла. Голос показался знакомым, и звучал он так, словно этот мужчина давал понять, что узнал ее.
Она обернулась и увидела… Аполлона, сидевшего в шезлонге. Перевязанная в поясе льняная белая туника чуть прикрывала его колени, золотистые волосы обрамляли лицо, а на ногах были бронзового цвета сандалии. Он сидел в одиночестве и не принимал участия в разговорах и увеселениях.
Натаниелу Найтриджу очень подходила роль бога света, и Шарлотта не могла оторвать от него глаз. Он же едва заметно улыбнулся и сказал:
– Садитесь сюда, пожалуйста, тогда никто не подойдет к вам – Натаниел указал на край своего шезлонга.
– Благодарю вас, – кивнула Шарлотта.
Она подошла поближе и осторожно присела на краешек подушки.
Натаниел молча прикрыл глаза; казалось, он слушал музыку. Через минуту-другую глаза его открылись, и он снова посмотрел на нее.
– Вы разочарованы? Может, вы ожидали увидеть здесь обнаженных мужчин, извивающихся на ковре, и обнаженных женщин, подающих закуски?
– Полагаю, что да, – прошептала Шарлотта.
Он окинул ее цепким взглядом, и на губах его вновь появилась улыбка.
– Вы пришли просто понаблюдать или развлечься?
– Ни то ни другое.
– Тогда зачем?
Действительно, зачем? Ответа не находилось. Хотя час назад все было абсолютно ясно.
– А может, вам не хотелось оставаться дома одной? – допытывался Найтридж.
Этот вопрос поставил ее в тупик. Шарлотта отвернулась и посмотрела на музыкантов. Краем глаза она видела, что Найтридж не сводит с нее глаз; он смотрел на нее так пристально, что ей сделалось не по себе, словно она сидела перед ним обнаженная.
Когда же она снова к нему повернулась, взгляд его потеплел и он тихо проговорил:
– Сегодня у нас с вами много общего. Полагаю, здесь не самое плохое место, если хочется спрятаться от себя самого. Звучит приятная музыка, и веселье других отгоняет неприятные мысли.
«А ведь он прав», – подумала Шарлотта. Она неплохо знала мистера Найтриджа. но сейчас перед ней был совершенно другой человек. Найтридж, которого она знала, никогда не отличался тонкостью чувств – во всяком случае. так ей всегда казалось.
И никогда, никогда не выглядел он таким… ранимым и беззащитным. Этот Аполлон, сидевший перед ней в полутемной гостиной, казался самым обыкновенным смертным.
А может, он недавно проиграл процесс? Да-да, наверное, в этом все дело. Ей вдруг вспомнилось, что мальчишка, продававший газеты, выкрикивал что-то подобное на Оксфорд-стрит в начале недели.
Вероятно, это и являлось причиной его странного поведения. Не исключено, что он проиграл впервые в жизни.
Собравшись с духом, Шарлотта прошептала:
– Вам не нужно прятаться от себя. Вы ведь не Господь Бог и вы сделали все, что смогли.
Натаниел молча нахмурился. Какое-то мгновение ей казалось, что он сейчас встанет и уйдет. Но вскоре его глаза потеплели – вероятно, он понял, что она искренне ему сочувствует, так что глупо было на нее сердиться.