Едва лишь переговорыдоходят до этой критической точки, едва лишь одна из королев должна безусловнои непреложно поступиться кое-чем из своих прав, как начинаются увертки и ложь.Каждая придерживает свой козырь; так игра затягивается до бесконечности,клонясь к трагической развязке. Резко обрывает Мария Стюарт переговоры насчетохранной грамоты – вы словно слышите скрежет разрываемой ткани: «Когда б моиприготовления не подвинулись так далеко, быть может, недружественное поведениевашей августейшей госпожи и помешало б моей поездке. Однако теперь я полнарешимости отважиться на задуманное, к чему бы это ни привело. Уповаю, что ветербудет благоприятный и нам не придется приставать к английскому берегу. Если жеэто случится, ваша августейшая госпожа заполучит меня в свои руки. Пусть тогдаделает со мной, что хочет, и если она столь жестокосерда, что жаждет моейсмерти, пусть принесет меня в жертву своему произволу. Быть может, такой выходдля меня и лучше, чем это земное странствие. Да сбудется же и здесь волягосподня!»
И снова в ее словах прорывается все тот же опасный, самонадеянный,решительный тон. Скорее мягкая, беспечная и легкомысленная по натуре, болеесклонная искать утех жизни, чем борьбы; Мария Стюарт становится тверже стали,упрямой и смелой, едва дело коснется ее чести, ее королевских прав. Лучшепогибнуть, чем склонить выю, лучше королевская блажь, чем малодушная слабость.В тревоге доносит посол в Лондон о своей неудаче, и Елизавета, как более,мудрая и гибкая правительница, тотчас же идет на уступки. Сразу же выправляетсяохранная грамота и отсылается в Кале. Однако она приходит с двухдневнымопозданием. Мария Стюарт тем временем отважилась пуститься в дорогу, хоть вЛа-Манше ей угрожает встреча с английскими каперами: лучше смело и независимоизбрать опасный путь, чем ценою унижения – безопасный. Елизавета упустилаединственную представившуюся ей возможность миром разрешить конфликт, обязавблагодарностью ту, кого она страшится как соперницы. Но политика и разум редкоследуют одним путем: быть может, именно такими упущенными возможностями иопределяется драматическое развитие истории.
Словно обманчивое сияние вечернего солнца, одевающее ландшафт в пурпур изолото, предстает перед Марией Стюарт в прощальном спектакле, данном в еечесть, вся пышность и великолепие французского церемониала. Ибо не одинокой ивсеми оставленной придется той, что царственной невестой ступила на эту землю,покинуть места своего былого владычества; да будет ведомо всем, что не беднойсирой вдовой, не слабой беспомощной женщиной возвращается на родину шотландскаякоролева, но что меч и честь Франции на страже ее судьбы. От Сен-Жерменскогодворца и до самого Кале провожает ее блестящая кавалькада. На конях подбогатыми чепраками, щеголяя расточительной роскошью французского Ренессанса,бряцая оружием, в золоченых доспехах с богатой инкрустацией, провожаетвдовствующую королеву весь цвет французской нации – впереди в парадной карететрое ее дядей, герцог де Гиз и кардиналы Лотарингский и Гиз. Марию Стюартокружают четыре верные Марии, знатные дамы, служанки, пажи, поэты и музыканты;следом за пестрым поездам везут тяжелые сундуки с драгоценной утварью и взакрытом ковчежце – сокровища короны. Королевой, во всем блеске и славе, средипочестей и поклонения, такой же, какой она прибыла сюда, покидает Мария Стюартотчизну своего сердца. Отлетела только радость, когда-то сиявшая в глазахребенка. Проводы – это всегда лишь закатное сияние, последняя вспышка света напороге ночи.
Большая часть княжеского поезда остается в Кале. Дворяне возвращаются домой.Завтра им предстоит в Лувре служить другой королеве, ведь для царедворца важенсан, а не человек, его носящий. Все они забудут Марию Стюарт; едва лишь ветернадует паруса галеонов, от нее отвернутся сердцем все те, кто сейчас, возведягоре восторженные очи и пав на колени, клянется ей в вечной преданности и нарасстоянии. Проводы для этих всадников – всего лишь пышная церемония, подобнаякоронации или погребению.
Завтра им предстоит в Лувре служить другой королеве, ведь для царедворца важенсан, а не человек, его носящий. Все они забудут Марию Стюарт; едва лишь ветернадует паруса галеонов, от нее отвернутся сердцем все те, кто сейчас, возведягоре восторженные очи и пав на колени, клянется ей в вечной преданности и нарасстоянии. Проводы для этих всадников – всего лишь пышная церемония, подобнаякоронации или погребению. Искреннюю печаль, неподдельное горе ощущают приотъезде Марии Стюарт только поэты, чьей более чуткой душе дан вещий дарпредвидеть и пророчить. Они знают: с отъездом этой молодой женщины, грезившей одворе – прибежище радости и красоты, музы покинут Францию; наступает темнаяпора как для них, так и для других французов – пора политической борьбы,междоусобиц и распрей, пора гугенотских восстаний, Варфоломеевской ночи, фанатиков и изуверов. Уходит все рыцарское иромантическое, все светлое и беспечально прекрасное – вместе с этим юнымвидением уходит и расцвет искусств. Созвездие «Плеяды», поэтический семисвечник, скоро померкнет под омраченнымвойною небом. С Марией Стюарт, печалуются поэты, отлетают столь любезные намрадости духа:
Ce jour le même voile emporta loin de France
Les Muses, qui songoient y faire demeureance.
В тот день корабль унес от наших берегов
Всех муз, во Франции нашедших верный кров.
И снова Ронсар, чье сердце молодеет при виде юности и красоты, в своейэлегии «Au départ» прославляет очарованиеМарии Стюарт, словно хочет удержать в стихах то, что навек утрачено для еговосхищенных взоров, и в искренней скорби создает поистине красноречивую жалобу:
Comment pourroient chanter les bouches des poètes,
Quand, par vostre départ les Muses sont muettes?
Tout ce qui est de beau ne se garde longtemps,
Les roses et les lys ne régnent qu’un printemps.
Ainsi votre beauté seulement apparue
Quinze ans en notre France, est soudain disparue,
Comme on voit d’un éclair s’évanouir le trait,
Et d’elle n’a laissé sinon le regret,
Sinon le déplaisir qui me remet sans cesse
Au coeur le souvenir d’une telle princesse.
Как может петь поэт, когда, полны печали,
Узнав про ваш отъезд, и музы замолчали?
Всему прекрасному приходит свой черед,
Весна умчится прочь, и лилия умрет.
Так ваша красота во Франции блистала
Всего пятнадцать лет, и вдруг ее не стало,
Подобно молнии, исчезнувшей из глаз,
Лишь сожаление запечатлевшей в нас,
Лишь неизбывный след, чтоб в этой жизни бренной
Я верность сохранил принцессе несравненной.
Двор, знать и благородное рыцарство забудут отсутствующую, одни лишь поэтыостанутся верны своей королеве; ибо в глазах поэтов несчастье – это истинноеблагородство, и та, чью гордую красоту они воспели, станет им вдвое дороже всвоей печали. Верные провожатые, восславят они ее Жизнь и смерть. Когда человеквозвышенной души проживет свою жизнь, уподобив ее стихам, драме или балладе,всегда найдутся поэты, которые все снова и снова станут воссоздавать ее дляновой жизни.
В гавани в Кале уже дожидается великолепно разукрашенный, сверкающий свежейбелизной галеон; на этом адмиральском судне, на котором вместе с шотландскимразвевается и французский королевский штандарт, сопровождают Марию Стюарт еевельможные дядья, избранные царедворцы и четыре Марии, верные подруги еедетских игр; два других корабля его эскортируют. Галеон еще не выбрался извнутренней гавани, еще не поставлены паруса, а первый же взгляд, обращенныйМарией Стюарт в неведомую морскую даль, натыкается на зловещее знамение; толькочто вошедший в гавань баркас терпит крушение у прибрежных скал, его пассажирамгрозит смерть в волнах.