Я имѣлъ нѣкоторое основанiе надѣяться, что смогу тамъ устроиться. За сезонъ я успѣлъ скопить небольшую сумму денегъ, достаточную на то, чтобы добраться до Москвы. Въ Москвѣя съ удовольствiемъ убѣдился, что моя работа въ Тифлисѣне прошла незамѣченной для театральныхъ профессiоналовъ столицы. Приглашенiе меня извѣстнымъ въ то время антрепренеромъ Лентовскимъ въ его труппу для лѣтняго сезона оперы въ Петербургской «Аркадiи» сулило мнѣкакъ будто удачное начало столичной карьеры. Но эта надежда не оправдалась. И въ художественномъ, и въ матерiальномъ отношенiяхъ антреприза Лентовскаго не дала мнѣничего, кромѣдосадныхъ разочарованiй. мнѣсуждено было обратить на себя вниманiе петербургской публики зимой этого же года въ частной оперѣ, прiютившейся въ удивительно неуютномъ, но хорошо посѣщаемомъ публикой Панаевскомъ театрѣна Адмиралтейской набережной. Въ этомъ оперномъ товариществѣгосподствовалъ весь тотъ репертуаръ, который давался для публики мелодически настроенной, а главное, что привлекало — Мейерберъ. Мнѣвыпало пѣть Бертрама въ «Робертѣ-Дьяволѣ». При всемъ моемъ уваженiи къ эффектному и блестящему мастерству Мейербера, не могу, однако, не замѣтить, что персонажи этой его оперы чрезвычайно условны. Матерiала для живого актерскаго творчества они даютъ мало. Тѣмъ не менѣе, именно въ роли Бертрама мнѣудалось чѣмъ то сильно привлечь къ себѣпублику. Не только молодой голосъ мой ей очень полюбился — цѣнители пѣнiя находили въ немъ какiя то особые, непривычные тембры — но и въ игрѣмоей публикѣпочудилось нѣчто оригинальное, а между тѣмъ я драматизировалъ Бертрама, кажется, шаблонно, хотя этой странной фигурѣя будто бы придавалъ не совсѣмъ оперную убѣдительность. Въ общѣстве обо мнѣзаговорили, какъ о пѣвцѣ, котораго надо послушать. Это граничило уже съ зарождающейся славой. Признакомъ большого успѣха явилось то, что меня стали приглашать въ кое-какiе свѣтскiе салоны. Мое первое появленiе въ одномъ изъ такихъ салоновъ, кстати сказать, возбудило во мнѣсомнѣнiе въ подлинной воспитанности такъ называемыхъ людей свѣта.
Фракъ, не на меня сшитый, сидѣлъ на мнѣ, вѣроятно, не совсѣмъ безукоризненно, манеры у меня были застѣнчиво-угловатыя, и за спиной я въ салонѣслышалъ по своему адресу смѣшки людей, понимавшихъ, очевидно, толкъ въ портновскомъ дѣлѣи въ хорошихъ манерахъ…
Въ Петербургѣжилъ тогда замѣчательный. человѣкъ, Тертiй Ивановичъ Филипповъ. Занимая министерскiй постъ Государственная Контролера, онъ свои досуги страстно посвящалъ музыкѣи хоровому русскому пѣнiю. Его домашнiе вечера въ столицѣславились — пѣвцы считали честью участвовать въ нихъ. И эта честь, совершенно неожиданно, выпала на мою долю почти въ самомъ началѣмоего петербургскаго сезона, благодаря моимъ друзьямъ бар. Стюартамъ. 4 января 1895 года у Т.И.Филиппова состоялся большой вечеръ. Пѣли на немъ все большiя знаменитости. Игралъ на рояли маленькiй мальчикъ, только что прiѣхавшiй въ столицу. Это былъ Iосифъ Гофманъ, будущая великая знаменитость. Выступала и изумительная сказительница народныхъ русскихъ былинъ крестьянка Федосова. И вотъ между замѣчательнымъ вундеркиндомъ и не менѣе замѣчательной старухой выступилъ и я, юный новичок-пѣвецъ. Я спѣлъ арiю Сусанина изъ «Жизни за Царя». Въ публикѣприсутствовала сестра Глинки, г-жа Л.И.Шестакова, оказавшая мнѣпослѣмоего выступленiя самое лестное вниманiе. Этотъ вечеръ сыгралъ большую роль въ моей судьбѣ. Т.И.Филипповъ имѣлъ большой вѣсъ въ столицѣне только, какъ сановникъ, но и какъ серьезный цѣнитель пѣнiя. Выступленiе мое въ его домѣпроизвело извѣстное впечатлѣнiе, и слухъ о моихъ успѣхахъ проникъ въ Императорскiй театръ.
Дирекцiя предложила мнѣзакрытый дебютъ, который скоро состоялся, а 1-го февраля Дирекцiя уже подписала со мной контрактъ. Мои первыя выступленiя назначены были весною. Менѣе чѣмъ черезъ годъ послѣпрiѣзда въ Петербургъ я, такимъ образомъ, достигъ предельной мечты всякаго пѣвца. Я сделался артистомъ Императорскихъ театровъ. Мнѣбылъ 21 годъ.
11
Императорскiе театры, о которыхъ мнѣпридется сказать не мало отрицательнаго, несомнѣнно имѣли своеобразное величiе. Россiя могла не безъ основанiя ими гордиться. Оно и не мудрено, потому что антрепренеромь этихъ театровъ былъ никто иной, какъ Россiйскiй Императоръ. И это, конечно, не то, что американскiй миллiонеръ-меценатъ, англiйскiй сюбскрайберъ или французскiй командитеръ. Величiе Россiйскаго Императора — хотя онъ, можетъ быть, и не думалъ никогда о театрахъ — даже черезъ бюрократiю отражалось на всемъ веденiи дѣла.
Прежде всего, актеры и, вообще, всѣработники и слуги Императорскихъ театровъ были хорошо обезпечены. Актеръ получалъ широкую возможность спокойно жить, думать и работать. Постановки оперъ и балета были грандiозны. Тамъ не считали грошей, тратили широко. Костюмы и декорацiи были дѣлаемы такъ великолѣпно — особенно въ Марiинскомъ театрѣ— что частному предпринимателю это и присниться не могло.
Можетъ быть, Императорская опера и не могла похвастаться плеядами исключительныхъ пѣвцовъ и пѣвицъ въ одну и ту же пору, но все же наши россiйскiе пѣвцы и пѣвицы насчитывали въ своихъ рядахъ первоклассныхъ представителей вокальнаго искусства. На особенной высотѣвъ смыслѣартистическихъ силъ стояли Императорскiе драматическiе театры, дѣйствительно блиставшiе плеядой изумительныхъ актеровъ, жившихъ въ одно и то же время. На очень большой высотѣстоялъ и Императорскiй балетъ.
Наряду съ театрами существовали славныя Императорскiя Консерваторiи въ Петербургѣи Москвѣсъ многочисленными отдѣленiями въ провинцiи, питавшiя оперную русскую сцену хорошо подготовленными артистами, и, въ особенности, музыкантами. Существовали и Импера-тороая Драматическiя школы. Но исключительно богато была поставлена Императорская балетная школа. Мальчики и дѣвочки, въ нѣжномъ возрастѣпринимаемые въ спецiальныя балетныя школы, жили въ нихъ всѣинтернами, и, помимо спецiальнаго балетнаго курса, проходили въ самихъ стѣнахъ этихъ школъ еще и общеобразовательный курсъ по полной гимназической программѣ.
Въ какой другой странѣна свѣтѣсуществуютъ столь великолепно поставленныя учрежденiя? Въ Россiи же они учреждены болѣе ста лѣтъ тому назадъ. Неудивительно, что никакiя другiя страны не могутъ конкурировать съ Россiей въ области художественнаго воспитанiя актера.
Бывали и у насъ, конечно, плохiе спектакли — плохо пѣли или плохо играли, — но безъ этого не проживешь. То артистическое убожество, которое приходится иногда видѣть въ серьезныхъ первоклассныхъ европейскихъ и американскихъ театрахъ, на Императорской сценѣпросто было немыслимо. Оно, впрочемъ, рѣдко встрѣчалось даже въ среднемъ провинцiальномъ русскомъ театрѣ… Вотъ почему, когда въ Европѣслышишь первокласснаго скрипача, пiаниста или пѣвца, видишь замѣчательнаго актера, танцора или танцовщицу, то это очень часто артисты русскаго воспитанiя.
Мнѣнепрiятно, что только что сказанное звучитъ какъ бы бахвальствомъ. Эта непривлекательная черта присуща, къ сожалѣнiю, русскому человѣку — любитъ онъ не въ мѣру похвастаться своимъ. Но у меня къ этому нѣтъ склонности. Я просто утверждаю факты, какъ они есть.
Понятно, съ какимъ энтузiазмомъ, съ какой вѣрой я вступилъ въ этотъ заветный рай, какимъ мнѣпредставлялся Марiинскiй театръ. Здѣсь — мечталось мнѣ— я разовью и укреплю дарованныя мнѣБогомъ силы. Здѣсь я найду спокойную свободу и подлинное искусство. Передо мною, во истину, разстилался въ мечтахъ млечный путь театра.