— Мы же в Ки-Уэст! — Мокси открыла его маленькую тайну.
— Чудеса, — Флетч взял у Фредерика Муни дорожную сумку. — Чертов пилот. Высадил нас не там, где следовало.
— На Юнион-сквэа? — осведомился Муни.
— Что мы делаем в Ки-Уэст?
Флетч решил, что лучше обойти здание аэровокзала.
— Ты же жаловалась, что тебе надоела дорога 41.
— И что?
— Все дороги заканчиваются в Ки-Уэст. Обычно, на набережной.
На стоянке их поджидали две машины.
— Флетч, — в голосе Мокси слышалась тревога, — эта женщина, главный детектив, предупреждала, что мы не должны повидать Форт-Майерс. По крайней мере, она просила меня не уезжать из Форт-Майерса.
— Вроде бы она говорила что-то такое и мне.
Мокси остановилась, повернулась к Флетчу.
— Так что мы делаем в Ки-Уэсте?
— Скрываемся.
— Но нам сказали…
— Слова — еще не закон, знаешь ли.
— Правда?
— Да. Мы не отпущены под залог или на поруки. Нас еще ни в чем не обвинили.
Фредерик Муни уже залезал на заднее сидение такси.
— Но мы сбежали?
— Можно сказать, да. И люди, узнав об этом, могут подумать, что ты виновна.
— Веселенькое дельце. В интересную ты втравил меня историю.
— Мокси, а разве ты не виновна? — Взгляд ее метнулся на молчаливого шофера, на усевшегося на заднее сидение отца. — Мало у кого была такая уникальная возможность, учитывая сложившиеся обстоятельства, всадить нож в спину достопочтенного Стива Питермана. В нашем разговоре, — Флетч посмотрел на небо, намекая на недавний полет, — ты привела достаточно веские доводы, побудившие тебя разделаться с Питерманом. Налицо и возможность, и мотив.
— То есть, мне не следовало говорить тебе об этом?
— Оправдывающие обстоятельства для меня почти что признание.
В этот момент Мокси действительно выглядела осунувшейся и состарившейся.
— Пошли. Составим компанию Фредди. А не то он уедет незнамо куда.
Они тоже сели на заднее сидение, Мокси — посередине, Флетч — с краю.
— Голубой дом, — скомандовал Флетч. — На Дувэл-стрит.
Такси тронулось с места. Флетч повернулся к Мокси.
— Я попросил моего друга приютить нас в его доме.
Фредерик Муни приложился к бутылке.
— Несколько дней мира и покоя не повредят…
Мокси вылезла из кабины, пока Флетч расплачивался с водителем. Посмотрела на дом, в котором горели все окна.
— Ирвин, Голубой дом совсем не голубой.
— Не может быть.
— Или я сошла с ума. Даже при таком свете я могу сказать, что Голубой дом — не голубой.
Флетч помог Фредерику Муни выбраться из такси.
— Жителям Ки-Уэста свойственны разные чудачества. Сомневаюсь, что ты пробудешь здесь достаточно долго, чтобы привыкнуть к ним.
Мокси повертела головой, посмотрела на небо.
— И что же мне теперь делать?
— Будь хорошей девочкой, — ответил Флетч, помогая Фредерику Муни преодолеть три ступеньки, ведущие к двери.
— Мистер Питерман, — наконец заговорил Фредди. — Вы очень милый человек, но мне придется ударить вас, если вы не перестанете меня опекать.
— Извините, — Флетч тут же отпустил его.
Муни качнуло.
— Из-за вас я нетвердо стою на ногах.
Вслед за мужчинами Мокси вошла в холл.
— Почему этот Голубой дом белый?
— Слушай, ну не мог же хозяин назвать его Белый дом? Надо же уважать основы нашей государственности.
Четы Лопесов, которая поддерживала порядок в доме, нигде не было. Флетч знал, что жили они в собственном доме, отделенном от Голубого высоким забором. Парадную дверь они оставили незапертой, свет горел везде, даже в биллиардной, в столовой они нашли поднос со свеженарезанными сэндвичами и ведерко со льдом, полное банок с пивом.
Флетч прошелся по комнатам, всюду выключая свет.
— Я покажу вам ваши апартаменты.
— Но еще нет и девяти часов, — возмутилась Мокси.
— В Ки-Уэст время ничего не значит, — он уже поднимался по лестнице. — Часам тут верить нельзя.
За ним последовал Фредерик Муни.
— Вперед и вверх! — изрек он. Замыкая шествие, Мокси тяжело вздохнула.
Флетч указал на первую дверь справа.
— Ваша комната, мисс Муни. Надеюсь, вы останетесь довольны. Полотенца в ванной.
Она заглянула в комнату, затем посмотрела на Флетча.
— Я должна дать тебе чаевые?
— Если у вас возникнут проблемы с кондиционером, не стесняйтесь, позвоните вниз.
Флетч открыл следующую дверь.
— Это ваша комната, мистер Муни. Видите? Отличная двуспальная кровать.
— Очень хорошо, — пошатываясь, Фредерик Муни прошел в комнату. — Когда мне вставать?
— Не беспокойтесь. Мы вам позвоним.
— Лира я уже отыграл, — услышал Флетч бормотание Муни. — Должно быть, сегодня вечером будет «Ричард Третий».
Мокси все еще стояла на пороге. Даже в простеньком черном платье выглядела она очень и очень сексуально.
— Спокойной ночи, мисс Муни. Добрых вам снов.
— Спокойной ночи.
В своей комнате Флетч незамедлительно скинул мокасины, рубашку, шорты и трусы, постоял под теплой струей душа, прошел к кровати, улегся, накрывшись простыней.
И рассмеялся.
Глава 10
— Мне не терпится постареть, — Мокси вытянулась рядом с ним. — Стать морщинистой и толстой.
— Именно этого мы все тебе и желаем.
— Я говорю не про глубокую старость. А про тот возраст, когда имеешь полное право есть, сколько душе угодно, и не стесняться своего уродства.
— Жду не дождусь, когда же, наконец, придет этот день.
Мокси повернулась на бок. Теперь они лежали лицом к лицу, их обнаженные тела соприкасались по всей длине, за исключением животов.
— Тогда я смогу играть характерные роли.
— Роли толстух?
— Замужних женщин, матерей, монахинь, бабушек, деловых женщин. Ты понимаешь, о чем я. Женщин, которые кое-что повидали, знают, что почем, могут выразить в мимике свои переживания, отношение к происходящему.
Ветерок, врывающийся через открытые балконные двери протянувшийся вдоль всего второго этажа, приятно холодил вспотевшую кожу.
Мокси пришла к нему в комнату в чем мать родила, и, не торопясь, обошла ее по периметру, зажигая все лампы. Загорелая, без следов купальника, как и полагалось по ее роли в «Безумии летней ночи». Потом вскочила на кровать, сорвала с Флетча простыню, подпрыгнула, и всем телом упала на него.
Тот ойкнул и, перекатившись на бок, сбросил ее с себя.
— Не то что эта чертова роль в «Безумии летней ночи». Ты знаешь, как представлял себе сценарист мою героиню? Цитирую: «Очаровательная блондинка, американский стандарт [12] , старше двадцати лет, такая, как Мокси Муни».
— Похоже, ты идеально подходишь для этой роли.
— Ты называешь это особенностями характера?
— Ну, ты очаровательная, блондинка, женщина. Что такое американский стандарт?
— Полагаю, ты видишь его перед собой, дорогой.
— Я ничего не вижу, кроме твоих глаз, лба, носа и скул.
— Но ощущаешь, не так ли?
— О, да. Ощущаю.
— Пощупай еще. М-м-м.
— Подожди хоть минуту.
— Нет. Не хочу.
Потом он улегся на спину, наслаждаясь прохладным ветерком.
— Есть же хорошие роли для молодых. Должны быть.
— Только не в «Безумии летней ночи». Там я тело, ни о чем не думающее, невинное, большеглазое, тупое, как дерево. Я должна лишь говорить «О!» да округлять в испуге глаза. В сценарии больше «О!», чем дырок в десяти килограммах швейцарского сыра.
— Ужасно, наверное, быть еще одной прекрасной мордашкой. Или телом.
Теперь они оба лежали на спине, касаясь друг друга лишь мизинцами на ногах.
— Перестань, Флетч. Меня воспитывали и учили не для того, чтобы я стояла, как столб, и говорила «О!». Я способна на большее. Фредди и я это знаем. Я говорю это не в оправдание тому, что произошло на съемочной площадке.