Спагетти, рыба, немного вина. Легкая музыка.
— Вы хотите сказать, что Питерман не вписывался в компанию.
— Всегда в костюме-тройке. Всегда при галстуке. Не ходил на пляж, чтобы песок не попал в его туфли от Гаччи.
— Недостойное поведение.
— Постоянно на телефоне. Звонил в Рим, Женеву, Париж, Лондон, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Буэнос-Айрес. Я знаю. Телефонный счет прислали мне. Дешевле приглашать на уик-энд все французское правительство.
— Понятно. Безответственный гость.
— Каждый вечер он настаивал, чтобы все одевались и тащились в самые дорогие рестораны, ночные клубы, казино.
— И вы платили?
— Когда приносили счет, он всякий раз висел на телефоне.
— Понятно.
— Более того, увидев Мокси, он начинал досаждать ей пунктами контрактов, изменением в распорядке последующих дней, сыпал фамилиями людей, с которыми она должна встретиться через две недели в Берлине, Брюсселе, еще Бог знает где. Ни на минуту не оставлял ее в покое. А она приехала ко мне, чтобы отдохнуть.
— И поиграть с вами в игры. Вы оба избегали его?
— Старались. Но получалось у нас далеко не всегда.
— Вы играли с ним в прятки?
— Да.
— Марджори Питерман в тот уик-энд с ним не было. Так?
— Так.
— А где она была?
Флетч пожал плечами.
— Дома, доила корову. Может, занималась чем-то еще.
— Я повторяю вопрос: до сегодняшнего дня вы никогда не видели Марджори Питерман и не разговаривали с ней?
— Правильно. Нет. Никогда.
— Вы знали убитого, Стивена Питермана, и признаете, что недолюбливали его?
— Я бы не стал убивать человека из-за счета за телефон. Скорее, я бы не оплатил его и перебрался бы в Испанию.
— И у вас сложные — то любовь, то ненависть — отношения с Мокси Муни?
Флетч посмотрел на нее из-под полуопущенных век.
— На вашем месте я бы не придавал этому особого значения.
Роз Начман ответила долгим взглядом.
— Откровенно говоря, мистер Флетчер, мне представляется, что вы и мисс Муни способны на все… вместе, — она глянула на магнитофон, на список свидетелей. — Ладно, мистер Флетчер. Полагаю, мне нет нужды говорить вам, что вы не должны покидать территорию округа Форт Майерс.
— Нет, об этом вы могли бы и не говорить.
Роз Начман выключила магнитофон.
Глава 6
Вымокнув до нитки под проливным дождем, Флетч замер на верхней ступеньке лестницы, ведущей на крытую веранду, узрев знаменитый профиль Фредерика Муни.
Он в одиночестве сидел за длинным столом, спиной к ревущему, в белых бурунах, Мексиканскому заливу. Кроме него на веранде небольшого кафе в Бонита-Бич никого не было. На столе перед ним стояла ополовиненная литровая бутылка. В руке он держал наполовину выпитый стакан.
Флетч прошел к стойке бара.
— Пиво.
— Предпочитаете какой-нибудь сорт? — спросил бармен, похоже, отставной военный.
— Мне без разницы. Лишь бы холодное.
Бармен достал из холодильника банку и поставил на стойку.
— Льет, как из ведра.
— Это точно, — Флетч открыл банку. — Давно появился у вас мистер Муни?
— Приехали за ним?
— Да.
— Пару часов.
— Много он выпил?
— Не знаю.
Флетч глотнул пива.
— Вы и не знаете?
— Он пьет из своей бутылки. Принес ее с собой. Коньяк «Фундадор», пять звездочек. У меня такого нет.
У ног Фредерика Муни стояла на полу дорожная сумка.
— И вы разрешаете приходить со своей выпивкой?
— Нет. Но он дает хорошие чаевые. И щедро расплатился за пустой стакан. Раз я в не в накладе, так чего жаловаться. В конце концов, он — Фредерик Муни.
С северо-запада до веранды докатился раскат грома. Порыв ветра обдал Муни брызгами дождя.
— Он приходит сюда каждый день?
— Нет. Я думаю, что он поочередно посещает все пивные заведения на берегу.
— И в каком он был состоянии, когда вы ссудили ему стакан?
— Пить он начал еще где-то.
Ему потребовалось десять минут, чтобы подняться по лестнице. Потом мне пришлось усадить его за стол и принести снизу сумку. Подумать только, такой талантливый, знаменитый, и… — бармен открыл банку пива и себе. — Вы тоже актер?
— Да, — кивнул Флетч. — В данный момент.
— Я хочу сказать, вы из команды, что делает этот фильм, и пришли за мистером Муни. В каких фильмах вы снимались?
— «Солнце юга». Видели?
— С Элизабет Тейлор?
— Нет. С Мод Адамс.
— О, да. Помню.
— Он с кем-нибудь говорит? — Флетч кивнул в сторону Муни.
— Да, дружелюбие из него так и прет. Говорит с кем угодно. Обычно вокруг него роятся старушки. Да и молодежь тоже. Он читает стихи. Иногда громко.
— Способствует притоку клиентов?
— Это точно.
— Ходячая достопримечательность.
— Казалось бы, он должен жить на Ривьере. Суперзвезда. Он очень одинок.
— На Ривьере живут совсем не те, кому положено.
Флетч направился к столу, за которым сидел Муни. Тот даже не поднял головы. На севере сверкнула молния.
— Ваша дочь послала меня за вами, мистер Муни.
Муни по-прежнему не обращал на него ни малейшего внимания. Дыхание частое, неровное. Волосы и рубашка намокли от брызг.
Внезапно он заговорил негромким, но хорошо поставленным голосом.
— Нет, нет, нет, нет, — он посмотрел на Флетча. — Пойдем скорей в тюрьму. Вдвоем споем мы, как птицы в клетке. Когда попросишь ты моего благословления, я опущусь на колени и буду молить тебя о прощении.
Флетч сел за стол.
— Мы будем жить…
Муни продолжал декламировать, протянув руку к грозовому небу, обратив к нему лицо. Безумный взгляд его скользнул по Флетчу. Казалось, Муни сошел с ума.
В ужасе Флетч приложился к банке с пивом. По спине его пробежал холодок.
— Дело, в том… — Флетчу пришлось откашляться. — Я видел вас в «Короле Лире». Однажды. В Чикаго. Еще студентом. Не так уж и давно.
Муни скорчил гримасу.
— Только однажды?
— Да. Мне пришлось продать портативный радиоприемник, чтобы купить билет.
— Лир, — изрек Муни. — Роль, которую, по словам Чарльза Лэмба, нельзя сыграть.
Флетч поднял банку с пивом.
— За Чарльза Лэмба.
Руку, потянувшуюся за стаканом с коньяком, била дрожь.
— За Чарльза Лэмба.
Они выпили.
— Вы — актер? — спросил Муни.
— Нет.
— Что? — переспросил Муни. — Никогда не играли?
— У нас тут происшествие, — переменил тему Флетч. — На съемочной площадке. Человека зарезали.
Глаза Муни наполовину закрылись. Вновь он задышал часто, неровно.
— Убили, — добавил Флетч.
Муни откинулся на спинку стула. Оглядел стойку бара, крышу веранды, стену дождя. Глаза у него были огромные, с расширившимися зрачками, каждый вроде бы жил своей, независимой от другого жизнью. В одном отражались грусть и печаль, во втором — работа мысли. Пристально всматриваясь в его лицо, Флетч думал, как могло случится, что один глаз расположен у Муни ниже другого. То ли эта особенность — фирменный актерский прием, то ли — недогляд природы, присущий Муни от рождения.
— Не оскорбляй меня, — Муни еще не вышел из роли короля Лира.
— Вы меня слышите? Убили человека.
— Надеюсь, с Мерилин все в порядке?
— С Мерилин? Да. Но она сидела рядом с убитым.
— Кого убили?
— Стивена Питермана.
Муни нахмурился. Запустил пятерню в седые, курчавые волосы.
— Менеджера вашей дочери, продюсера.
Муни кивнул.
— Они записывали «Шоу Дэна Бакли». На съемочной площадке «Безумия летней ночи».
— Не пьеса в пьесе, — прокомментировал Муни, — но сцена на сцене.
— Именно на сцене, потому что происходило все в присутствии репортеров, с видеокамерами и фотоаппаратами.
— Но без зрителей.
— Их, действительно, не было.
— Каким отстраненным становится наше искусство. Мы уже играем не для людей, а для бездушного железа. Камеры. Аппараты. Питеркин?
— Питерман. Стивен Питерман.