Она пробежалась пальцами по выпуклости между ног.
— М-м-м-м. Приятное ощущение, даже через материю.
— И таможеннику понравился материал.
— Странные здесь таможенники.
У двери Флетч обернулся.
— Так ты скоро спустишься?
Барбара перекатилась на живот.
— Конечно. Я же сказала, что присоединюсь к вашей мужской компании.
Глава 11
Только один достойный джентльмен, с высоким стаканом в руке, не отрывал взгляда от двери, когда Флетч появился на веранде лорда Деламера в лыжных ботинках, лыжных зеленовато-синих брюках, красном свитере (с закатанными рукавами) и солнцезащитных очках. Во всяком случае, только у этого джентльмена при виде Флетча глаза вылезли из орбит и отвисла челюсть.
Остальные удостоили Флетча лишь мимолетным взглядами, продолжая непринужденную беседу.
Мужчина приподнялся, и Флетч направился к нему.
Мужчина протянул руку.
— Я — Карр. Четырехдверная модель.
— Мой отец еще не подошел? — спросил Флетч, пожимая протянутую руку.
— Не представляю себе, что могло с ним произойти, — мужчина вновь сел.
Пива в его бокале практически не осталось. Сидел он за круглым столиком в окружении трех пустых стульев. Флетч устроился напротив.
— У вас ослепительный наряд, — отметил Карр. — Потрясающий. Такую, значит, одежду носят сейчас американцы?
— Когда катаются на лыжах, — уточнил Флетч высказанное Карром предположение.
За соседним столиком сидели двое пузатых мужчин в рубашках с короткими рукавами, лысеющие, с раскрасневшимися физиономиями, длинными усами. За другим — женщина в черном, в черной же широкополой шляпе. Ее кавалер был в двубортном синем блейзере, белой рубашке, красном галстуке. С напомаженными волосами. Еще за одним — шестеро студентов, юношей и девушек, белых и черных, одетых в обрезанные джинсы и тенниски. Рядом с ними о чем-то беседовали два бизнесмена. Их брифкейсы стояли на полу. А белизна воротников и манжет прекрасно гармонировала с чернотой кожи и костюмов. На другом конце веранды за столиком сидели три женщины в ярких сари. Большинство остальных посетителей ресторана отдавали предпочтение рубашкам цвета хаки, с длинными или короткими рукавами.
— Вы играете на гитаре? — спросил Карр.
— Нет, — ответил Флетч. — Не дал Бог таланта.
Сам Карр был в шортах, гольфах и рубашке с короткими рукавами того же цвета хаки. Крупный, среднего возраста мужчина, широкоплечий и мускулистый. Редеющие, светлые волосы. Загорелое лицо, с конопушками на носу, ясные, чистые глаза.
— Как вам понравился «Норфолк»? — спросил Карр.
— Такое ощущение, будто его действительно построили в пятнадцатом веке.
Карр хохотнул.
— Это точно. В не столь уж давние годы всадники, пропылившись в пути, мучимые жаждой, подъезжали к бару прямо на лошадях. Тогда на веранде был бар, а не дорогой ресторан. Из-за большой потери жидкости спиртное било им в голову, и они начинали палить в потолок, не осушив и первого стакана, — он вновь хохотнул. — Я уж и не упомню, сколько раз меня выбрасывали отсюда.
— Я понимаю, — впрочем, Флетч позволил себе усомниться в достоверности последней фразы Карра.
— Красный, белый, синий.
Флетч глянул на зеленовато-синие брюки, красный свитер.
— А где белый?
— Это вы.
— О, да. Я забыл.
— Jambo, — обратился к Флетчу молодой официант.
— Jambo. Habari?
— Habari, bwana. [9]
— Mzuri sana.
— Мой бог! — воскликнул Карр. — Вы говорите на суахили.
— Почему нет? — Флетч посмотрел на часы. — Я здесь уже два с половиной часа.
Карр ответил долгим взглядом, потом повернулся к официанту.
— Beeri mbili, tafahadhali, — он взял со стола стакан. — Baridi.
— Baridi, — повторил Флетч. Карр рассмеялся.
— Молодец! — официант отошел. — Американцы никогда не жаловали иностранные языки.
Флетч смотрел на университет Найроби, располагавшийся на другой стороне проспекта Гарри Туку.
— Мой отец говорит на суахили?
— Да, конечно, И еще на бог знает скольких языках. Приходится, знаете ли, если летаешь на маленьких самолетах по всему миру. Здесь девяносто процентов населения говорит по-английски, девяносто — на суахили и девяносто — на языке, по крайней мере, одного племени.
— А вы?
— Что, я?
— Вы можете говорить на английском, американском, южноафриканском и, я полагаю, австралийском. Так?
— Только не на австралийском. Для этого требуется слишком много усилий. Я — кениец. Поменял английский паспорт на кенийский и нисколько об этом не сожалею. Живу здесь и очень этим доволен. Очень демократичная в национальном вопросе страна, знаете ли.
— Вы — пилот?
— Пока еще летаю.
— Мужчина, появившийся на моей свадьбе в прошлую субботу, не произнес ни слова, но передал мне конверт с авиабилетами. Мне показалось, что он пилот, — Флетч потел. Свитер колол кожу. — Невысокого роста, в хаки, синий галстук.
— Интернациональное братство пилотов.
— А где вы летали?
— Латинская Америка, Индия, Америка. Опять же, Африка.
— Контрабанда?
— Не по моей части.
— А мой отец?
— Он тоже этим не занимается.
Официант принес высокий стакан с пивом. Флетч взял стакан со словами: «Благодарю, bwana». Карр улыбнулся. Поставил свой недопитый стакан на поднос официанта.
— Как поживает мой отец? — спросил Флетч.
— У всех нас бывали лучшие дни.
— Он, должно быть, богат.
— Почему вы так решили?
— Билеты на двоих, тысяча долларов, этот отель. Набегает приличная сумма.
— Если разделить на все ваши годы, получится не так уж и много. Вы от него что-нибудь получали?
— Никогда.
— Вы прилетели только из-за его богатства?
— Нет, в основном из любопытства.
— Он небогат.
— А как он узнал, что я женюсь? Точное время, место… Я сам едва успел приехать.
Карр внимательно изучал свои мозолистые ладони.
— Полагаю, ваш отец постоянно был в курсе того, что происходило с вами.
— Я ему ничего не писал.
— Получал о вас самую разнообразную информацию. Я видел у него ваши фотографии.
— Мои?
— На школьном дворе. На улице. В футбольной форме. На пляже.
— Все эти старикашки, что фотографировали меня!
— Полагаю, пилоты.
Флетч широко улыбнулся.
— Все эти годы я думал, что меня снимают исключительно из-за моей фотогеничности.
— Полагаю, вы никогда не видели его фотографии?
— Нет.
— А что вам говорили?
— Меня убедили, что он мертв. Суд признал его мертвым, когда я пошел во второй класс. А в прошлую субботу выяснилось иное. Оказывается, моя мать всегда допускала, что он жив. Полагаю, она не хотела, чтобы я сорвался с места и отправился на поиски отца, а потом вернулся разочарованный, с пустыми руками.
Глаза Карра широко раскрылись. Он покачал головой.
— Вне всякого сомнения — это миссис Флетчер.
В дверях стояла Барбара, в лыжных ботинках, зеленовато-синих брюках и красном свитере с закатанными рукавами.
Глава 12
— Три кролика и, полагаю, пиво для дамы, — заказал Карр.
— Кролика, — повторила Барбара. — Американцы не едят кроликов.
Чуть раньше Карр предложил перекусить, раз уж они в ресторане.
Не успел официант отойти, как к столику подошел какой-то мужчина. Карр коротко представил его Барбаре и Флетчу, а потом заговорил с мужчиной о каких-то коробках с образцами посуды, которые мужчина просил доставить в Китале [10] .
— Это твой отец? — прошептала Барбара.
— Его приятель. Тоже пилот. Фамилия Карр. Имени он не назвал.
— А где твой отец?
— Он не знает. Мне кажется, он недоволен. Его призвали для моральной поддержки, а мой старик не явился. Но он пытается изобразить радушного хозяина.
Разговор о коробках с посудой тем временем завершился.