— Да?
— Я пойду к доктору Хиллу. В понедельник утром. Он ничего не ответил, только молча посмотрел на нее.
— Я хочу, чтобы он проверил меня. Доктор Сапирштейн или обманывает меня, или… Или я не знаю, но он, наверное, выжил из ума. Такая боль — это сигнал, что со мной что-то не так.
— Розмари…
— И я больше не пью тот напиток, который приносит мне Минни. Я хочу принимать витамины в таблетках, как и все остальные. Я уже три дня его не пью. Я оставляю его, а когда она уходит, выливаю.
— Ты…
— Я вместо этого пью свой собственный напиток. Ги вдруг рассвирепел и, указывая пальцем в сторону кухни, закричал:
— Так вот что наговорили тебе эти сучки! Вот зачем они приходили! Уговорить тебя поменять врача?!
— Они мои подруги, не называй их так.
— Да это просто свора обезумевших сучек, которые лезут не в свое дело, черт бы их побрал!
— Они просто хотели, чтобы я посоветовалась с другим врачом.
— У тебя самый лучший врач в Нью-Йорке! А кто такой этот доктор Хилл? Никто — вот кто он такой!
— Я уже устала слышать о том, как знаменит ваш любимый Сапирштейн. — Розмари чуть не плакала. — У меня боль не прекращается с самого Дня Благодарения, а он только и твердит, что она не сегодня-завтра пройдет!
— Ты не будешь менять врача. Мы и так уже черт знает сколько платим Сапирштейну, а теперь еще придется платить твоему Хиллу? Даже и речи об этом быть не может!
— Я не буду менять врача. Пусть просто доктор Хилл осмотрит меня и даст свое заключение.
— Я тебе не разрешаю. Это… это, в конце концов, нечестно по отношению к Сапирштейну.
— Нечестно? О чем ты говоришь вообще? А по отношению ко мне это честно?
— Тебе нужно еще одно мнение? Ладно. Скажи Сапирштейну. Пусть он сам решит, кому тебя показать. И придется тебе быть с ним вежливой до конца, он все-таки специалист в своем деле.
— Я хочу пойти к доктору Хиллу. Если ты не желаешь платить, я отдам свои…
Внезапно Розмари замолчала и замерла как вкопанная. По лицу ее покатилась слеза и остановилась у уголка рта.
— Ро?
Боль прекратилась. Ее больше не было! Она смолкла, : как заклинивший автомобильный сигнал, который наконец-таки отключили. Боль прошла, она исчезла навсегда, безвозвратно. Слава Всевышнему! Нет ее, и все тут. И, Боже мой, как же хорошо она начнет теперь чувствовать себя, вот только надо перевести дыхание…
— Ро? — озабоченно переспросил Ги и сделал осторожный шаг к ней.
— Она прекратилась. Эта боль.
— Прекратилась?
— Только что. — Розмари попыталась улыбнуться. — Она куда-то исчезла, и все. — Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, потом прислушалась к себе и вздохнула еще глубже. Как давно ей не приходилось так вот свободно дышать! С самого Дня Благодарения.
Когда Розмари открыла глаза, Ги продолжал обеспокоенно смотреть на нее.
— Что за напиток ты себе готовила?
Сердце у нее оборвалось. Она убила ребенка. Хересом. Или испорченным яйцом. Или их сочетанием. Ребенок умер, поэтому боль прекратилась. Боль была ребенком, а она убила его своей самонадеянностью!
— Яйцо, — сказала она, — молоко, сливки, сахар. — Розмари моргнула, провела рукой по щеке и посмотрела на него. — Херес, — добавила она невинным голосом.
— Сколько ты наливала хереса?
И вдруг что-то внутри нее шевельнулось.
— Много?
И еще раз. Там, где раньше ничего не шевелилось. Легкое приятное щекотание.
Легкое приятное щекотание. Она глупо и беспомощно хихикнула.
— Розмари, ради Бога, скажи мне, сколько ты наливала хереса?
— Он живой, — тихо сказала она и снова беззвучно засмеялась, поджав губы и изумленно подняв брови. — Он шевелится. Все в порядке. Он не умер. Он двигается! — Она посмотрела на свой живот под коричневым бархатом и осторожно положила на него руки. Теперь она уже ясно почувствовала, как что-то внутри нее снова шевельнулось — это были ручки. Или ножки.
Розмари подошла к Ги, и, не глядя на него, протянула руку, взяла его ладонь и положила себе на живот. Внутри тут же что-то послушно шевельнулось в ответ.
— Ты чувствуешь? — спросила она. — Ну вот, опять. Чувствуешь?
Он побледнел и отнял руку.
— Да. Да, я почувствовал.
— Не надо его бояться. — Она рассмеялась. — Он тебя не укусит.
— Это чудесно! — выдохнул Ги.
— Правда? — Она снова посмотрела на живот. — Он живой. Он лягается. Там, внутри.
— Я тут немного приберу, — сказал Ги, подняв со стола пепельницу и стакан. Потом еще один.
— Ну ладно, Дэвид-или-Аманда. Ты доказал свое присутствие, а теперь успокойся. Мамочке надо убирать квартиру. — Розмари засмеялась. — Боже мой! Он такой подвижный! Значит, будет мальчик, да? Ну ладно там, потише. У тебя впереди еще целых пять месяцев, так что экономь силы. — Все еще смеясь, она обратилась к Ги: — Поговори с ним, Ги, ты ведь все-таки отец. Скажи ему, что нельзя быть таким нетерпеливым.
Розмари смеялась, потом смеялась и плакала одновременно, бережно обхватив обеими руками живот, на который капали сладкие слезы счастья.
— Спасибо, я сейчас действительно чувствую себя гораздо лучше.