Другое дело Эмма со своим племянником. Они ни на секунду не поверили Гаевской. Завладев дневником, они, выбрав время, побеседовали бы с актрисой, зачитав для большей убедительности некоторые выдержки из ее собственных записей, а затем пригрозили бы рассказать обо всем милиции. Впрочем, они охотно пошли бы на уступки, и даже возвратили бы актрисе ее собственность, если бы старушка подписала свой отказ от владения домом. На этот раз без всяких оговорок. Вот так – и волки сыты и овцы целы. Старушка отправилась бы доживать свой век в какой-нибудь симпатичный дом престарелых, а ловкая парочка поселилась бы в усадьбе или продала его, выручив значительную сумму денег – куда большую, чем та, что когда-то была заплачена.
Все так и случилось бы, если б в дело по собственной глупости не вмешалась Вика. Она, наверное, очень им мешала, постоянно путаясь под ногами и не реагируя на вежливые предупреждения вроде солнечного ожога или кошмарной ночи на кладбище.
Вика могла бы быть весьма довольна собой, рассуждая подобным образом, если бы не одно "но", которое отчаянно мозолило ей глаза. Единственный факт, малюсенький и не слишком важный, он, как жучок-древоточец, упорно подтачивал всю ее стройную конструкцию.
– Вика, ты?
Девушка вздрогнула и сейчас же разулыбалась, увидев перед собой Катю.
– Привет, – окончательно смутилась та, – а я тебя искала. Знаешь, Гаевская, кажется, исчезла.
– Спасибо, у меня тоже все хорошо. Меня сегодня чуть не отравили, – откликнулась Вика рассеянно.
Тут, осознав услышанное, обе девушки уставились друг на друга и хором воскликнули:
– Что?!
* * *
– Знаешь, я до сих пор не могу поверить, – сокрушалась Катя несколько позже, сидя в прохладных сенях Викиного дома и растерянно вертя в руках кружку с кофе, – куда она могла подеваться?
К тому времени Вика уже успела вкратце описать утренние события, но теперь, после сногсшибательной новости об исчезновении Гаевской, собственные злоключения как-то отошли на второй раз. Вика не могла поверить в такой поворот.
– Вообще-то, последний раз я видела ее позавчера вечером, когда сообщила о том, что ухожу домой и получала распоряжения на следующее утро, – призналась Катя.
– А как же завтрак? Ведь в доме еще были гости. Не могла же хозяйка оставить их на произвол судьбы. Это как-то странно, – только не для Ирины Анатольевны. Она действительно не вышла к завтраку, но никого это не удивило – она ведь все-таки тяжело больной человек, а накануне…– Катя как будто споткнулась, подбирая слова и покраснела, – … накануне они засиделись допоздна, я видела, что в большом зале даже в полночь горел свет.
– Но с чего ты взяла, что Гаевская там присутствовала? Может быть, это развлекались ее гости?
– Нет. Она была там. Я точно знаю. Они… они что-то обсуждали. Этот вечер и был главной причиной визита всех этих людей.
Вика поняла, что Катя что-то не договаривает и мучительно страдает от этого. Лицо ее пошло багровыми пятнами, она настойчиво отводила глаза и кусала губы.
– Ладно, пусть так, – сжалилась Вика. – Значит, утром ты Гаевскую не видела. А как вели себя гости?
– Ну… как тебе сказать…
– Да уж как есть, так говори. Тебе что-то показалось странным?
– В общем – да. Они были не в духе, причем все трое в равной степени. Хотя нет. Кажется, этот, как его, режиссер злился сильнее. Он едва держал себя в руках и разговаривал сквозь зубы.
– На него совсем не похоже, – задумчиво проговорила Вика, припомнив обходительные манеры старого плейбоя.
– Мне тоже так показалось. Когда он только приехал, то обаял всех подряд. Даже со мной, стыдно сказать, пытался заигрывать. Такой милый дядька, правда, несколько надоедливый. Впрочем, ты же имела удовольствие с ним общаться?
– Удовольствием я бы это не назвала, хотя некоторым подобное обращение нравится.
– Вот-вот. Тем более странно было видеть его в таком отвратительном настроении.
– А что остальные?
– Ну, Колпачихин был в своем репертуаре. Он за все время и двух слов не сказал, ни до ни после того утра. Только один раз устроил мне взбучку за то, что простыни оказались влажными.
Катя нахмурилась, припоминая неприятную сцену, тряхнула головой и закончила:
– А вот Окунцов вглядел почему-то испуганным и все торопился уехать, ссылаясь на какие-то дела.
– А о Гаевской они что-нибудь говорили?
– Почти нет. Только Двуреченский один раз не сдержался и обозвал ее старой каргой или что-то в этом роде.
– Ладно, с этими типами более-менее ясно. Что было дальше?
– Дальше… дальше я упала в колодец… – напомнила Катя смущенно.
– Прости, я совсем забыла.
– Ничего. Так вот, весь остаток дня я провалялась в кровати и к Гаевской явилась только сегодня утром… Ее в доме не было! То есть поначалу я этого даже не поняла, хотя и забеспокоилась. Она все время оставляла мне записки с распоряжениями на столе в гостиной, так как редко покидала свою комнату и большую часть дня проводила в постели. Даже обедала иногда лежа, а уж завтракала только там. И вот сегодня я вдруг не нашла никаких записок. Не зная, что делать, я подождала немного, думая, что она позовет меня. Специально шумела, чтобы она догадалась о моем присутствии. Даже включила пылесос, чего она терпеть не могла…
– И что?
– И ничего. Я не выдержала и пошла в ее спальню. Пусто. Постель разобрана, но когда – одному богу известно. Гаевская никогда ничего за собой не прибирала, так что понять, ночевала она в своей постели или нет, я не смогла.
– И часто она так вот исчезала?
– Никогда. Нет, конечно, она выбиралась иногда в город, но всегда предупреждала меня об этом. И вообще, все это выглядело как-то странно. Я сбегала в сарай, где она держала свою машину – старую "Чайку" – она оказалась на месте. Николай, которого она использовала как шофера, тоже ничего не знал. Я не стала у него надолго задерживаться, чтобы не вызвать сплетен раньше времени, но он уверенно сказал, что Гаевская его не вызывала больше месяца. В общем, я весь день просидела в доме, как на иголках, снова и снова обшаривая его сверху донизу, заглядывая в самые укромные уголки.
– Ну, вряд ли ты полагала, что старуха затеяла с тобой игру в прятки.
Катя подняла на Вику изумленные глаза:
– Что ты имеешь в виду? – спросила она дрожащим голосом.
– То, что ты искала в доме не Гаевскую, а ее труп, не так ли? Ты ведь решила, что кто-то из троих прикончил старушку перед отъездом.
Катя какое-то время молчала, беззвучно шевеля губами, потом выдохнула:
– Как ты догадалась? Я и в самом деле боялась этого.
– И напрасно.
Катя нервно сглотнула, вытаращив на Вику глаза. Она явно ждала, когда подруга продолжит, объяснив свое странное заявление. Но Вика молчала, сосредоточенно разглядывая стену с торчащей из нее паклей.
– Вика, ты о чем? – не выдержала напряжения Катя.
Ответ Вики удивил в первую очередь ее саму. Она вдруг поймала ту мысль, что вертелась в ее голове с тех самых пор, как она прочла дневник. Мысль окончательно оформилась и теперь предстала перед ней со всей беспощадной ясностью.
– Думаю, что никто не убивал Гаевскую ни вчера, ни позавчера, ни сегодня.
– Слава богу…
– Погоди радоваться. Я думаю, что никакой ремиссии не было. Гаевская умерла три года назад, в какой-то Кленовой Горе – знать бы еще, что это такое, – а в деревню вместо нее вернулась самозванка. Ты понимаешь? Гаевской давно нет в живых!
Глава 19
– Бред какой-то, – выдохнула Катя после продолжительной паузы. – Ты соображаешь, что говоришь? Или у тебя есть факты?
– Фактов у меня нет, – призналась Вика. – Я вообще только что это поняла, хотя догадываться начала уже давно, как только увидела дневник.
– Какой дневник? О чем ты? Вика, ты меня пугаешь! – едва не плача, воскликнула девушка.
– Да я и сама напугана, – вздохнула та. – Одно дело, когда подозреваешь немощную старушку, и совсем другое – здоровую женщину, хитрую, умную и безжалостную. Убийцу, если уж быть честной. Особенно неприятно знать, что она сейчас находится где-то рядом, возможно, следит за каждым твоим шагом, поджидая удобный момент, чтобы разделаться.
Катя невольно завертела головой и съежилась на своем стуле.
– Ты что это – серьезно? – спросила она почему-то шепотом.
– Более чем. Смотри!
Вика поднялась с сундука, на котором сидела, откинула крышку, достала дневник и протянула его Кате. Та машинально взяла его в руки и тут же брезгливо взглянула на испачканные пальцы:
– Фу, грязный-то какой, – сморщилась она.
– Это не грязь, а сажа.
– И правда. Его что, пытались сжечь? И что это вообще за тетрадка?
– Это главная улика против мошенницы, – покачала головой Вика. – Настолько важная, что именно из-за этой тетради меня пытались отравить. Тетрадку хотели похитить, но взяли не ту по ошибке. Настоящая, как ты видела, лежала в сундуке, а на виду – безобидная тетрадка со стихами, такая же толстая и потрепанная.
Катя, завороженно слушая Вику, теребила в руках тетрадь. Не удержавшись, она открыла ее с конца, опустив глаза на исписанную мелким почерком последнюю страницу и воскликнула:
– С ума сойти! Это действительно дневник! Ты нашла что-нибудь важное?
– Более чем, – усмехнулась девушка. – Для многих эта тетрадь – настоящая удавка на шею. На протяжении многих лет Гаевская записывала каждый свой шаг. Неплохие получились бы мемуары, знаешь ли.
При этих словах лицо Кати как-то странно сморщилось, как будто она собиралась заплакать.
– Эй, подруга, что это с тобой? – забеспокоилась Вика.
– Прости меня, – всхлипнула Катя, – пожалуйста, прости!
– Да ты чего? В чем дело-то?!
– Это я, я во всем виновата! Я не сказала тебе правду! Мне было так стыдно, так стыдно…
Катя захлюпала носом, судорожно шаря руками по своей застиранной юбке в поисках носового платка. Платок отыскался и она громко высморкалась в скомканный клочок материи.
– Так дело не пойдет. О чем ты толкуешь, Катерина?
– Мне было стыдно признаться, что я подслушивала. И еще я боялась, что Гаевская…– она словно споткнулась на этом имени, – обо всем узнает. Она бы меня выгнала, это точно. Я бы осталась без работы. В конце концов, я думала, что меня это не касается.
– Тьфу ты, пропасть! – рассердилась Вика. – Да перестань ты мямлить, ради бога. Говори толком. Какое мне дело до того, что ты подслушивала? Я же не полиция нравов в самом деле!
– Ой, только не надо полиции!
– Опять двадцать пять. Какая полиция? Ты же в России, а у нас – менты, а ментам никогда ни до чего нет дела, особенно до женского любопытства.
– Дело не в любопытстве, – со вздохом возразила Катя. – Я бы никогда… ни за что…
– Только не начинай снова!
– Ладно. Понимаешь, я очень удивилась, что Гаевская вдруг пригласила в дом всех этих… За три года она даже соседку дальше порога пускать не позволяла, а тут… Столько гостей и один другого круче. С чего бы это? – подумала я. И забеспокоилась, как бы чего не вышло. У Ирины Анатольевны такое лицо хитрое было, я поняла, что она что-то задумала. Так оно и вышло. Когда они в зале большом устроили совещание…
– Позавчера? – перебила ее Вика.
– Нет. Это было в тот день, когда Софья в пруду утопилась.
– Ладно, продолжай.
– Так вот, я не пошла домой, как собиралась, а стала слушать под дверью. И… Не знаю, как ты догадалась, но Гаевская действительно сказала им, что собирается писать мемуары, даже говорила что-то о договоре с издательством. А потом она предложила им спонсировать выход этой книги. Она говорила, что книгу ожидает оглушительный успех, потому что еще живы люди, которые сыграли в ее жизни значительную роль.
При этих словах Вика не удержалась от усмешки. Она уже поняла замысел ловкой мошенницы, но продолжала внимательно слушать Катин рассказ.