И ведь знаю, что обманываю сам себя. Не за чем здесь приглядывать. Никто сюда не вернется. А я брожу здесь, точно призрак на погосте.
- С привычным местом трудно расстаться,- сказал Кэйси.- И к мыслям своим тоже привыкаешь, никак от них не отделаешься. Я уж больше не проповедник, а нет нет да словлю себя на том, что читаю молитвы.
Джоуд перевернул кусочки мяса на проволоке. С них уже капал сок, и в том месте, куда падали капли, огонь вспыхивал ярче. Гладкая поверхность мяса начинала темнеть и покрываться морщинками.
- Понюхайте,- сказал Джоуд.- Нет, вы только понюхайте, как пахнет!
Мьюли продолжал свое:
- Точно призрак на погосте. Обошел все памятные места. Вот, скажем, есть за нашим участком кустарник в ложбинке. Я там первый раз с девчонкой лег. Мне было тогда четырнадцать лет. Распалился, как олень, ерзал, сопел, что твой козел. Пришел я туда, лег на землю - и будто опять со мной это случилось. А еще есть место около сарая, где отца бык забодал насмерть. Там его кровь в земле. И по сию пору, наверно, осталась. Мы не смывали. Я пришел туда и положил руку на землю, которая впитала отцовскую кровь.- Он запнулся.- Вы думаете, я тронутый?
Джоуд все поворачивал куски мяса, и взгляд у него был глубокий, сосредоточенный. Кэйси подтянул колени к подбородку и смотрел в огонь. Шагах в пятнадцати от людей, аккуратно обвив хвостом передние лапки, сидела насытившаяся кошка. Большая сова с криком пролетела над костром, и огонь осветил снизу ее белые перья и размах крыльев.
- Нет,- сказал Кэйси.- Жизнь у тебя сейчас бесприютная, но ты не тронутый.
Маленькое, туго обтянутое кожей лицо Мьюли словно окаменело.
- Я положил руку на ту самую землю, где и по сию пору есть отцовская кровь. Вижу, он будто рядом со мной, и дыру у него в груди вижу, и чувствую, как он дрожит, а потом повалился и руки и ноги вытянул. В глазах муть от боли, потом затих, и глаза стали ясные... и вверх смотрят. Я был еще совсем мальчишкой, сижу рядом с ним и не плачу, не кричу, сижу молча.- Он дернул головой. Джоуд медленно поворачивал кусочки мяса.- Потом зашел в комнату, где родился наш Джо. Кровати уж нет, а комната как была, так и стоит. Да, того, что случалось в этих памятных местах, никуда не денешь, оно там и останется. Здесь родился наш Джо. Открыл рот, ловит воздух, а потом как закричит - за милю было слышно, а бабка стоит рядом и приговаривает: "Ах ты мой красавчик!" Так внуку радовалась, что за один вечер три чашки разбила.
Джоуд откашлялся.
- Ну, давайте есть, что ли.
- Пусть прожарится как следует, дай ему подрумяниться до черноты,сердито сказал Мьюли.- Мне поговорить охота. Я уж давно ни с кем не говорил. Тронутый я, ну и пусть тронутый, и дело с концом. Слоняюсь по ночам с фермы на ферму, точно призрак на погосте. К Питерсам, от них к Джейкобсам, к Рэнсам, к Джоудам. Дома стоят темные, точно крысиные норы, а ведь было время - гости съезжались, танцевали. Моления, крик, шум во славу божию, свадьбы играли - и все здесь, в этих самых домах. Оглядываюсь вокруг себя, и хочется мне пойти в город и перебить там кого следует. Прогнали отсюда людей, запахали землю тракторами, а что они с нее получат? Что они такое возьмут, чтобы сохранить свои "минимальные прибыли"? Они возьмут землю, на которой истек кровью мой отец. Здесь родился Джо, и я здесь ночью под кустами сопел, как козел. Что они еще получат? Земля истощенная. У нас уже сколько лет плохие урожаи. А эти сволочи в конторах - они взяли и ради своих "минимальных прибылей" разрубили людей на две половины. Человек сливается воедино с тем местом, где живет. А когда мыкаешься по дорогам в забитой всяким скарбом машине, тогда ты не полный человек. Ты мертвец. Тебя убили эти сволочи. Мьюли замолчал, но его тонкие губы все еще шевелились, грудь тяжело вздымалась. Он сидел, глядя на свои освещенные огнем руки.- Я... я уж давно ни с кем не говорил,- тихим, извиняющимся голосом сказал он.- Все слонялся с места на место, точно призрак на погосте.
- Я... я уж давно ни с кем не говорил,- тихим, извиняющимся голосом сказал он.- Все слонялся с места на место, точно призрак на погосте.
Кэйси подсунул длинные доски в костер, огонь лизнул их и снова взметнулся вверх, к подвешенному на проволоке мясу. Стены дома громко потрескивали, остывая в ночном воздухе. Кэйси спокойно проговорил:
- Надо повидать людей, тех, что снялись с места. Чувствую, что мне надо повидать их. Им нужна помощь, не проповеди, а помощь. Какое уж тут царство божие, когда на земле нельзя жить? Какой уж тут дух святой, когда людские души поверглись в уныние и печаль? Им нужна помощь. А жить они должны, потому что умирать им еще нельзя.
Джоуд крикнул:
- Да что в самом деле! Давайте есть, а то ссохнутся, будут величиной с мышь. Вы посмотрите. Понюхайте, пахнет-то как!- Он вскочил с места и передвинул кусочки мяса подальше от огня. Потом взял нож Мьюли и, надрезав один кусок, снял его с проволоки.- Это проповеднику, сказал он.
- Говорю тебе - я больше не проповедник.
- Ну ладно, не проповеднику, так просто человеку.Джоуд надрезал еще один кусок.- А это Мьюли, если у него еще аппетит не пропал от огорчения. Зайчатина. Жесткая, точно камень.- Он сел и запустил свои длинные зубы в зайчатину, рванул большой кусок и принялся пережевывать его.- Ой! Ну и похрустывает! -и с жадностью откусил еще один кусок.
Мьюли сидел, глядя на свою порцию.
- Может, не следовало мне так говорить?- сказал он.- Может, это лучше держать про себя?
Кэйси, набивший полный рот мясом, взглянул на Мьюли. Мускулы у него на шее ходили ходуном.
- Нет, говорить следовало,- сказал он.- Иногда человек изливает все свое горе в словах. Иногда человек замыслит убить кого-нибудь, поговорит, изольет свою злобу, тем дело и кончится. Ты правильно поступил. Никого не надо убивать. Совладай с собой.- И он снова поднес зайчатину ко рту. Джоуд бросил кости в огонь, вскочил с места и снял с проволоки еще один кусок. Мьюли принялся за свою порцию, и жевал он медленно, а его маленькие беспокойные глазки перебегали с Джоуда на проповедника. Джоуд ел с остервенением, по-звериному, и вокруг его рта поблескивали сальные разводы.
Мьюли смотрел на него долго и чуть ли не с робостью. Потом опустил руку с куском мяса и сказал:
- Томми.
Джоуд поднял глаза, не переставая жевать.
- А? - спросил он с полным ртом.
- Ты не сердишься, что я говорю про убийство? Тебе не обидно меня слушать?
- Нет,- сказал Том.- Не обидно. Что было, то было.
- Ты не виноват, это мы все знали,- сказал Мьюли. Старик Тернбулл грозился отомстить тебе после тюрьмы. Он, говорит, убил моего сына, и я ему этого не спущу. Но потом соседи успокоили его, образумили.
- Мы были пьяные,- тихо сказал Джоуд.- Подвыпили на вечеринке. Сам не знаю, с чего все началось. Почувствовал вдруг, что меня пырнули ножом, и протрезвел. Вижу, Херб опять замахивается. А тут у стены, у школы, стояла лопата. Я схватил ее и ударил Херба по голове. У меня с ним никаких счетов не было. Он был хороший. Еще мальчишкой увивался около моей сестры Розы. Мне этот Херб даже нравился.
- Старику все так и говорили. Наконец кое-как утихомирился. Мне кто-то рассказывал, будто у него родство с Хэтфилдом со стороны матери, вот он и пыжится изо всех сил. Не знаю, верно это или нет. Они всей семьей уехали в Калифорнию полгода назад.
Джоуд снял с проволоки оставшиеся куски, роздал их сотрапезникам и опять уселся у костра. Теперь он ел уже не так быстро, разжевывал мясо как следует и вытирал рукавом жир с губ. А его темные полузакрытые глаза задумчиво смотрели на потухающий костер.
- Все уезжают на Запад,- сказал он.- А я подписку дал, надо выполнять обязательство. Мне в другой штат нельзя.
- Подписку?- спросил Мьюли.- Да, я про них слыхал. А как с ними выпускают?
- Я вышел раньше срока. На три года раньше. Ставят кое-какие условия, которые нужно выполнять, а не выполнишь-.