Его присутствие сильно ощущалось и в этой комнате, и во мне.
Возле кресла на старинном столике с полированным верхом стояли телефон и автоответчик. Горевшая в автоответчике красная лампочка свидетельствовала о том, что сюда кто-то звонил, и я нажал на “перемотку”, с тем чтобы затем воспроизвести запись.
Женский голос начал без предисловий:
– Где ты, дорогой? Непременно позвони мне. Последовало несколько характерных щелчков между записями, потом опять тот же голос, на этот раз с очевидным волнением:
– Милый, пожалуйста, позвони, прошу тебя. Я очень беспокоюсь. Где же ты? Пожалуйста, позвони. Я люблю тебя.
Опять щелчки, но больше ничего не записано.
"Бедная леди”, – подумал я. Ее ждали горе и слезы.
Поднявшись, я осмотрел комнату более детально и выдвинул два ящика стола, стоявшего возле окна. В них были две маленькие черные безделушки, предназначение которых мне показалось совершенно непонятным, и я недолго думая сунул их в карманы; лоток с ячейками, в которых лежали симпатичные медвежата, отшлифованные и вырезанные из розового, коричневого и угольно-черного камня. Положив лоток на стол возле хризантем, я стал рассматривать шкатулку, сделанную из зеленоватого камня, тоже шлифованного, и наглухо закрытую Гревилом в подтверждение соблюдения своих принципов. Предполагая, что ее можно будет открыть одним из имевшихся у меня ключей, я вновь вытащил всю связку и начал с самого маленького.
Повернувшись лицом к окну, я стоял спиной к комнате, балансируя на одной ноге и прислоняясь бедром к столу. Отпустив костыли, я полностью сосредоточился на своем занятии и непростительно забыл про всякую осторожность. Я понял, что был не один, только услышав позади себя чей-то приглушенный возглас. Я обернулся и увидел темноволосую женщину, входившую в дверь, ее взгляд был прикован к зеленой каменной шкатулке. Она сразу же бросилась ко мне, вытаскивая из кармана нечто черное, похожее на длинную толстую сигару.
Я хотел было что-то сказать, но она с силой взмахнула рукой, описав в воздухе дугу, и во время этого полета черная “сигара” выросла в длину более чем в два раза, превращаясь в толстый, гибкий, серебристый прут, который со страшной силой обрушился на мое левое плечо; такого удара было достаточно, чтобы свалить в первом раунде тяжеловеса.
Глава 6
Онемев, мои пальцы выпустили шкатулку. Я пошатнулся от сильного удара и, потеряв равновесие, стал падать, думая при этом только об одном – ни в коем случае нельзя опираться на ногу. Выронив связку ключей, я схватился правой рукой за спинку черного кожаного стула, чтобы устоять, но он, переворачиваясь под моим весом, упал и приземлился на меня, оказавшегося на ковре среди многочисленных ножек стульев, стола и костылей, в спину мне упиралась зеленая шкатулка.
Вне себя от ярости, пытаясь понять, что происходит, я наконец собрался с духом, чтобы со всей душой и искренностью сказать одно-единственное слово:
– Сука.
Бросив на меня злобный взгляд, она подошла к телефону и нажала три кнопки срочного вызова.
– Полиция, – сказала она и, как только ее соединили, продолжила:
– Полиция? Я хочу сообщить о краже со взломом. Я поймала грабителя.
– Я брат Гревила, – глухо возразил я, продолжая оставаться на полу.
В тот момент до нее это, похоже, не дошло. Я решил повторить уже более громко:
– Я брат Гревила.
– Что? – спросила она отсутствующим голосом.
– Господи, ты что, глухая? Я не грабитель. Я брат Гревила Фрэнклина.
Я осторожно попытался принять сидячее положение и обнаружил, что совсем обессилел.
Она положила трубку.
– Почему же ты не сказал сразу? – спросила она.
– А у меня благодаря тебе была такая возможность? И кто ты сама? Какого черта ты врываешься в дом моего брата и калечишь людей?
Она держала наготове свою страшную штуку, которой меня ударила, и смотрела на меня так, словно ждала, что теперь я в свою очередь наброшусь на нее, чего мне, по известным причинам, хотелось. За последние шесть дней я был избит лошадью, хулиганом и женщиной. В конце концов я умру от того, что по мне пройдет едва начавший ходить ребенок. Я потрогал пальцами правой руки лоб, потом поднес ладонь ко рту с мыслями о беспросветном мраке жизни вообще.
– Что с вами? – спросила она после некоторого молчания.
– Ровным счетом ничего, – убирая от лица руку, медленно произнес я.
– Я вас просто стукнула, – с осуждением в голосе сказала она.
– Может, мне вам тоже съездить этой штукой, чтобы вы почувствовали, каково это?
– Вы разозлились. – В ее голосе слышалось некоторое удивление.
– Вы не ошиблись.
С трудом поднявшись с пола, я поставил упавший стул и сел на него.
– Так кто же вы? – повторил я.
Но я уже знал, кто она – та женщина, которую я слушал по автоответчику. Я узнал ее голос. Граненое стекло. “Где ты, дорогой? Я люблю тебя”.
– Вы звонили ему на работу? – спросил я. – Вы – миссис Уильяме?
Она, казалось, задрожала и внутренне сникла. Миновав меня, она подошла к окну и посмотрела в сад.
– Он правда умер? – спросила она.
– Да.
Ей было сорок, а может, и больше. Почти с меня ростом. Совсем не хрупкая и миниатюрная. Решительная и властная женщина, пребывающая в мучительных переживаниях.
На ней был плащ с кожаным поясом, несмотря на то что уже несколько недель не шел дождь, и строгие черные туфли. Ее густые темные волосы были гладко зачесаны назад, завиваясь над воротником, и искусная стрижка создавала скромный ухоженный вид. На ней не было видно никаких украшений, едва заметные остатки помады на губах и никакого запаха парфюмерии.
– Как? – наконец спросила она.
У меня было большое желание ничего ей не рассказывать, отомстить за неожиданное нападение, причинить ей боль, расквитаться. Но это не имело смысла, я знал, что в результате испытал бы больше стыда, чем удовлетворения, и, поборов в себе эти чувства, я коротко объяснил ей про строительные леса.
– Это случилось в пятницу днем, – завершил я рассказ, – он сразу потерял сознание и скончался рано утром в воскресенье.
Медленно повернув голову, она посмотрела мне в лицо.
– Вы – Дерек? – спросила она.
– Да.
– Я Кларисса Уильяме.
Никто из нас не сделал попытки протянуть друг другу руку. На мой взгляд, это было бы неуместно.
– Я пришла взять кое-какие свои вещи, – сказала она. – Я не ожидала никого здесь увидеть.
"Это типичное оправдание, – подумал я, – а если бы я и вправду оказался грабителем, она бы не дала унести мне всякие старинные вещицы”.
– Какие вещи? – спросил я.
Немного помедлив, она наконец ответила:
– Несколько писем – вот и все.
Кларисса перевела взгляд на автоответчик, и ее лицо заметно напряглось.
– Я прослушал эти записи, – сказал я.
– Боже мой!
– Почему это вас так беспокоит? Похоже, у нее были на это свои причины, но она не собиралась мне о них рассказывать, по крайней мере в тот момент.
– Я хочу их стереть, – произнесла она. – Это было одной из причин моего прихода.
Она взглянула на меня, но у меня не было никаких оснований для возражений, и я ничего не ответил. Осторожно, словно каждый шаг требовал моего разрешения, она неловко подошла к автоответчику, перемотала пленку и нажала на “запись”, сменяя безмолвием все, что там было записано. Затем, вновь перемотав пленку, она нажала на “воспроизведение”, и уже не были слышны те отчаянные призывы.
– Кто-нибудь еще слушал?..
– Не думаю. Если только уборщица имела такую привычку. Похоже, она сегодня приходила.
– О Господи!
– Там же нет вашего имени.
"И что я ее успокаиваю?” – думал я.