Я повернул шкатулку другой стороной, повторил ту же самую процедуру, и, словно нехотя уступая моему глупому упорству, дно шкатулки сдвинулось наполовину в сторону до упора.
"Замечательно сделано”, – подумал я. В закрытом состоянии создавалось впечатление, что дно и стенки шкатулки составляли одно целое, настолько хорошо все было подогнано. Испытывая огромное любопытство, я посмотрел, что Гревил прятал в этом хитроумном тайничке. Не рассчитывая найти бриллиантов, я извлек оттуда два потертых замшевых мешочка с завязками, подобные тем, какие обычно выдают в ювелирных магазинах; напечатанное на них имя ювелира было едва различимо.
К моему величайшему разочарованию, оба мешочка оказались пустыми. Запихнув их назад, я закрыл шкатулку и поставил ее на стол возле телефона, где она и простояла весь вечер – разгаданная, но не принесшая удовлетворения тайна.
Лишь перед самым сном словно что-то сработало у меня в голове, едва уловимая мысль вдруг приняла отчетливую форму. Напечатанное золотом имя – ван Экерен. Вероятно, стоит еще раз взглянуть на замшевые мешочки с именем ювелира.
Открыв шкатулку, я вновь вытащил оттуда мешочки и по полустертым, едва различимым буквам прочел полное имя и адрес:
Якоб ван Экерен
Пеликанстраат, 70
Антверпен.
"В Антверпене должно быть с десяток тысяч ювелиров, – подумал я. – Мешочки выглядят далеко не новыми – по крайней мере, им не несколько недель. И все-таки лучше выяснить”.
Оставив себе один из мешочков, я положил другой назад в шкатулку и закрыл ее, а утром отвез свою невзрачную находку в Лондон и через международную справочную узнал телефон Якоба ван Экерена.
Из Антверпена мне ответили то ли по-голландски, то ли по-фламандски, и я попробовал объясниться на французском:
– Je veux parler avec monsieur Jacob van Ekeren, s'il vous plait
.
Я подождал, как мне было предложено, и другой голос мне ответил уже на французском, в котором мои познания были весьма ограниченны.
– Monsieur van Ekeren n'est pas ici maintenant, monsieur<Месье ван Экерена нет сейчас на месте.>.
– Parlez-vous anglais?<Вы говорите по-английски? (франц.)>– спросил я. – Я говорю из Англии.
– Attendez<Подождите (франц).>.
Подождав еще немного, я наконец с облегчением услышал, как на чисто английском меня спросили, чем мне могут помочь.
Я объяснил, что звоню из Лондона, из компании “Саксони Фрэнклин лимитед”, занимающейся импортом драгоценных камней.
– Чем можем быть вам полезны? – любезно и беспристрастно спросил меня мужской голос.
– Вы занимаетесь шлифовкой необработанных бриллиантов? – напрямик поинтересовался я.
– Да, разумеется, – ответили мне. – Однако для того чтобы стать нашим клиентом, вам необходимо представить рекомендательные письма и поручительства.
– Гм... А разве “Саксони Фрэнклин лимитед” уже не является вашим клиентом? – спросил я. – Или, может быть, Гревил Саксони Фрэнклин? У меня очень важное дело.
– Будьте любезны, ваше имя?
– Дерек Фрэнклин. Я – брат Гревила.
– Одну минуту.
Через некоторое время он вернулся и сказал, что скоро перезвонит мне, чтобы дать ответ на мой вопрос.
– Благодарю вас, – сказал я.
– Pas du tout.<Не за что (франц.).>– Оказывается, он еще и говорил на двух языках.
Положив трубку, я попросил Аннет и Джун, сновавших вокруг меня с деловым видом, поискать в картотеке Гревила имя Якоб ван Экерен.
– Взгляните, может быть, в компьютере есть какое-нибудь упоминание об Антверпене, – добавил я, обращаясь к Джун.
– Опять все эти алмазы!
– Да. Адрес ван Экерена – Пеликанстраат, 70. Аннет сосредоточенно сдвинула брови.
– Это же бельгийский аналог лондонского Хэттон-Гарден, – воскликнула она.
Я не очень обрадовал их своей просьбой, отрывая от повседневной работы, но вскоре Аннет уже сообщила мне, что никакого Якоба ван Экерена в картотеке не значится, однако в офисе имеется информация только шестилетней давности, а более старая документация хранится на складе в подвале. Джун, заскочив в комнату, сказала, что компьютер ничего не выдал ей ни о ван Экерене, ни о Пеликанстраат, ни об Антверпене.
Собственно говоря, в этом не было ничего удивительного. Если бы Гревил хотел, чтобы информация о его операции с алмазами стала всеобщим достоянием в офисе, он бы ничего не скрывал. “Весьма странно, что это не так”, – думал я. Был бы на месте Гревила кто-то другой, его можно было подозревать в каких-то махинациях, но, насколько я знал, Гревил всегда вел дела с честью и благородством, о чем свидетельствовали те, похожие на молитву, строки.
Зазвонил телефон, и Аннет взяла трубку.
– “Саксони Фрэнклин”, добрый день. Она послушала, что ей ответили.
– Дерек Фрэнклин? Да, одну минуту. Взяв трубку, я услышал все тот же ровный франко-англоговорящий голос из Бельгии. Я нисколько не сомневался, что в перерыве между двумя нашими телефонными разговорами говоривший узнавал наш номер через международную справочную, чтобы удостовериться в том, что я был именно тем человеком, за которого себя выдавал. Ну что ж, разумно. Я бы поступил точно так же.
– Мистер Якоб ван Экерен ушел на пенсию, – сообщил он. – Я его племянник, Ханс. По имеющейся у нас информации, на протяжении последних шести-семи лет мы не имели деловых контактов с вашей фирмой. Однако я не могу вам ничего сказать по поводу того, что было раньше, когда делами ведал мой дядя.
– Понятно, – ответил я. – Не могли бы вы поинтересоваться на этот счет у вашего дяди?
– Пожалуйста, если угодно, – вежливо отозвался он. – Я уже звонил ему домой, но, видите ли, они с тетей уехали до понедельника, и их служанка не знает куда. – Он помолчал. – А не могли бы вы мне сказать, в чем, собственно, дело?
Я объяснил, что мой брат скоропостижно скончался и оставил много незавершенных дел, в которых я пытаюсь разобраться.
– Мне попались название и адрес вашей фирмы. Я сейчас пытаюсь дозвониться всюду, куда можно, чтобы все узнать.
– В понедельник я обязательно поговорю со своим дядей. – В его голосе послышалось сочувствие. – И непременно перезвоню вам.
– Я вам крайне признателен.
– Не стоит благодарности.
"Дядя, – мрачно подумал я, – вряд ли расскажет что-нибудь интересное”.
Я пошел и открыл сейф, сказав Аннет, что Просперо Дженксу нужны все шпинели.
– Он говорил, что у нас есть кусок горного хрусталя, похожий на Эйгер.
– На что?
– На горную вершину. Как Монблан.
– Ах да.
Она пошла вдоль рядов коробок и отыскала среди них одну довольно тяжелую, стоявшую в противоположном конце почти в самом низу.
– Вот он, – сказала она, водрузив ее на полку и сняв крышку. – Красота.
Занимавший всю коробку “Эйгер” лежал на боку и имел настолько бугристую основу, что его нельзя было поставить, но, глядя на прозрачные срезы и грани, представляя их сверкающими алмазным блеском в лучах солнца, как задумано Дженксом, можно было не сомневаться, что горный хрусталь составил бы основу фантазии, достойной своего названия.
– Цена нами уже установлена? – спросил я.
– Вдвое больше его стоимости, – бодро сообщила она. – Плюс налог, плюс упаковка и перевозка.
– Он хочет, чтобы ему все передали с посыльным.
Она кивнула.
– Он всегда так просит. Джейсон все перевозит на такси. Предоставьте это мне, я обо всем позабочусь.
– И еще нам надо переложить тот жемчуг, что мы получили вчера.
– Да, конечно.
Она отправилась за жемчугом, а я продолжил то, чем занимался накануне, будучи почти уверен, что мои поиски напрасны, но тем не менее не отказываясь от своих намерений.