Аннет вернулась с жемчужинами, которые хоть на этот раз были уложены в пластиковые пакетики с завязками, а не в дурацкие открытые бумажные конверты, и, пока она пересчитывала и складывала новые поступления, я продолжал просматривать старые.
Коробки с жемчужинами всех размеров. Никаких алмазов.
– Вам что-нибудь говорит формула CZ? – между делом спросил я Аннет.
– CZ – это кубический циркон, – тут же ответила она. – Мы продаем их в больших количествах.
– А это.., это не искусственный бриллиант?
– Это синтетический хрусталь, очень похожий на бриллиант, – объяснила она, – но примерно в десять тысяч раз дешевле. Если он вставлен в перстень, разница почти незаметна.
– Неужели? – удивился я. – В это трудно поверить.
– Мистер Фрэнклин говорил, что многие ювелиры не могут определить на глаз. По его словам, лучше всего вытащить камень из оправы и взвесить.
– Взвесить?
– Да. Циркон гораздо тяжелее бриллианта, так что один карат циркона меньше бриллианта в один карат.
– CZ равно С, умноженное на 1, 7, – медленно произнес я.
– Верно! – удивленно воскликнула она. – Откуда вы знаете?
Глава 9
В полдень, когда я, закончив свои безрезультатные поиски, закрыл крышку последней коробки с нежно переливавшимися цветами радуги опалами из Орегона, сидел в кабинете Гревила и читал распечатку Джун об основах бизнеса, постигая схему денежного оборота, заканчивавшегося справедливым итогом. Аннет, в ежедневные обязанности которой входил перевод денег в банк, дала мне на подпись пачку чеков. Я подписал их с ощущением, что делаю это не по праву. Затем она принесла мне дневную корреспонденцию, требовавшую определенных решений, и я разобрал ее, преодолевая внутреннее сопротивление.
Было несколько звонков от ювелиров, узнавших из утренних газет о смерти Гревила. Аннет, уверяя их, что это не означает закрытия предприятия, говорила более убедительно, чем выглядела.
– Все говорят, что Ипсуич слишком далеко, но мыслями они будут там, – сообщила она.
В четыре часа позвонил Эллиот Трелони и сказал, что ему удалось узнать, кто та леди, которая не желала слышать имя Гревила в своем доме.
– На самом деле это грустная история, – с усмешкой сказал он, – и смеяться тут, вероятно, нечему. Она не простила и не простит Гревилу то, что он отправил ее великосветскую доченьку на три месяца в тюрьму за то, что та продала кому-то из своих дружков кокаин. Ее мать была на суде, и я помню, как она давала репортерам интервью после заседания. Мать никак не понимала, почему продажа кокаина приятелю считалась противозаконной. Разумеется, торговцы наркотиками – презренные негодяи, но продать знакомому – совсем другое.
– Если закон тебя не устраивает, не обращай на него внимания, он тебя не касается.
– Что вы говорите?
– Это Гревил писал в своей книжке.
– Ах да. Кажется, Гревил узнавал телефон матери, чтобы предложить ей возможные варианты реабилитации дочери, но та не захотела его слушать. Знаете что, – он немного помедлил, – вы мне позванивайте, хорошо? Встретились бы как-нибудь за рюмочкой в “Рук-энд-Касл”, а?
– Хорошо.
– И сообщите мне сразу же, как найдете эти записи.
– Обязательно, – заверил я.
– Я говорил вам, мы хотим остановить Ваккаро.
– Я все обыщу, – пообещал я. Положив трубку, я спросил о них у Аннет.
– Записи о судебных процессах? – удивилась она. – Нет-нет. Он никогда не приносил ничего подобного в офис.
"Точно так же, как никогда не покупал алмазов, – сдержанно добавил про себя я, – о которых не было и намека ни в перечнях, ни в описях”.
Из стола вновь донесся приглушенный настойчивый сигнал. На моих часах было двадцать минут пятого. Протянув руку, я открыл ящик, и сигнал, как и в прошлый раз, тут же умолк.
– Что-нибудь ищете? – спросила Джун, залетая в комнату.
– Нечто вроде электронных часов с будильником.
– Это наверняка всемирные часы, – сказала она. – Мистер Фрэнклин пользовался ими, чтобы не забыть позвонить, например, поставщикам в Токио.
Я рассудил, что, поскольку мне нечего будет сказать токийским поставщикам, сигнал вряд ли нужен.
– Вы хотите, чтобы я послала в Токио факс и сообщила, что все дошло благополучно? – спросила она.
– Вы обычно это делаете? Она кивнула.
– Они беспокоятся.
– Тогда, пожалуйста, сообщите им. Когда Джун ушла, в дверях возникла рыжая шевелюра Джейсона, и он без всякого намека на нахальство сообщил мне, что отвез товар Просперо Дженксу и вернулся с чеком, который уже передал Аннет.
– Спасибо, – безразличным тоном ответил я.
– Аннет велела передать вам, – сказал он, посмотрев на меня ничего не выражающим взглядом, и удалился. “Удивительный прогресс”, – отметил про себя я.
В тот вечер, когда все ушли, я остался один и стал не спеша осматривать владения Гревила в поисках тайников, которые требовали смекалки, хитрости и постоянно вводили в заблуждение.
Я был просто не в состоянии осмотреть сотни ящичков в помещениях склада и пришел к выводу, что он вряд ли мог бы ими воспользоваться, потому что Лили или кто-то другой могли запросто наткнуться на то, о чем знать им не следовало. “В этом-то и была основная проблема”, – решил я в конце концов. Гревил, согласно своим принципам, не поощрял разграничение на “свое” и “чужое”, но это правило распространялось и на него, и его сотрудники привычно заскакивали к нему в кабинет при малейшей необходимости.
Постоянно не давала покоя назойливая мысль о том, что, если Гревил и оставлял хоть какие-то координаты бриллиантов в офисе, они могли исчезнуть вместе с “кудесником-взломщиком”, и мне просто нечего было искать. Я и в самом деле не нашел ничего, что могло бы принести малейшую пользу. После часа бесплодных поисков я запер все, что запиралось, и спустился во двор, чтобы найти Брэда и отправиться домой.
* * *
Рассвет в день похорон Гревила был ясным и холодным, и, когда взошло солнце, мы уже направлялись на восток. Поездка в Ипсуич заняла в общей сложности три часа, и мы приехали в город, имея большой запас времени на поиски машины Гревила.
Все попытки выяснить что-нибудь через полицию оказались безрезультатными. Они не брали на буксир, не отвозили и не штрафовали за просроченную стоянку ни один старый “Ровер”. Они не видели машину с таким номером ни на городских магистралях, ни на автостоянках, однако, по их словам, это еще ничего не значило. Розыск машины не входил в их первоочередные обязанности, поскольку она не была украдена, но, если вдруг.., они сообщат мне.
По дороге я объяснил Брэду принцип действия “машиноискателя” и дал в придачу карту городских улиц.
– Очевидно, когда нажмешь эту красную кнопку, у машины зажгутся фары и зазвучит сигнал, – сказал я. – Так что ты веди машину, а я буду нажимать, идет?
Он удивленно кивнул, и мы начали свои несколько необычные поиски из центра города, вблизи того места, где умер Гревил, медленно проезжая по улицам, сначала к северу, затем к югу, и отмечая их на карте. Во многих жилых кварталах машины стояли возле домов одна за другой, но нигде мы не услышали свистка сигнала. Мы проезжали общественные стоянки, автостоянки возле магазинов и перед вокзалом, но нигде не увидели зажженных фар. “Роверы-3500” встречались довольно редко, и, когда нам попадался очередной, мы останавливались, чтобы посмотреть на номер, даже если машина и не была серого цвета, но автомобиля Гревила мы среди них так и не нашли.
Мною все сильнее овладевало чувство глубокого разочарования. Я серьезно рассчитывал отыскать эту машину.