Залги, олроги… Эти имена были у меня на слуху, почему я не вспомнил о пиратах? Хотя я почти ничего не помнил… Но потом, когда пелена спала, я обязательно должен был вспомнить! И сказать всем, или хотя бы одного Сашку затащить в башню, ведь я же почувствовал, что надо идти в нее!.. А так – он погиб снова… Даже не погиб – просто исчез!..
Ачаду вновь обхватил руками голову, сжал зубы, заиграл желваками. Потом снял ладони, тряхнул головой и сказал с такой тоской в голосе, что у Хепсу затрепыхалось сердце от жалости к этому молодому беловолосому парню, совсем не похожему на его прежнего Учителя:
– Прости меня, Хепсу! И ты, девочка, прости. Зачем я пытаюсь обвинить в чем-то вас? При чем здесь вы?! Вы такие же пленники бесконечного жестокого мира, как и я!.. – Тут он что-то вспомнил и добавил очень тихо, так что Хепсу еле расслышал его слова, а Кызя и вообще разобрала очень мало: – Нет, вы не такие… Вам еще хуже. Долгоживущие живут совсем мало…
– Как это?! – ахнул мальчик. – Ты ошибся, долгоживущие живут долго, потому так и называются! И потом, я-то не долгоживущий.
– Почти, мой мальчик, почти. К сожалению, а может, и к счастью, ты проживешь не намного дольше их. И я не ошибся… Вот послушай. И ты, девочка… как тебя зовут?.. и ты, Кызя, тоже слушай, подбирайся поближе…
Дождавшись, пока дети подлетят к нему ближе, Ачаду стал рассказывать все. Как он оказался у лесных бандитов, как пытался спасти Хепсу в селении Шагрота…
– А мой отец, где он? – Кызя старалась, чтобы вопрос прозвучал безразлично, как бы между прочим, но голосок ее дрогнул.
Ачаду замешкался, но все же ответил честно:
– Он погиб. Достойно, от солдатских пуль. И он пошел на смерть ради тебя. Он тебя очень любил…
Кызя хотела фыркнуть в ответ, но вместо этого всхлипнула. Сердито смахнула слезу кулаком и сказала сквозь зубы:
– Если бы любил, не погиб. Если бы послушался меня… Больше всего он любил деньги. Считал людей товаром… Так ему и надо!.. – И Кызя, закрывшись ладонями, заплакала.
Хепсу стало очень неловко, словно он сделал что-то постыдное. А он всего лишь смотрел на трясущиеся Кызины плечи и не знал, что сказать, как поступить. Ачаду поймал его растерянный взгляд и покачал головой, приложив палец к губам.
Очень скоро худенькие плечи девочки перестали трястись. Кызя, продолжая зажимать глаза ладонями, шмыгнула носом – раз, другой… Потом отняла руки от мокрых щек и отвела покрасневшие глаза в сторону. Буркнула:
– Все. Рассказывай дальше!
Учитель переглянулся с мальчиком и продолжил повествование. Он рассказал о том, как первый раз стал солдатом, о нападении на Гереб отурков, о своем удивительном пленении, об Акмээгаке и, вкратце, о его теории глубинного разума – бесконечной жизни для некоторых, «пронизывающих» собою миры. О мироздании же «по-отуркски», о Земле и своей жизни на этой планете Ачаду упомянул лишь вскользь, не вдаваясь в подробности теории отурка. Он также решил, что подробно о своей земной ипостаси рассказывать не стоит – это займет много времени, дети не все поймут, а толку будет мало. Может быть, потом, когда-нибудь, когда будет желание и время… Ачаду и так опасался, что Хепсу, и особенно Кызя, не сможет понять почти ничего из его сумбурного рассказа. Но Хепсу, едва Учитель замолчал, тут же спросил:
– Почему же ты вспомнил всего две жизни, если живешь везде и всегда? Может, потому что ты умер только там? И может… может, ты и продолжаешь там жить, только…
– Только это уже не я? – Жесткая улыбка прорезала лицо Ачаду.
– Да, я это хотел сказать. Может, нам для игры в солдатики подсунули не людей, а… образы. Продлили специально ту линию жизни, которая все равно была оборвана. Как бы, ее все равно не жалко – нате, играйтесь, детишки!..
– Твои измышления стали такими необычными! – покачал головой Учитель. – Даже не так… Ты стал рассуждать по-взрослому!.. Но кто… ты думал: кто дал вам «игрушки»? Кто эти вершители судеб, распорядители жизней?
– Разве это можно узнать? – подала голос Кызя, глаза которой уже высохли, и она вновь развернулась лицом к говорящим.
– Не знаю. Но очень хотелось бы! – сжал кулаки Ачаду.
– А почему ты на них злишься? – удивился Хепсу. – Они же не сделали ничего плохого. Наоборот, дали еще пожить уже умершим людям!
– Да не умершим, – ударил кулаком в ладонь Учитель, – а убитых ими! Убиваемым ими постоянно ради забавы или для другой какой пакости! Почему везде идет война? Почему всюду люди и вообще все разумные убивают друг друга?! Если жизнь почти бесконечна, как у маложивущих, значит, их можно давить как тараканов?
– Кто такие тараканы? – спросила Кызя, но Ачаду раздраженно отмахнулся и заговорил дальше, повышая голос, почти уже крича:
– А если человек живет один раз, как долгоживущие, то его можно убить, потому что от него все равно дальше толку не будет? Потому что он бесполезный?!
– Так они говорили о нас… – тихо сказал Хепсу, но Учитель услышал.
– Да какая разница – мы, они?! Пойми, мы все живые, и мы все хотим и любим жить! Нормально жить, спокойно, учиться, работать, растить детей… Пусть даже я живу всегда и везде, но я все равно хочу именно жить, а не убивать и умирать от рук таких же, как я!.. – Ачаду споткнулся. – Да нет, теперь-то я не живу всегда и везде… Я мертв. Зато мне больше нечего терять!
– Нет, ты не мертв! – крикнул Хепсу задрожавшим голосом. – Вот он ты! – Он ткнул на Учителя пальцем и чуть не кувырнулся набок. – Неважно, долго ты будешь жить или мало, но раз ты живешь, то и должен жить! Может, как раз теперь ты и сможешь пожить, как хочешь. Ведь тебя – вот этого тебя – уже как бы и нет для тех… ну, кого ты назвал вершителями судеб. Никто насильно не заставит тебя убивать, а если и будет кто-то заставлять – почему ты должен соглашаться?
– Ты все-таки еще ребенок!.. – усмехнулся Ачаду и потрепал волосы мальчика.
– Но почему?! Что я сказал неправильно?
– Что он сказал неправильно? – поддержала друга Кызя. – Или ты не можешь отказаться, потому что тебе нравится убивать? Ты привык это делать? Потому и говоришь, что терять тебе нечего?
Ачаду вздрогнул и покраснел, словно получил пощечину. А потом положил руки на плечи Хепсу и Кызе и притянул детей к себе.
– Я рад, что вы так говорите, что вы так думаете, так чувствуете! Ох, как я рад! Если вы, став взрослыми, сохраните хоть половину этих измышлений и чувств, то, возможно, не так все и страшно… Кто знает, может, и нет никаких распорядителей и вершителей? Может, это мы сами и есть, только боимся себе в том признаться?
Глава 33
Так и стояли они, обнявшись, а точнее – висели в бесконечной, всеобъемлющей серости, каждый обдумывая что-то свое, но наверняка в их мыслях было много общего. Наконец Ачаду улыбнулся, потрепал мальчика и девочку по волосам и сказал:
– Ну, ладно, мировые проблемы мы решили. С моими личными тоже почти разобрались. Давайте-ка теперь подумаем о наших общих проблемах! О самых, так сказать, насущных… Если уж не смогли выяснить «кто виноват», то давайте соображать «что делать». – Ачаду заметил, что Хепсу ищет подтекст в последних фразах и пояснил: – Это там, на Земле, на той планете, где я когда-то жил, один великий народ, к которому и я принадлежал, любил задаваться двумя этими вопросами…
– Ответы всегда находили? – с легкой ехидцей спросил Хепсу.
– На первый вопрос их более чем достаточно находилось! Со вторым получалось хуже. Как и у нас сейчас. Меня послушать, так и вы с Кызей виноваты, и какие-то распорядители судеб!..