Эти домики, называемые дольменами, очень напоминают современные доты. Стоят они на возвышенностях, загороженные лесом. Есть у них только один круглый лаз, одна амбразура, через которую можно забраться в сухую, каменную камеру. Дольмены привлекают туристов, ученых-археологов и, конечно, мальчишек из Камышков и ближних поселков: лучшего места для игр в немцев и партизан, в браконьеров и егерей просто не найти. И все - ученые, туристы, случайные приезжие, мальчишки - до сих пор ломают голову над вопросом: кто строил эти дольмены, зачем строил и как все-таки при тогдашней, доархимедовской технике, без кранов, без минских тяжеловозов и челябинских бульдозеров, пращуры наши смогли обтесать, перевезти и точно уложить эти каменные плиты весом в десяток тонн каждая? Кто, а главное - зачем?..
И еще, что привлекает юных, а может быть, и не только юных путешественников, - это заманчивая возможность поглядеть на мир с высоты, забраться на одну из вершин вокруг Камышков и глянуть почти с трехкилометровой высоты на весь Кавказ, а если позволят облака, то и на прозрачно-далекое море по ту сторону перевала.
Милый нашему сердцу Кавказ!
Ты предстанешь очарованному взгляду путников как бесконечная зубчатая страна, уходящая вдаль и во все стороны. Там будут голубые, зеленые, розовые, фиолетовые и белые краски, но не застывшие, как на полотне художника, а живые, меняющиеся на глазах. Самый близкий отсюда Кушт в хорошую погоду покажется розовым, как чисто вымытый морской камень, зеленым - перед дождем, голубым - в туманное утро. А чуть отодвинутая в сторону громадина будет то белой, то черной, то похожей на мрачный широкий шатер, водруженный под самое небо. Далекие восточные вершины встанут на горизонте голубыми глыбами с белыми венцами на головах. Они подымаются над взлохмаченным ландшафтом более низких гор и вызывают чувство высокого восхищения. Какой не сравнимый ни с чем простор, какое величие! И всюду: рядом и где-то очень далеко, вот тут, под ногами, и там, у мерцающего моря, - всюду, как зеленая накидка, лежит на горах лес, кудрявый и ласковый издали, такой заманчивый, что хочется погладить его рукой, и в то же время таинственный, торжественно-строгий вблизи, когда сойдешь вниз, под тень огромных пихт высотой в пятнадцатиэтажный дом или заберешься куда-нибудь в джунгли, на дно диковатого ущелья. Тут уж будь начеку! Лесные дебри опасны для неопытного человека. В них сотни троп и ни одной дороги, тысячи зверей и птиц, множество предательски нависших скал и готовых упасть полусгнивших деревьев. Здесь чащи рододендрона, из которых трудно выбраться. И бурелом, который непременно подымется на дороге новичка. И пугающая темень с загадочной тишиной, где каждый хруст ветки, падение камня, крик сойки заставляет вздрагивать и пугливо оглядываться по сторонам. Только смелым и опытным все эти страсти нипочем.
Наверное, каждый, кто родился и вырос рядом с лесом, непременно хочет быть смелым и опытным. Как Егор Иванович Молчанов. С него берут пример.
Егору Ивановичу не стукнуло еще и двадцати, а он уже водил по горам экспедиции геологов и натуралистов. А потом попал на службу в заповедник. И остался на этой небезопасной службе на долгие-долгие годы.
Одинокие блуждания по горам сделали его неразговорчивым. Чего-чего, а длинную речь он сказать, честно говоря, никак не мог. Даже в семье, со своей женой Еленой Кузьминичной если и перебросится десятком-другим слов за целый день, то считай, что разговорился. А с сыном Сашей, которому минуло семнадцать, обмен впечатлениями происходил обычно в порядке одностороннем: отец слушал, сын рассказывал.
И если при этом Саша горячился, смеялся, досадовал или даже выходил из себя, Егор Иванович только поддакивал, кивал головой или вздыхал и хмурил брови, посматривая куда-то в сторону. Но и такие немногочисленные проявления эмоций сын научился разгадывать и довольно скоро знал, что именно отец одобряет, кивая или коротко улыбаясь, и что отвергает своими шумными вздохами. Понемногу у них сложилась своя манера разговаривать, они прекрасно понимали друг друга с полуслова, с одного взгляда. А часто взгляд был красноречивее слова.
Виделись они редко, может, потому их и тянуло друг к другу. Особенно Сашу.
Пожалуй, только одно важное решение Молчанова-старшего так и осталось до поры до времени неразгаданным ни сыном, ни женой: почему вдруг Егор Иванович после седьмого класса определил Сашу не в ближайшую среднюю школу в предгорной станице, а в Желтополянскую, которая находилась по ту сторону перевала.
- Лучше так-то, мать, - ответил он на женины вопросы и потом долго и терпеливо выслушивал ее бесконечные доводы и упреки, реагируя на них то взмахом руки, то вздохом или коротким "будет, будет тебе...", то просто уходил, избегая разговора.
Он не отступился от своего решения, хотя во многом согласился с женой. На самом деле, Желтая Поляна очень далеко, прямая дорога есть только в летнее время через перевал, а кружная по приморскому шоссе - это добрых пятьсот верст. И нет там родных и приятелей, есть только интернат, а в нем неизвестно еще, как живут. И вообще это край России - какой только нации там не встретишь! - людное и суетное место, где сынок может закружиться, а то и в дурную компанию попасть. Все это так, и тем не менее Егор Иванович сказал: Желтая Поляна.
Перед началом учебного года он спросил сына:
- Поездом поедешь или со мной через горы?
- С тобой, - не задумываясь ответил Александр.
- А груз?
- Донесем.
Тогда отец глянул на Елену Кузьминичну, и она поняла, что надо собирать сына в поход.
2
Выяснилось, что не велика беда, если в Желтой Поляне нет у Молчановых родственников. Не везде же их иметь.
А друзья-товарищи нашлись и тут. В общем, не грустно, пожалуй, веселей, чем в Камышках, потому что интернат - это шумная и свободная коммуна. А школа хорошая, и такие же горы стоят над поселком, что и около родных Камышков, только покруче и повыше; вот они, прямо за школьным двором, кажется, выбеги утром налегке, и через час-другой с вершины помашешь своим: смотрите, где я, аж под облаками!
Но это только кажется.
В горы Сашу Молчанова и его новых друзей пустили не сразу. Сперва весь класс ходил с учителем на более низкие возвышенности, потом на Пятиглавую, что стояла за рекой, и то не на самые вершины, а на второстепенные, а уж потом учитель повел их на горы подальше.
Какой-то особенный попался учитель. Преподавал географию, но в классах, пока на улице тепло, ребят не любил держать. Они уже знали: если его уроки последние, значит, готовь кеды и рюкзаки, идем в поход. А если на субботу приходились, то поход будет с ночевкой и костром где-нибудь в верховьях горной реки. У костра Борис Васильевич, случалось, и спрашивал ребят, и даже отметки ставил. Не ответишь, где Килиманджаро, или забудешь, в каком море Тирренские острова, учитель двойку не поставит, но памятную галочку в дневнике сделает и скажет:
- Вернемся к разговору на той неделе. Не забудь, дружок.
Ну, а если вылетит из головы, как определить расстояние до указанной точки или как отыскать съедобное растение, тут Борис Васильевич сделается непреклонным и сердитым. В дневнике при красном свете умело разложенного костра вдруг появится аккуратная такая двоечка, а глаза учителя станут грустными и немного растерянными. И все замолчат от неловкости, а девчонки будут шептаться, прямо уничтожать гневными взглядами неудачника, и каши ему за ужином положат заметно меньше, как штрафнику.