Челси застонала, когда он сжал пальцами ее сосок, а его язык властно толкнул ее язык. Она бедром ощутила, как напряглась его плоть, и едва не задохнулась от восторга. Ей даже пришлось оторваться от Эндрю. Она устремила на него затуманенный взгляд.
— Боже мой, — выдохнул он, — я этого не вынесу.
— Я тоже, поэтому целуй меня.
— Как смешно: я почти не знаю тебя, я к тебе почти ничего не испытываю, и все же мне хочется делать с тобой самые невероятные вещи, я просто не могу удержаться!
— Надеюсь, ты даже не будешь пытаться.
— Я и не собираюсь! Челси, да поможет нам Господь. Я хочу прикасаться к тебе, целовать тебя.
Эндрю осыпал поцелуями ее лицо. Челси щекой чувствовала тепло его дыхания. Она дрожала от восторга, растворяясь в своих ощущениях. Ей нравилось гладить его, запускать пальцы в его шелковистые волосы. Она не знала, радоваться ли тому, что она сделала лишь крохотный глоток бренди, или огорчаться из-за этого? Ее мозг в отличие от прошлого раза не был затуманен большой дозой возбудителя, и выпитого количества хватило только на то, чтобы раскрепостить ее. В противном случае она бы оттолкнула его от себя и, возможно, даже выкинула бы из кареты.
Что касается Эндрю, то он выпил почти всю фляжку.
Он снова с жадностью впился в ее рот. У него такие горячие губы, думала Челси, и от него вкусно пахнет — какой-то экзотической пряностью. Какие нежные у него руки!
Челси застонала, когда он снова накрыл ладонью ее грудь. Ее маленькую, но страстно ждущую ласки грудь.
— Эндрю, ты прикасаешься к моей… моей…
— Груди? Да. Мне, видишь ли, нравится брать ее в руку. Она такая упругая и так точно ложится в ладонь. Очень приятно.
— И она не кажется тебе неполноценной?
— Абсолютно нет. И я знаю, что она ждет, когда я буду ласкать ее. Целовать. Господи, ты потрясающа!
Эндрю через голову стянул с нее рубашку и припал губами к ложбинке на груди. У Челси от восторга бешено застучало сердце и закружилась голова.
— Что ты делаешь?
— Целую твою грудь.
— Но я думала, что целуют только в рот!
— Целовать можно все, что нравится. И мне нравится целовать сюда… и сюда…
Он сжал губами ее сосок, и она забилась в его объятиях. Чтобы не утонуть в вихре ощущений, охвативших ее, она сжала его плечи.
«Не сопротивляйся, он не остановится. И ты не хочешь, чтобы он останавливался. Замри и наслаждайся. Наслаждайся, потому что такое больше не повторится!»
Эндрю засунул руку ей между бедер и заставил раздвинуть ноги.
— А вот еще одно местечко, которое любит, чтобы его целовали, — проговорил он, гладя ее через бриджи. — И я с удовольствием прижмусь к нему губами.
— Туда? Да как ты мог об этом подумать!
— Я не только думаю об этом. Я делаю. — Эндрю склонился к ней. Его лицо было так близко, что Челси смогла в мельчайших подробностях рассмотреть его зрачки. Его жаркий взгляд пронзал ее насквозь. — Моя дорогая Челсиана, я хочу сказать тебе одну вещь. Может, на меня подействовало возбуждающее средство, а может, и нет, но я мечтал о том, чтобы снять с тебя бриджи, с тех пор как ты появилась на поляне. А весь последний час я мечтал прикоснуться к твоим длинным, стройным ногам, засунуть руку тебе между бедер и почувствовать, как у тебя там горячо и влажно, как ты изнываешь от страсти ко мне.
Господи, да она уже давно изнывает от страсти! Наверняка он почувствовал это, когда засунул туда руку. Кровь превратилась в жидкий огонь, все тело горело как в лихорадке, голова кружилась. Челси посмотрела Эндрю в глаза, и ее ноги сами начали раздвигаться.
— С той минуты, что мы сели в карету, я мечтал о том, чтобы раздеть тебя и разложить на полу, — хриплым голосом проговорил Эндрю. — Ничто — ни твои слова, ни действия — не остановит меня. Я хочу тебя. И я тебя возьму.
Он принялся теребить губами ее сосок, а рукой продолжал гладить между ног.
— О, — застонала Челси, закидывая голову и закрывая глаза, — а я-то думала, что тебя не интересуют женщины, что тебя волнует только твоя наука.
— Меня интересуешь ты. Я просто не хочу жениться на тебе. Здесь нет ничего личного, естественно, — не поднимая головы, ответил Эндрю. — Я вообще не хочу жениться.
— Если брак означает, что такое будет происходить каждый день, то, возможно, он не так ужасен, — проговорила Челси, из-под полуприкрытых век наблюдая, как Эндрю водит языком вокруг соска. — Если бы ты женился на мне, мы занимались бы этим каждый день?
— Каждый день и каждую ночь.
— Но мы не собираемся жениться.
— Да. Мы собираемся обхитрить Люсьена.
— Да. Обхитрить Люсьена.
— И заняться любовью… — Эндрю принялся расстегивать ее бриджи, — прямо сейчас.
— Да. Сейчас.
Челси выгнулась, и Эндрю медленно, мучительно медленно стянул с нее бриджи. Теперь она сидела перед ним обнаженная. Несколько мгновений он разглядывал ее, затем его дыхание участилось.
— Нет, сиди так, — приказал Эндрю, когда Челси, засмущавшись, попыталась сдвинуть ноги. — Я хочу смотреть на тебя.
— Честное слово, я в буквальном смысле ощущаю твой взгляд на себе.
— Вот как? Скоро ты почувствуешь на себе не только мой взгляд.
Эндрю продолжал разглядывать ее, и Челси казалось, что огонь, полыхавший в ней, под его взглядом становится еще жарче.
Эндрю провел рукой по треугольнику волос внизу живота, и Челси напряглась. Она следила за тем, как его теплая ладонь скользит по ее животу, искушая и мучая. Внезапно он коснулся пальцем заветного бугорка.
Челси вздрогнула и застонала.
— Как я вижу, моя гипотеза оказалась верной, — улыбаясь, сказал Эндрю.
— Какая гипотеза?
— Я предположил, что ты будешь готова принять меня. Так и есть.
— Это возмутительно.
Он продолжал водить пальцем по бугорку.
— Это лестно.
— Просто я не контролирую себя.
— Это возбуждает меня еще сильнее. Так, что мне даже больно.
Челси покраснела, а Эндрю пристально смотрел на нее, и его палец скользил по бугорку, погружая ее в новые, не изведанные ранее ощущения. Вдруг его рука замерла.
— В чем дело, Челсиана? В прошлый раз ты была тигрицей, а сегодня — котенок. Неужели из нас двоих с ума схожу только я?
— Нет, просто из нас двоих именно ты выпил всю фляжку, а я лишь пригубила. Этого хватило для того, чтобы я не сопротивлялась.
— Если ты хочешь, чтобы я остановился, тебе, боюсь, придется выкинуть меня из кареты.
— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — прерывающимся голосом проговорила Челси.
— Если ты чего-то боишься, в чем-то сомневаешься, если чего-то опасаешься, скажи мне, и я приложу все силы, чтобы избавить тебя от всех страхов, сомнений и опасений.
— У меня нет ни страхов, ни сомнений, ни опасений, — проговорила Челси, внезапно ощутив боль в сердце. — Ведь я как-никак уже не девственница, верно?
Его взгляд смягчился, и Челси увидела перед собой того Эндрю, который гладил свою собаку, который уважил ее просьбу, когда она решила сразиться с ним на дуэли вместо Джеральда, а несколько минут назад шутил с ней — того Эндрю, что обычно прятался под маской гнева и резкости.
— Насколько мне известно, ты плохо помнишь, что было между нами в прошлый раз. Поэтому ты должна знать, Челси: я до сих пор считаю тебя девственницей во всех смыслах этого слова, кроме одного.
«Челси». Он назвал ее Челси. У нее что-то перевернулось в душе.
— И я буду обращаться с тобой так же осторожно и нежно, как с девственницей.
Все это время Эндрю неторопливо водил рукой у нее между ног, разжигая в ней огонь и непреодолимое желание. Челси хотелось, чтобы он ласкал ее как-то по-другому, только она не могла представить, как именно. Карета подпрыгнула на ухабе, и палец Эндрю сдвинулся туда, куда хотелось Челси.
— О! — закричала она и увидела лукавый блеск в его глазах.
— Потрясающее ощущение, правда?
— Откуда ты знаешь?
— Мадам, мне многое известно о вас, а вот вам еще предстоит поучиться. Мне также известно, что через несколько мгновений мы поедем через меловые холмы. Дорога там неровная, и вы это остро почувствуете.
— Это будет приятно?
— О да, — усмехнувшись, ответил Эндрю, — очень приятно.
А Челси приятно было уже сейчас. Эндрю встал радом с ней на колени, раздвинул ей ноги и стал целовать там, где только что путешествовала его рука. Он водил языком, все время сужая круги, и наконец добрался до заветного бугорка.
Когда к языку присоединился палец, Челси застонала и забилась. В ней росло и ширилось странное ощущение — у нее почему-то возникла ассоциация с лошадью, собирающей силы для преодоления огромной преграды.
— Возможно, мадам, вы и не помните, что произошло между нами в прошлый раз, — тихо проговорил Эндрю, — но на этот раз вы ничего не забудете, уверяю вас.
И язык, и палец Эндрю заработали быстрее. Внезапно карета подпрыгнула на одной из неровностей, о которых он предупреждал, и это только обострило ощущения Челси.
— Боже! — со стоном выдохнула она.
— Быстрее! — крикнул Эндрю кучеру.
Карета покатилась быстрее, и неземное наслаждение разлилось по всему ее телу.
— О, пожалуйста, прошу тебя, — шептала она, царапая ногтями диван.
— Еще быстрее!
Кучер исполнил приказание, и карета закачалась так, будто началось землетрясение. Челси уже не могла противостоять рвущейся наружу мощи и с криком выгнулась, а Эндрю все быстрее водил языком по бугорку, нажимая сильнее, засовывая его глубже!
— Боже, помоги мне!
Челси забилась в судорогах, выгибаясь дугой. Ее волосы разметались. Вдруг Эндрю выпрямился и засунул в нее пальцы. На Челси, которая уже думала, что большего наслаждения быть не может, накатила новая волна.
Она еще трепетала, когда Эндрю снял бриджи и вошел в нее. Он двигался резко и быстро и вскоре познал ту же радость, что и Челси.
А кучер на козлах так ничего и не услышал.
Глава 13
К тому моменту, когда Джеральд добрался до «Ламбурнского герба», его страх уступил место недовольству самим собой. Это чувство засело в нем, как кость в горле. Джеральд осадил лошадь перед конюшней, бросил повод конюху и прошел в бар.
Порция крепкого виски успокоила его. Вторая — прибавила сил. Третья — вернула часть отваги, которой его с такой легкостью лишил его сиятельство герцог Блэкхит. Половины четвертой порции хватило на то, чтобы он поспешил обратно в конюшню.
Он разберется с этим герцогом! Он заставит того понять, что его братец не подходит Челси! Он позаботится о том, чтобы этот брак не состоялся!
Спустя несколько минут Джеральд уже был в седле и скакал в замок Блэкхит. Он не сомневался, что герцог примет его. Герцог действительно принял его, но заставил сорок минут ждать в Большом зале. Этого оказалось достаточно, чтобы Джеральд снова впал в неистовство.
Наконец за ним пришел лакей.
— Его сиятельство примет вас, ваша светлость, в библиотеке, — поклонился тот. — Соблаговолите следовать за мной.
Виновник всех бед Джеральда стоял перед книжным шкафом и читал какую-то древнюю книгу в кожаном переплете. Герцог уже успел переодеться, и сейчас на нем был не черный, а темно-синий бархатный камзол. Почему-то в нем он выглядел более опасным, чем в черном.
Когда Джеральд вошел, герцог еще несколько мгновений стоял к нему спиной, потом неторопливо закрыл книгу и повернулся. На его губах играла холодная усмешка, а во взгляде тепла было не больше, чем у кобры.
— А, Сомерфилд. Я ждал вас. Присаживайтесь. Я предложил бы вам что-нибудь выпить, но сегодня я что-то не очень к вам расположен. — Он снова холодно улыбнулся. — Полагаю, вам известно почему.
Герцог взял графин и наполнил свой стакан.
Джеральд стремился как можно быстрее покончить с этим делом и решил не тратить время на любезности. Он окинул герцога полным ненависти взглядом и резко проговорил:
— Я не могу допустить, чтобы Челси вышла за вашего брата.
На красивом строгом аристократическом лице герцога не дрогнул ни один мускул. С безразличным видом наблюдая, как в хрустальном графине плещется херес, он сказал:
— Очень печально, потому что я благосклонно отношусь к этому союзу.
— Благосклонно? Вы что, сумасшедший?
— Сумасшедший? — Герцог поднес стакан к губам. В его темных глазах появился ледяной блеск. — Уверяю вас, я в здравом уме. Кстати, Сомерфилд, а вот в отношении вас у меня возникают сомнения. Мне кажется, что помешались именно вы.
Джеральд, расхрабрившись после выпивки, ощетинился:
— Не понимаю, что вы имеете в виду!
— Не понимаете? Вчера вы вызвали моего брата на дуэль за то, что он отказался предложить ей руку и сердце. Сегодня утром вы, как жалкий трус, попытались убить его, но эта попытка едва не стоила жизни вам самому. А теперь вы заявились сюда и выражаете недовольство предстоящим браком. Сомерфилд, вы рискуете, испытывая мое терпение. Мне казалось, что вы умнее. Неужели вы не понимаете, что ваши разглагольствования только усложняют ситуацию?
У Джеральда затряслись руки, и он уже пожалел, что не допил четвертую порцию.
— Я готов сделать вид, что утренний инцидент явился результатом вашей, Сомерфилд, излишне пылкой любви к сестре. Ради моей будущей невестки я даже готов соблюдать определенную корректность в общении с вами. Но я отказываюсь понимать, почему вы внезапно посчитали Эндрю неподходящей партией для Челсианы, хотя вчера требовали от него согласия жениться на ней. Что-то вы очень резко меняете свое мнение, не так ли?
— Я не менял своего мнения, просто вчера обстоятельства застали меня врасплох. Вы не можете не признать, что ситуация была шокирующей. Челси предстоит выйти за сэра Гарольда Бонкли, и если она станет невестой вашего брата, то тем самым сделает из нас с Бонкли посмешище.
— Не вижу, как брак между Эндрю и Челси может оказать пагубное влияние на, — он снова презрительно усмехнулся, — ваше достоинство и достоинство Бонкли.
— Во время бала мы известили всех заинтересованных лиц о том, что Бонкли и Челси уже почти помолвлены.
— Значит, вы не только трус, но и глупец.
— Я требую от вас сделать все возможное, чтобы положить конец этому сумасшествию!
Герцог вскинул одну бровь и поставил стакан на стол.
— Вы требуете?
Джеральд покраснел и что-то пробормотал.
— Мой дорогой Сомерфилд, — любезно продолжал Люсьен, — уверяю вас, это не входит в мои намерения. Более того, я полагаю, что ваша сестра и мой брат очень подходят друг другу. — Он смахнул пылинку с рукава и пренебрежительно оглядел гостя. — Ведь вы не считаете моего брата неполноценным, верно?
Джеральд почувствовал, что у него от страха сводит живот. Он был мало знаком с Люсьеном, однако интуиция, вернее, животный инстинкт, подсказывала ему, что он ступил на опасный, а может, и на смертельный путь. К сожалению, большое количество виски лишило его осторожности.
— Считаю, черт побери! Он замкнут. Надменен. Он одержим своими головоломными идеями, и это доказывает, что он не просто странный, а самый настоящий извращенец. Он сделает мою сестру несчастной. У него нет никаких надежд ни на успешную карьеру, ни на благополучное будущее. Что он может предложить Челси? Абсолютно ничего.
В течение минуты герцог молча смотрел на Джеральда, и тот вдруг почувствовал себя очень неуютно под его взглядом. По спине побежали мурашки, а ладони внезапно стали влажными.
— А вы полагаете, что с этим Бонкли, чье имя нельзя произносить без жалости к его бедной невесте, ваша сестра будет счастливее, чем с моим братом? — тихим голосом, в котором явственно слышалась угроза, спросил Люсьен.
— У него хотя бы есть… есть перспективы!
— Вот как? И какие же? Прошу вас, поясните.
Джеральд открыл было рот, но тут же закрыл его. Сэр Гарольд Бонкли не имел никаких преимуществ перед лордом Эндрю де Монфором, и оба знали это.
Блэкхит еще секунду выжидательно смотрел на него, потом тяжело вздохнул и перевел взгляд на графин с хересом.
— Я начинаю подозревать, Сомерфилд, что ваше недовольство моим братом связано вовсе не с тем, что он скомпрометировал вашу сестру, а с тем, что он, скажем… — Люсьен поднял стакан и принялся изучать золотистый напиток, — упрямый.