Где наша бригада, не слыхать?
- Нет, - вздохнул Андрей и добавил: - Сумел узнать только, что в окружение попали.
- Воюют, значит, - сказал Лютиков. - Баниться можно. Я топил, чтоб не остыла.
- Как бы еще гимнастерку постирать, - неуверенно сказал Андрей.
- Да просто... Тропинка вот. За кустами ерик, там и радистка стирает. Добегите.
- Ладно, - согласился Андрей. - Добегу.
Тропинка эта вилась меж грядок с луком и помидорами. Ветер угнал тучи. Звезды, будто умытые, пронизывали ночь трепетным светом Андрей услыхал плеск воды за кустами высокой черемухи, свернул и раздвинул ветки Белизна нагого девичьего тела остановила его.
Услыхав шорох веток, радистка быстро повернулась. Она стояла по колено в черной воде, у ног виднелись блестки звезд. И вдруг, разбрызгивая эти блестки, Ольга шагнула на берег, даже не пытаясь закрыться мокрым бельем Часто вздрагивали ее небольшие острые груди Какая-то порывистость была и в застывшей сейчас фигурке И так, будто ей нестерпимо это мгновение, она резко закинула голову назад ..
Андрей почувствовал, как у него заколотилось сердце и гонит кровь, туманя мозг И затем возникла мысль, что надо сделать к ней только два шага Но сам вдруг, испугавшись этой мысли, попятился, ломая кусты, бормоча извинения, хотя и сознавал, что все слова его не имеют никакого смысла, а имеет смысл лишь поразившая его красота девичьего тела и те чувства, которые были в нем.
"Надо же... Надо же..." - говорил он самому себе, шевеля пересохшим языком, ступая в грядки у тропинки. Ему хотелось вернуться к ручью, и поэтому он шагал еще быстрее. Только у самой баньки остановился.
- Нету ее? - спросил Лютиков.
- Обойдусь, - глубоко вздохнув, стараясь унять непонятную дрожь, сказал Андрей - Это не к спеху.
- А банька форс-мажор, - похвастался Лютиков. - Я и веник соорудил.
VI
В тесной, жаркой баньке Андрей исхлестал веником костлявую спину Лютикова, но тот все повторял:
- Еще малость У-у.. О-о. По хребту... Амброзия!..
Когда, уставшие, разомлевшие, они сели прямо на скользкий пол, Андрей спросил:
- Как ты раньше жил?
- Да всяко... Немного беспризорничал. Катался под вагонами Осенью к югу, весной - назад. Пока в детдом не забрали. Там год лишь держался.
- Почему?
- Книги у воспитателей тибрил. Отправили в колонию.. Сбег и в тюрьму попал.
Лютиков рассказывал неохотно, вялым голосом и, черпая пригоршнями воду из деревянной шайки, лил себе на впалый живот, где синий орел держал в когтях женщину, а с бедер к ней тянулись, разинув пасти, две змеи Если он шевелил ногой, то змеи двигались Сверху было выколото: "Нет любви без страданья"
- А в тюрьме только одну книжку нашел Словарь иностранный Половину листов искурили. Выменял за две пайки хлеба... Как святое писание, читал.
Помолчав немного, ой сказал:
- Одеваться будем? Я сапоги припас, какие из чемодана взяли. Новенькие. Эти-то развалились.
От его неожиданной заботливости у Андрея щипнуло в горле. Он вдруг понял, что на войне все оценивается по иному, чем в обычной жизни, счету.
- Зачем же мне? - проговорил он. - Носи сам.
Но Лютиков молча, как бы считая, что разговаривать тут не о чем, вытащил из-под лавки новенькие, с ремешками поверх голенищ, на мягкой каучуковой подошве сапоги.
Андрей так же молча натянул их.
- Впору, - заметил довольный Лютиков. - Старые тут оставим. Хозяйке сгодятся на обутки ребятам. Их у нее четверо. Один другого меньше. Только картошкой и перебиваются. Мужик у нее то ли пропал, то ли в лесу с бандитами.
- С какими бандитами?
- Кто их знает? Вчера, рассказывают, за селом наших обстреляли.
Приподняв деревянную бадью, он плеснул остатки мыльной воды в печь. Головешки зашипели, пахнули едким дымом.
Кашляя и смеясь, как напроказившие мальчишки, они выскочили за дверь.
Андрею было весело и легко, будто в тесной баньке осталась вся усталость и те чувства, которые испытал на берегу ерика.
Село гудело, точно потревоженное: чавкали на рысях по мокрой дороге копыта лошадей, взревывали моторы штабных броневичков А небо снова заволокло тучами.
У хатки стоял низенький командир в надвинутой до бровей фуражке, плащ-палатка его свисала до земли.
Широкие плечи капитана Самсонова белели в темном проеме раскрытого окна.
- Безобразие! - говорил низенький. - Отвечать не умеете! Да еще такой вид! Распустились! Где лейтенант здесь?
- Вам я нужен? - спросил Андрей.
Тот повернулся к нему, и края плащ-палатки разлетелись в стороны Под большим козырьком фуражки на узком лице двумя точками блеснули глаза.
- Именно.
И неловким быстрым жестом отдав честь, он представился:
- Старший лейтенант Солодяжников. Командир отдельной роты курсантов Вы назначены моим заместителем Приказ члена Воелного совета Рыкова. Явитесь через полчаса Связной укажет, где находимся.
- Есть, - машинально проговорил Андрей.
Старший лейтенант запахнул свою плащ-палатку, повернулся и ушел подпрыгивающей походкой.
- Что? - возмущенно проговорил Самсонов. - Оказывается, только старший лейтенант?.. Сопля на ножках! Я-то думал, генерал какой-нибудь... Стучит, понимаешь, кулаком в окно. Спрашиваю, чего надо?
А этот недомерок командует: "Ко мне! Бегом!.." Ну и фрукт! Хлебнешь ты с ним лиха...
- Отчего же? - засмеялся Андрей.
- Самые вредные, эти мужики-недомерки. В детстве их все колотят, и каждый сверху глядит, бабы вообще отворачиваются Ну и хочется взять реванш.
Андрею стало еще веселее. Полный запоздалого негодования, Самсонов распалялся все больше:
- Ну, каков!.. Эх, не знал, я б ему скомандовал!
И ты заместителем идешь?
- Что же делать? - сказал Андрей. - Приказ... Вот и расстаемся...
Капитан высунулся по пояс из окна, шепотом сказал:
- Зайди .. Она тут спит на лавке.
- Кто? - спросил Андрей, хотя и понял, о ком говорит Самсонов.
- Здесь радистка, говорю. Позвать?
- Нет, - сказал Андрей. - Все равно...
- Значит, уходишь так? - помолчав, сказал капитан. - И дурак... Ты, наверное, философ, лейтенант.
А я принимаю жизнь такой, какая она есть. Кто из нас прав, черт знает. Может быть, еще увидимся, обсудим этот вопрос. Ну, если не увидимся, будь здоров! - И снова шепотом добавил: - А женщины, брат, всегда остаются женщинами, для того созданы... Философам трудно жить, тем паче на войне. Эх, черт! Дай-ка обниму.
Руки Самсонова были теплыми, хранили еще запах другого, горячего тела.
Лютиков появился уже с автоматом и вещмешком.
- Слышь, малый, далеко нам топать? - крикнул он связному.
- Да рядом, - ответил боец.
- Рядом... А чтоб фаэтон людям после баньки дать, нет соображенья?
Молчаливой тенью у порога хатки выросла фигурка Ольги в чужой, длинной, наброшенной на плечи шинели.
- Эх, черт! - повторил Самсонов. - Куда глядишь, лейтенант?
Что-то опять как возле речушки толкнулось у сердца Андрея, но мягко, жалобно.
- Вот, - сказал он ей. - Уходим. Прощайте, Оля.
И, как говорится, не поминайте лихом.
Она молча, как-то совсем отчужденно, глядя поверх Андрея, вытянула из широкого рукава ладонь. Тоненькие пальцы были вялыми, очень холодными...
VII
Невзоров еще затемно вылетел из Москвы.
Для контрудара под Смоленском Верховный главнокомандующий приказал взять три механизированных корпуса и артполки резерва у Юго-Западного фронта. И Невзоров должен был ускорить отправку эшелонов.
Маленький транспортный самолет их приземлился у деревни западнее Киева. Едва Невзоров спустился на землю, как подбежавшие бойцы начали маскировать самолет ветками, обставлять копнами соломы. Откудато волнами докатывался грохот.
- Бомбят на шляху, - пояснил аэродромный механик, вытирая руки о замасленный комбинезон. - С утра бомбят.