Тут "мессеры" летали. Чуть не угодили под них.
Он вытер грязным рукавом потное лицо и покатил к самолету железную бочку, покрашенную для маскировки в зеленый цвет. Через поле от села мчался открытый юркий "газик", вихляя, заваливаясь на рытвинах. "Газик" остановился у крыла самолета.
- Слушай, дорогой! - крикнул летчику, поднимаясь с сиденья, невысокий черноволосый капитан с темным лицом и крупным носом. - Кого привез? Привез кого-нибудь?
- Меня он привез, Арутюнов, - сказал Невзоров.
- Костя?.. Ей-богу Костя! - Арутюнов спрыгнул на землю. - Откуда взялся? Ты уже подполковник.
Вах!
И, тряся руку Невзорова, он с быстротой пулеметной очереди выговаривал:
- Сколько лет не виделись? Пять, шесть лет не виделись. И ты уже подполковник! Откуда прилетел, дорогой? А нам звонят: встречайте представителя генштаба.
- Все правильно, - улыбнулся Невзоров. - Это я.
- Ты и есть представитель?
Арутюнов отступил на шаг, вытянулся и, сверкая большими черными глазами, доложил:
- Капитан Арутюнов прибыл, чтобы доставить вас к месту.
- Поехали, Жора, - кивнул Невзоров.
- Все ждал, - говорил Арутюнов, усаживаясь на заднее сиденье. Генерала ждал, кого хочешь ждал, а тебя не ждал. Из нашего училища тебя первого встречаю. И в генштабе теперь!
- А помнишь, как спасал меня?
- Когда ты удрал в самоволку? На свидание? И я три наряда схлопотал. Вот жизнь была! Слушай, ты ведь женился! Аи какая девушка! Я не тебя спасал, я из-за нее готов был и десять нарядов получить. Мой привет ей!
- Дело в том, - сказал Невзоров, - что мы разошлись. Год уже...
- Зачем разошлись? - непонимающе уставился на него Арутюнов. - Не может быть! Как любила тебя!
Все курсанты завидовали. Я завидовал. Не может быть!
- Может, - вздохнул Невзоров. - Оказывается, и это может быть.
- Да-а, - глаза Арутюнова как-то вдруг потухли. - Совсем разошлись?
- Совсем, - глухо ответил Невзоров.
- Да-а, - повторил Арутюнов. - Как сказал один француз: лучший монолог женщины - это ее поцелуй.
И, в отличие от всех других монологов, чем он дольше, тем интереснее.
- Это к чему? - спросил Невзоров.
- Разговаривал, наверное, очень много... Едем, - добавил он, кивнув молодому шоферу в пропотевшей гимнастерке, с румяным, толстощеким лицом. В штаб едем!
Через полчаса Невзоров уже сидел в хатке, где располагался оперативный отдел штаба фронта, и Арутюнов указывал ему по карте движение войск. За стенкой беспрерывно зуммерили телефоны, и охрипшие голоса вызывали штабы армий, корпусов, дивизий, отдавали различные приказы, запрашивали наличие артиллерийских снарядов, боевой техники, выясняли обстановку.
- А здесь их танки прорвались к Житомиру, - говорил Арутюнов. - Теперь они должны где-то еще устроить прорыв. Мы уж знаем. И Ставка отбирает резерв.
- На Западном фронте обстановка еще сложнее, - заметил Невзоров.
- Они там портачат, а мы должны своими корпусами бреши затыкать?
- К Вязьме прорываются две немецкие танковые армии, - сухо ответил Невзоров. - Где ваши корпуса?
- Думали, что задержим? И тебя прислали, - усмехнулся Арутюнов, кивнув на окно. - Слышишь музыку? Еще ночью стали отводить корпуса. Это бомбят дороги. Командующий фронтом у нас точно выполняет приказы.
Тиская ладонью подбородок, он уже снова глядел на карту и последнюю фразу так невнятно проговорил, что трудно было понять: одобряет за это или осуждает командующего.
Помолчав, он спросил:
- А слышал про наши дела, про Вашугина?
- Подробностей только не знаю.
- Подробности такие. Ставка приказывает наступать. Вашугин с КП армии организовывает наступление дивизии. Дивизия прорывается в тыл немцев.
И противник отходит. Но затем ударяет по флангам.
И брешь закрыть нечем... Вашугин такой человек был:
не умел прощать ошибки себе.
Доложил он командующему, вышел, чтобы не мешать работе, и застрелился. А все потому, что сил фронту не хватает... У командующего железные нервы. Я бы на его месте ни за что резерв не отдал.
- Поэтому ты не на его месте, - сказал Невзоров.
- Верно, - кивнул Арутюнов. - А помнишь, как в училище мечтали стать лейтенантами?
- И ели халву из посылок твоих родителей.
- Халву я с детства терпеть не мог, - весело блеснул глазами Арутюнов.
- Зачем же ее присылали?
- Отцу написал, что есть у меня друг, который любит халву.
- И сам тоже ел.
- Что не сделаешь ради друга! Нам бы вот еще хоть на три дня задержать у себя артиллерию.
- Ну, брось! Я должен сообщить, как отправляют эшелоны.
- Ладно, - вздохнул Арутюнов. - Теперь знаю, почему тебя любят женщины и начальство.
Хата затряслась от близких тяжелых разрывов.
- Где бомбят?
- Аэродром.
- Тот? - забеспокоился Невзоров.
- Рядом. Из пустых ящиков самолеты устроили.
Веток накидали... Перед этим они склады липовые расколотили. Шесть налетов было. А как догадались, то вымпел сбросили. - Арутюнов из кармана гимнастерки вынул бумажку.
Невзоров прочитал написанное корявыми буквами:
"Сучин сын ты, Иван".
- Отдам члену Военного совета Рыкову на память, - сказал Арутюнов. Его придумка.
И в этот момент у хатки громко застучали о рельс.
- Э-э, - Арутюнов глянул на потолок. - Летят...
Они вышли на крыльцо. Пять "хейнкелей" летели клином. По улице гнали коров. У сруба колодца сгрудились женщины с коромыслами, наверное уже привыкшие к гулу самолетов. На дворе толстая, коротконогая молодуха, выпустив из хлева бычка, пыталась загнать его обратно.
- Тащи за хвост. Иль приласкай, - деловито советовали ей связные, курившие самокрутки, лежа у плетня, возле мотоциклов. - Он ведь мужик, дура баба. Ласку требует...
- Чтоб вам языки перекосило, - огрызнулась молодуха.
Невзоров увидел, как от "хейнкеля", летевшего над селом, отделился большой предмет. Он, кувыркаясь, падал, и вдруг разнесся жуткий визг со скрежетом, будто заползавший под кожу.
- Мама родная! - ахнул часовой, приседая у крыльца.
- Э-э, - свистяще выдохнул Арутюнов. Глаза его округлились.
А вой нарастал. Отпустив бычка, молодка в страхе присела.
- Батюшки! - тоненько вскрикнула она и метнулась к стожку возле хлева, йак-то сразу нырнув головой в сено. Остались видны лишь ее толстый зад и дрыгавшие короткие босые ноги. К этому стожку кинулся пожилой связной, уткнулся возле ее ног.
Невзоров и Арутюнов одновременно упали, растянулись на мокрой еще после дождя земле. Невзоров ждал чудовищного взрыва, но услыхал лишь, как визг оборвался звяканьем.
И потом донеслись голоса:
- Не разорвалась!.. Бочка это... Железная бочка.
С-под бензина. И дырки в ней...
- Пра, обыкновенная... Ну, трясучка их задави!
Штуковину выдумали.
- Ревела-то как, аж в печенках засвербило.
Связной, уткнувшийся в стожок, приподнял голову, рукой вытирая широкое, облепленное сеном лицо. Кося глаза на дергающиеся ноги молодухи, он покрутил носом, сплюнул:
- Тьфу ты, неладная! - И, увидев смеющиеся лица бойцов, добавил: - А нечего рыготать. Все, как тараканы, елозили... Сомлела бабенка...
Рассмеялся и Арутюнов, отряхивая колени:
- Понимаешь, обыкновенная бочка... Идем!
- У меня к тебе одна просьба, - сказал Невзоров. - Лейтенанты Сергей Волков и Андрей Жарковой. Из какой-то десантной бригады.
- Повидать надо?
- Хотя бы адрес узнай.
- Какой разговор! Все узнаю, - пообещал Арутюнов. - Едем на железную дорогу. Там грузятся два мехкорпуса и артиллерийские полки.
- Три мехкорпуса.
Арутюнов посмотрел на часы:
- Третий уже сорок минут, как бой ведет. Что делать? Из боя танки не отзовешь...
VIII
Рано утром Гитлер вызвал к себе начальника абвера и члена ЦК национал-социалистской рабочей партии адмирала Канариса.