Они, как трутни, валяются у вас вгамаках,а
вы причесываете их и кормите свежими фруктами.Моймужнетакой.Внем
другая кровь, совсем другая. Пусть себе пьет вино. Когда он выпьетстолько,
что можно было бы утопить любого из ваших заморышей, он придет ко мнесюда,
домой, и будет больше мужчиной, чем тысяча ваших pobrecitos. Тогда он гладит
и заплетает мне волосы, он мне, а не я ему. Он поет мне песни; он снимаетс
меня туфли и целует мои ноги, здесь и здесь. И он обнимает меня...данет,
вы никогда не поймете! Несчастные слепые, никогда не знавшие мужчины!
Иногда по ночам странные вещи творились в лавчонке у Дикки. Впереднем
помещении, где происходила торговля,былотемно,новмаленькойзадней
комнатке Дикки и небольшая кучка его ближайших приятелей сидели за столоми
далеко за полночь тихобеседовалиокаких-тоделах.Потомонукрадкой
выпускал их на улицу, а сам шел наверх, к своей маленькой"святой".Ночные
гости имели вид заговорщиков: темные костюмы, темные шляпы. Конечно, в конце
концов, их темные дела неускользнулиотвниманияжителей,ивгороде
поднялись всевозможные толки.
Наиностранцев,живущихвКоралио,Дикки,казалось,необращал
внимания. Он явно избегал Гудвина. А тот хитрый маневр, посредством которого
ему удалось ускользнуть от истории доктора Грэгга о трепанации черепа, идо
сих пор вызывает в Коралио восторг как шедевр дипломатической ловкости.
Онполучалмногописем,адресованных"мистеруДиккиМалони"или
"Сеньору Диккею Малони". Паса была очень польщена: если столько людей желают
ему писать, значит, и вправду цвет егокрасно-рыжихволоссияетвовсем
мире. А каково было содержание писем, ее никогда ненанимало.Вотбывам
такую жену!
Дикки допустил в Коралио лишь одну оплошность: он оказался без денегв
самое неподходящее время. Откудаонвообщедобывалсвоисредства,было
загадкой для всех, так как его лавчонкадаваланичтожнуюприбыль.Деньги
приходили к нему из какого-тодругогоисточника,ивдругэтотисточник
иссяк, и в очень тяжелую пору; иссяктогда,когдаcomandanteдонсеньор
полковникЭнкарнасионРиосвзглянулнасвятую,сидевшуювлавке,и
почувствовал, как сердце у него пошло ходуном.
Comandante, который был тончайшим знатоком всех галантных наук,раньше
всего выразил свои чувства деликатным, не навязчивым намеком: он напялилна
себя парадный мундиристалшагатьпередокнамисеньорыМалони.Паса
застенчиво глянула на него из окошка своими святыми глазами, увидела, что он
страшно похож на ее попугая Чичи, и на лице у нее появилась улыбка.
Comandante увидел улыбку и, решив, что произвелвпечатление,вошелв
лавку с интимным видом и приблизился к даме, чтобы сказать комплимент.Паса
съежилась, он не унимался. Она царственно разгневалась, он, очарованныйеще
больше, стал настойчивее, она приказала ему уйти вон; он попробовал схватить
ее за руку, и.
.. вошел Дикки, широко улыбаясь, полный белого вина и дьявола.
Пятьминутонпотратилнато,чтобынаказатьcomandanteсамым
тщательным научным способом, то есть принял все меры, чтобы больотпобоев
не прекращалась возможно дольше. По окончании экзекуции он вышвырнул пылкого
волокиту за дверь, на камни мостовой, бездыханного.
Босоногий полицейский, наблюдавший это происшествие,вынулсвистоки
свистнул. Из-заугла,изказармыприбежаличетыресолдата.Когдаони
увидели, что нарушитель порядка - Дикки, они остановились виспугеитоже
стали свистеть. Скоро пришло подкрепление ещевосемьсолдат.Считая,что
силы сторон теперь примерно равны, воины стали наступать на буяна.
Дикки,всеещенеостывшийотбоевогопыла,нагнулсякножнам
comandante и, обнажив его шпагу, напал на врага. Он прогнал регулярную армию
через четыре квартала, подгоняя шпагой визжащий арьергард иноровяуколоть
шоколадные пятки.
Но справиться с гражданскими властями оказалось труднее. Шестьловких,
мускулистых полицейских в конце концов одолели его и победоносно, хотьис
опаской, потащили в тюрьму. El Diablo Colorado(4),-ругалиониегои
издевались над военными силами за то, что те отступили перед ним.
Дикки было предоставлено, вместе с другими арестантами, смотретьиз-за
решетчатой двери на заросшую травою площадь, на ряд апельсинных деревьевда
на красные черепичные крыши и глиняные стены каких-то захудалых лавчонок
На закатепотропинке,пересекающейплощадь,потянулосьпечальное
шествие: скорбные,понурыеженщины,несущиебананы,кассавуихлеб-
пропитание жалким узникам,томящимсяздесьвзаключении.Женщинамбыло
разрешено приходить дважды в день: утром и вечером,ибореспубликадавала
своим подневольным гостям воду, но не пищу.
В этот вечер часовой выкрикнул имяДикки,ионподошелкжелезным
прутьям двери. У двери стояла "святая", покрытая черной мантильей.Еелицо
было воплощение грусти; ясные глаза смотрели на Дикки так жадно истрастно,
словно хотели извлечь его из-за решетки сюда, к нейОнапринеслажареного
цыпленка,два-триапельсина,сластиибелыйхлебец.Солдатосмотрел
принесенную пищу и вручил ее Дикки Пасаговориласпокойно,-онавсегда
говорила спокойно, - своим чарующим голосом, похожим на флейту.
- Ангел моей жизни, - сказала она. - Воротись ко мне скорее. Ты знаешь,
что жизнь для меня тяжкое бремя, если ты не со мною, нерядом.Скажимне,
чем я могу тебе помочь. Если же я бессильна, ябудуждать-нонедолго.
Завтра утром я приду опять.
Снявбашмаки,чтобынемешатьдругимзаключенным,Диккиполночи
прошагал по камере, проклиная свое безденежье и причину его, каковабыона
ни была. Он отлично знал, что деньги сразу купили бы ему свободу.
Два дня подряд Паса приходилакнемувурочноевремяиприносила
поесть.