- Ты мне вот что скажи: это правда, насчет моста?
- Что насчет моста?
- Что мы должны взорвать этот самый паскудный мост и потом катиться отсюда
подальше.
- Не знаю.
- Ты не знаешь! - сказал Агустин. - Вот здорово! А чей же это динамит?
- Мой.
- И ты не знаешь, для чего он? Будет сказки рассказывать!
- Я знаю, для чего он, и ты тоже узнаешь, когда надо будет, - сказал Роберт
Джордан. - А сейчас мы идем в лагерь.
- Иди знаешь куда! - сказал Агустин. - Так тебя и растак! А хочешь, я тебе
скажу одну вещь, которую тебе полезно узнать?
- Хочу, - сказал Роберт Джордан. - Если только это не какая-нибудь похабщина,
вроде... - И он повторил самое грубое ругательство из тех, которыми был сдобрен
предыдущий разговор.
Этот человек, Агустин, сквернословил непрерывно, и Роберт Джордан усомнился,
может ли он произнести хоть одну фразу, не пересыпая ее ругательствами.
Агустин засмеялся в темноте, когда Роберт Джордан повторил его выражение.
- Такая уж у меня привычка. Может, это и некрасиво. Кто его знает. Каждый
разговаривает по-своему. Так вот, слушай. Мне этого моста не жалко. Мне вообще
ничего не жалко. А потом еще я тут с тоски пропадаю, в этих горах. Надо уходить
- уйдем! Я на эти горы плевать хотел. Надо менять место - переменим. Но я тебе
одно скажу. Динамит свой береги.
- Спасибо, - сказал Роберт Джордан. - От тебя беречь?
- Нет, - сказал Агустин. - От людей, у которых, так их растак, на языке
меньше всякой похабщины, чем у меня.
- А все-таки? - спросил Роберт Джордан.
- Ты по-испански понимаешь? - сказал Агустин на этот раз серьезно. - Смотри
хорошенько за своим растаким динамитом.
- Спасибо.
- Мне твое спасибо не нужно. А за материалом поглядывай.
- Кто-нибудь его трогал?
- Нет. Я бы тогда не тратил времени на пустые разговоры.
- Все-таки спасибо тебе. Ну, мы пошли в лагерь!
- Ладно, - сказал Агустин. - И пусть пришлют кого-нибудь, кто помнит пароль.
- Мы увидимся в лагере?
- А как же! И очень скоро.
- Пойдем, - сказал Роберт Джордан старику.
Теперь они шли краем лужайки, и вокруг стлался серый туман. По траве было
мягко ступать после земли, устланной сосновыми иглами, парусиновые сандалии на
веревочной подошве намокли от росы. Впереди за деревьями виднелся огонек, и
Роберт Джордан знал, что там вход в пещеру.
- Агустин хороший человек, - сказал Ансельмо. - Он сквернослов и балагур, но
человек он дельный.
- Ты его хорошо знаешь?
- Да. Я его знаю давно. Я ему очень верю.
- И его словам тоже?
- Да, друг. Пабло теперь ненадежен, ты сам видел.
- Что же делать?
- Сторожить. Будем меняться.
- Кто?
- Ты. Я. Женщина и Агустин. Раз он сам видит опасность.
- Ты этого ждал?
- Нет, - сказал Ансельмо. - Я не думал, что уже так далеко зашло. Но все
равно мы должны были прийти. В этих краях два хозяина - Пабло и Эль Сордо. Нужно
обращаться к ним, раз одни мы не можем справиться.
- А Эль Сордо как?
- Хорош, - сказал Ансельмо. - Насколько тот плох, настолько этот хорош.
- Ты, значит, думаешь, что Пабло совсем уж никуда?
- Я весь вечер думал об этом, и мне кажется, что так.
Вспомни все, что мы
слышали.
- Может быть, уйти, сказать, что мы раздумали взрывать этот мост, и набрать
людей в других отрядах?
- Нет, - сказал Ансельмо. - Он тут хозяин. Ты шагу не ступишь, чтобы он не
знал. Но только ступать надо осторожно.
4
Они подошли ко входу в пещеру, навешенному попоной, из-под края которой
пробивалась полоска света. Оба рюкзака стояли у дерева, прикрытые брезентом, и
Роберт Джордан опустился на колени и пощупал сырой топорщившийся брезент. Он
сунул под него руку в темноте, нашарил на одном рюкзаке наружный карман, вынул
оттуда кожаную флягу и положил ее в карман брюк. Отперев замки, продетые в
кольца, и развязав тесемки, стягивавшие края рюкзаков, он на ощупь проверил их
содержимое. В одном рюкзаке, почти на самом дне, лежали бруски, завернутые в
холстину, а потом в спальный мешок; снова затянув тесемки и щелкнув замком, он
сунул обе руки в другой рюкзак и нащупал там острые края деревянного ящика со
старым детонатором, коробку из-под сигар с капсюлями (каждый маленький цилиндрик
обмотан двумя проволоками, и все это уложено с той же тщательностью, с какой он
укладывал свою коллекцию птичьих яиц в детстве), ложу автомата, отделенную от
ствола и завернутую в кожаную куртку, в одном внутреннем кармане большого
рюкзака два диска и пять магазинов, а в другом, поменьше, мотки медной проволоки
и большой рулон изоляционной ленты. В том же кармане, где была проволока, лежали
плоскогубцы и два шила, чтобы проделать дырки в брусках, и, наконец, из
последнего кармана он вынул большую коробку русских папирос, из тех, что ему
дали в штабе Гольца, и, затянув тесемки, щелкнул замком, застегнул клапаны и
опять покрыл оба рюкзака брезентом. Ансельмо поблизости не было, он ушел в
пещеру.
Роберт Джордан хотел было последовать за ним, потом передумал и, скинув
брезент с обоих рюкзаков, взял их, по одному в каждую руку, и, еле справляясь с
тяжелой ношей, двинулся к пещере. Он опустил один рюкзак на землю, откинул
попону, потом наклонил голову и, держа оба рюкзака за ременные лямки, нырнул в
пещеру.
В пещере было тепло и дымно. У стены стоял стол, на нем бутылка с воткнутой в
горлышко сальной свечой, а за столом сидели Пабло, еще трое незнакомых мужчин и
цыган Рафаэль. Свеча отбрасывала тени на стену позади сидевших и на Ансельмо,
который еще не успел сесть и стоял справа от стола. Жена Пабло склонилась над
очагом в дальнем конце пещеры и раздувала мехами тлеющие угли. Девушка,
опустившись на колени рядом с ней, помешивала деревянной ложкой в чугунном
котелке. Она подняла ложку и взглянула на Роберта Джордана, и он с порога увидел
ее лицо, освещенное вспышками огня, увидел ее руку и капли, падавшие с ложки
прямо в чугунный котелок.
- Что это ты принес? - спросил Пабло.
- Это мои вещи, - сказал Роберт Джордан и поставил оба рюкзака на небольшом
расстоянии друг от друга подальше от стола, там, где пещера расширялась.
- А чем снаружи плохо? - спросил Пабло.
- Можно споткнуться о них в темноте, - сказал Роберт Джордан, подошел к столу
и положил на него коробку папирос.
- Зачем же держать динамит в пещере - это совсем ни к чему, - сказал Пабло.
- От огня далеко, - сказал Роберт Джордан. - Бери папиросы. - Он провел
ногтем большого пальца по узкой грани картонной коробки с цветным броненосцем на
крышке и пододвинул коробку к Пабло.
Ансельмо поставил ему табурет, обитый сыромятной кожей, и он сел к столу.
Пабло посмотрел на него, видимо, собираясь сказать что-то, но промолчал и
потянулся к папиросам.