Эти посетители делали кафе очень уютным, так как они интересовались лишь друг другом, своими аперитивами и кофе, а также газетами и
журналами, прикрепленными к деревянным палкам, и никто здесь не служил объектом обозрения.
В “Лила” ходили и жители Латинского квартала, и у некоторых из них в петлицах были ленточки Военного креста, а у других были еще и желто-
зеленые ленточки Военной медали, и я наблюдал за тем, как ловко они научились обходиться без потерянных конечностей, и оценивал качество их
искусственных глаз и степень мастерства, с каким были восстановлены их лица. Серьезная пластическая операция придает коже почти радужный блеск,-
так поблескивает хорошо утрамбованная лыжня, и этих посетителей мы уважали больше, чем savants или учителей, хотя последние вполне могли
побывать на войне, но только избежали увечья.
В те дни мы не доверяли людям, которые не побывали на войне, а полностью мы вообще никому не доверяли, и многие считали, что Сандрар мог бы
и поменьше демонстрировать отсутствие руки. Я был рад, что он зашел в “Лила” днем, пока туда не нахлынули завсегдатаи.
В тот вечер я сидел за столиком перед “Лила” и смотрел, как меняется освещение деревьев и домов и как по ту сторону бульвара медлительные
битюги тянут повозки. Дверь кафе сзади, справа от меня, отворились, и какой-то человек подошел к моему столику.
- А, вот вы где!- сказал он.
Это был Форд Мэдокс Форд, как он тогда называл себя. Он тяжело отдувался в густые крашеные усы и держался прямо, словно ходячая, хорошо
одетая пивная бочка.
- Разрешите сесть с вами?- спросил он, садясь и глядя на бульвар водянистыми голубыми глазами из-под блудных век и бесцветных ресниц.-Я
потратил лучшие годы жизни на то, чтобы этих кляч убивали гуманным способом,- сказал он.
- Вы мне это уже говорили,- сказал я.
- Не думаю,
- Я абсолютно уверен.
- Странно. Я никогда об этом никому не говорил.
- Хотите выпить?
Официант стоял рядом, и Форд заказал себе вермут “шамбери касси”. Официант, высокий, худой, с большой плешью, прикрытой прилизанными
волосами, и со старомодными драгунскими усами, повторил заказ. - Нет. Принесите fine a l'eau <Коньяк с водой (франц.)> - сказал Форд.
- Fine a l'eau для мосье,- повторил официант. Я всегда избегал смотреть на Форда и старался пореже дышать, находясь с ним в одной комнате,
но сейчас мы сидели на воздухе, и ветер гнал опавшие листья по тротуару от меня к нему, так что я внимательно посмотрел на него, пожалел об этом
и стал смотреть на бульвар. Освещение уже успело измениться, но я пропустят эту перемену. Я сделал глоток, чтобы узнать, не испортил ли приход
Форда вкус коньяка, коньяк был по-прежнему хорош. - Вы что-то мрачны,- сказал он.
- Нет.
- Мрачны, мрачны. Вам надо чаще проветриваться. Я зашел сюда, чтобы пригласить вас на наши скромные вечера, которые мы устраиваем в этом
забавном танцевальном зале на улице Кардинала Лемуана, близ площади Контрэскарп.
- Я два года жил над этим танцевальным залом задолго до вашего последнего приезда в Париж.
- Как странно. Вы уверены?
- Да,- ответил я.-Уверен. У хозяина этого заведения было такси, и, когда я торопился на самолет, он возил меня на аэродром, и перед тем,
как ехать, мы всегда шли в танцевальный зал и выпивали в темноте у оцинкованной стойки по стакану белого вина.
- Как странно. Вы уверены?
- Да,- ответил я.-Уверен. У хозяина этого заведения было такси, и, когда я торопился на самолет, он возил меня на аэродром, и перед тем,
как ехать, мы всегда шли в танцевальный зал и выпивали в темноте у оцинкованной стойки по стакану белого вина.
- Не люблю самолетов,- сказал Форд.-Приходите с женой в субботу вечером в танцевальный зал. Будет очень весело. Я нарисую вам план, чтобы
вам легче было найти это место. Я наткнулся на него совершенно случайно. - Подвал дома семьдесят четыре на улице Кардинала Лемуана,- сказал я.-Я
жил на четвертом этаже.
- Там нет номера,- сказал Форд.-Но вы легко отыщете это место, если сумеете найти площадь Контрэскарп.
Я сделал еще один большой глоток. Официант принес заказ Форда, и Форд сделал ему выговор.
- Я просил не коньяк с содовой,- сказал он назидательно, ко строго.-
Я заказал вермут “шамбери касси”.
- Ладно, Жан,- сказал я.-Я возьму этот коньяк. А мосье принесите то, что он заказал сейчас.
- То, что я заказал раньше,- поправил Форд. В этот момент мимо нас по тротуару прошел довольно худой человек в накидке. Он шел рядом с
высокой женщиной и, скользнув взглядом по нашему столику, посмотрел в сторону и направился дальше. - Вы заметили, что я с ним не раскланялся?-
спросил Форд.-Нет, вы заметили, что я с ним не раскланялся?
- Нет. А с кем вы не раскланялись?
- Да с Беллоком,- сказал Форд.-Как блистательно я с ним не раскланялся!
- Я не заметил. А зачем вы это сделали?
- На это у меня есть тысяча веских причин,- ответил Форд.-Эх, и блистательно же я с ним не раскланялся!
Он был безгранично счастлив. Я почти не заметил Беллока и думаю, что и он не заметил нас. У него был задумчивый вид, и он автоматически
скользнул взглядом по нашему столику. Мне стало неприятно, что Форд был груб с ним: как молодой, начинающий писатель, я испытывал уважение к
Беллоку, писателю старшего поколения. Сейчас это трудно понять, но в те дни так бывало нередко.
“Хорошо бы, Беллок остановился у нашего столика”,- подумал я. Вечер был испорчен встречей с Фордом, и мне казалось, что Беллок мог бы
исправить положение.
- Для чего вы пьете коньяк?- спросил Форд.-Разве вы не знаете, что коньяк губит молодых писателей?
- Я пью его довольно редко,- ответил я.
Я старался вспомнить, что Эзра Паунд говорил мне о Форде,- о том, что я не должен ему грубить и должен помнить, что Форд лжет только тогда,
когда очень устал, что он действительно хороший писатель и у него были очень большие семейные неприятности. Я изо всех сил старался помнить обо
всем этом, но это было очень трудно, потому что рядом со мной сидел сам Форд- грузный, сопящий, неприятный человек. Все-таки я старался. -
Объясните мне, в каких случаях люди не раскланиваются?- спросил я. До сих пор я думал, что это бывает только в романах Уйды. Я никогда не читал
романов Уйды, даже во время лыжного сезона в Швейцарии, когда дул сырой южный ветер, и все взятые с собой книги были прочитаны, и оставались
только забытые в пансионе довоенные издания Таухница. Но какое-то шестое чувство подсказывало мне, что в ее романах люди не раскланиваются друг
с другом.
- Джентльмен,- объяснил Форд,- никогда не раскланивается с подлецом.