Замуж с осложнениями - 3 - Жукова Юлия Борисовна 35 стр.


       — Что это у тебя? — интересуется Азамат. — Головоломка какая-то?

       — Ага, только уж очень простая. Решать скучно. Все слова такие, что даже ты знаешь.

       — Ну-ка, ну-ка, зачитай.

       — Ну вот, например: "одна из книг серии".

       — Том, — тут же отвечает Азамат.

       — Ага. "Мера молекулярного веса".

       — Моль.

       — Пра-авильно. "Дачное ложе".

       — Какое... что?

       — Ну, в чём лежат на даче.

       — На чём? Что такое дача?

       — Ах да, — вспоминаю. — Ты же не знаешь. Это такое жильё за городом, типа моего дома на Доле, туда ездят в выходные отдыхать.

       — И в чём там лежат?

       — В гамаке.

       — А, слово "гамак" я знаю, — радостно сообщает Азамат. — Давай дальше.

       — Царь зверей.

       Азамат ненадолго задумывается.

       — Вообще демон, но как он по-вашему...

       — Ты чего, какой демон! Лев!

       — Почему лев?

       — Ну как почему? — моргаю. — Потому что лев — царь зверей. Откуда я знаю, почему!

       — Ну ладно, — с сомнением соглашается муж. — Наверное, у вас какой-то миф про это есть, а ты его не знаешь... Давай ещё.

       — Э-э-э... Так, ну повесть Гоголя ты не знаешь, президента США тоже... Соседка Харибды?.. Ясно. Блин, а не так всё просто, как мне казалось!

       — Можно я сам посмотрю? — Азамат косит глазом в сторону журнальчика.

       — Конечно, давай руль.

       Азамат передаёт мне управление и утыкается в сканворд. После долгих размышлений вписывает каллиграфическими буквами несколько физических терминов и названий планет. Потом зависает.

       — Что такое "...вопиющего в пустыне"? — наконец сдаётся он.

       — Глас, — отвечаю тут же.

       — Это просто отлично, — усмехается муж. — А что значат все эти слова?

       — Ну... Это, кажется, из Библии.

       Азамат хмыкает, достаёт телефон, долго в нём шарит, наконец зачитывает:

       — Неудачные попытки установить контакт.

       Я прыскаю и хохочу.

       — Неправильно? — озабоченно спрашивает Азамат.

       — Да нет, в общем, по сути правильно, просто очень современно. Так себе и представляю, сидит чувак в пустыне с антеннкой... А где ты это откопал?

       — В справочнике "Библия на всех языках с комментариями", — охотно отвечает Азамат. — Твоя бабушка мне его выдала с другими словарями. Ладно, вот ещё помоги... Ис-ко-па-е-мая птица. Я в словаре посмотрел, это значит, добытая из земли, как нефть. Что у вас там за подземные птицы водятся?

       Я хохочу так, что сбиваюсь с курса. Азамат закрывает журнал и убирает обратно в бардачок.

       — Я ещё не готов решать твои "простые" головоломки, — качает он головой. — Давай руль обратно, пока в Сирий не улетели.

       С рулём я расстаюсь неохотно: мне скучно, а если отвлечься не на что, в голову лезут всякие неприятные мысли.

       — Слушай, а тебе не показалось странным, — спрашиваю задумчиво, — что на снимке мальчик такой маленький? Сколько ему сейчас лет, восемь?

       — Я не знаю точно, когда он родился, но я видел Алансэ за день до изгнания, и по ней не было заметно... Это было в середине лета. Значит, осенью родила. Так что сейчас ему должно быть или почти восемь или только что восемь.

       — Это ж четырнадцать с лишним земных! А на фотке ему от силы лет десять. Земных, я хочу сказать.

       Азамат достаёт из нагрудного кармана снимок — он небольшой и довольно тёмный, рассмотреть ребёнка трудно.

       — Не знаю, по-моему, восьмилетний мальчик так и должен выглядеть. Тем более, приютские дети кажутся младше, потому что их не так хорошо кормят.

       — Погоди, — я лезу в Сеть на лобовом стекле. — Вот, глянь, сколько бы ты дал этим детям?

       Азамат притормаживает и рассматривает подборку фотографий десятилетних мальчишек.

       — Около семи муданжских лет.

       — Семи? Не пяти?

       — Нет, что ты, в пять ещё совсем маленькие. Ты вспомни Ирих, внучку Унгуца. Вот ей пять.

       Я задумываюсь. Возраст Ирих меня весной не смутил, но скорее потому, что я тогда не задумалась, сколько же ей по земному исчислению. А выходит, что земных ей примерно девять-десять, и она на это точно не тянет.

       — Значит, у вас и правда дети медленнее развиваются, чем на Земле, — резюмирую я. — Скорей бы ты уже договаривался с ЗС, чтобы кого-нибудь прислали исследовать вашу физиологию, а то тычемся, как в потёмках...

       — А ты разве не можешь сама этим заняться? — поднимает бровь Азамат.

       — Я же не лабораторный работник... — теряюсь я. — У меня совсем другое образование, я практик, а не теоретик. Да и оборудования для таких исследований у меня нет, и пользоваться я им не умею. И так приходится работать по десяти специальностям вместо одной, потому что врачей мало, ещё не хватало брать на себя обязанности полевого антрополога.

       Азамат хмурится и вздыхает.

       — Мне страшно полумать, насколько же вы, земляне, знаете больше нашего, если у вас даже целитель — не просто целитель, а только по одной специальности. Не верится, что мы когда-нибудь вас догоним. Но я приложу все усилия, — с этими словами он жмёт на ускорение, и мы устремляемся вперёд.

       В лесах по берегам Сиримирна уже выпал первый снег, а опавшая листва на ночь обросла мохнатым инеем. Азамат сажает унгуц на обочине дороги, мы укутываемся в шубы и вылезаем в глухую холодную ночь.

       Приют даже Азамат не сразу замечает, хотя мы приземлились очень близко. Это большой деревянный дом, тёмный от времени и слегка покосившийся, двухэтажный, но от этого не меньше похожий на барак. Ни одно окно не светится, видимо, обитатели уже все спят, только где-то за сараем поодаль глухо лает собака. Наш весёлый полёт так внезапно завершился, что я как-то не успела морально подготовиться к этому мрачному месту, хотя, конечно, понимала, что ничего хорошего тут не увижу и никто нас с распростёртыми объятьями не ждёт.

       С первого взгляда вход не обнаруживается, так что мы обходим постройку, хрустя сапогами по заиндевелой траве. Азамат заглядывает в окно, для чего ему приходится встать на цыпочки, но там так темно, что даже он ничего не различает.

       Однако с другой стороны мы тоже не находим дверь, приходится огибать дом с торца, продравшись сквозь какие-то кусты.

       — Они тут вообще не ходят, что ли? — вопрошаю, отцепляя юбку от колючих веток.

       — Странно, — кивает Азамат. Потом снимает перчатку и щупает стену. — Тут несомненно живут, стены тёплые. Ещё бы понять, как они попадают внутрь...

       С торца тоже глухо. Мы нарезаем ещё два круга под стенами неприветливой постройки и протаптываем тропу прежде чем Азамат наконец замечает в кустах полуподвальную дверку. Поскольку ничего лучшего не предлагается, стучимся в неё. Ответа, естественно, нет. Азамат тяжело вздыхает, спрыгивает в приямок и с усилием открывает дверь. Потом помогает мне спуститься, и мы заходим внутрь.

       Там заметно теплее, чем снаружи, хотя мы явно в подвале: пол земляной, потолок подпёрт брёвнами, в углу штабеля каких-то ящиков, пахнет прелыми овощами. Мы светим себе мобильниками.

       — Что это за чудо муданжской архитектуры? — шепчу. — Без окон, без дверей, полна...

       — Вон лестница, — перебивает меня Азамат. — Деревянных домов почти никто не строит, так что каждый импровизирует, как может. Сейчас, подожди, я люк открою...

       Лестница совсем новая, пахнет свежей сосной. Я очень стараюсь её не коснуться, потому что в слабом свете телефона на сучках поблёскивает густая смола. Азамат поднимается первым и откидывает тяжеленную крышку люка, потом помогает мне взобраться. Мы оказываемся в большом помещении с окнами и несколькими столами. Видимо, кухня.

       Моя голова ещё только высунулась из люка, когда я слышу шаги. Азамат собирался подать мне руку, но оборачивается на звук. В кухне темно, а крышка люка перекрывает мне обзор, и я только слышу, что происходит, но ничего не вижу.

       — Кто здесь?! — рявкает незнакомый голос.

       — Простите, что мы так поздно... — начинает Азамат, но сам себя перебивает. — Ну-ну, не волнуйтесь так, мы не воры.

       — Порядочные люди ночью через подвал не лазят! — хрипло сообщает обитатель дома. Вероятно, это и есть Хромой Гхан. Я предпочитаю пока не высовываться, мало ли, вдруг у него там ружьё.

       — Да мы бы рады не лазить, но дверь не нашли, — поясняет Азамат. — Ну тише, вы что... — слышу шорох ног, стук, кряхтение, глухой удар. Азамат снова заговаривает: — Вот так, и не переживайте, мы никому не хотим навредить. Где у вас тут свет включается?

       Местный сердито пыхтит, но топает куда-то влево, и через секунду кухня озаряется оранжевым светом дешёвой лампочки. Я зажмуриваюсь, привыкая к яркости. Азамат подходит к люку и помогает мне выбраться. В руке у него здоровенный топор.

       Местный смотрит на нас из-под густых седых бровей, стоя в дверном проёме. У него растрёпанные серые волосы, чуть ли не всё лицо поросло недельной щетиной, а вместо правой ноги классическая пиратская деревяшка.

       — М-да, такая баба и правда вряд ли воровать полезет, — мрачно изрекает он, оглядывая меня. — Чего вам нужно?

       Азамат аккуратно закрывает люк.

       — Вы и есть Гхан?

       Местный кивает.

       — Мы хотим забрать ребёнка. Его зовут Кир. Есть у вас такой?

       Гхан молчит и щурится, соображая. Наконец спрашивает:

       — И чтой-то он вам вдруг занадобился? Столько лет жил, спросу на него не было. Мать — и то век бы его не видала.

       — Она на самом деле не его мать, — говорю. — Она его украла.

       — Да прям! — фыркает приютчик. — Парень всю жизнь здесь живёт. А она за него неплохо платит, между прочим. Кто б стал за ворованного платить, а? Да и на кой он ей сдался?

       — Она была моей невестой, — объясняет Азамат. — Хотела притвориться, что он мой внебрачный сын, и шантажировать меня, как только я вернусь на планету. Ей пришлось долго ждать, увы. Я бы с радостью забрал его давным-давно. Но и теперь ещё не поздно, — Азамат запускает руку за пазуху и извлекает позвякивающий мешок. — Моя благодарность вам за то, что позаботились о нём, имеет доказательства.

       Глаза Гхана загораются ярче фонаря. Он приоткрывает рот и пытается что-то сказать, следя за Азаматом, который вешает топор на плечо, развязывает мешок, запускает туда руку и извлекает на свет горсть дулей — монет седьмого порядка. Гхан шумно выдыхает, и я его понимаю. За мешок дулей можно купить хороший большой унгуц или тысячное овечье стадо. Гхан вряд ли когда-нибудь видел такие деньги.

       — Забирайте! — выпаливает он, едва обретя дар речи. Потом, подумав, добавляет: — Если найдёте...

       — А что, он не здесь? — хмурится Азамат.

       — Да здесь-то он здесь, — вздыхает Гхан, — только уж больно хорошо прячется, а мне с такой ногой недосуг по балкам лазать, искать его. В подвале-то не видели?

       — Не-ет, — говорю, — а почему он прячется?

       — Да у меня с ним вчера... — приютчик отводит взгляд и покашливает, — спор небольшой вышел, понимаете, характер-то у него тот ещё... Короче говоря, он, чтоб меня позлить, от работы отлынивает, вот и прячется. Раз не в подвале, можете на чердаке посмотреть, только там света нету, я дам фонарь.

       А сам всё на мешок у Азамата в руках косится.

       — Фонарь — это хорошо, — соглашается Азамат, убирая мешок обратно под шубу. — Давайте, будем искать.

Назад Дальше