Тишина. Занавес. Через пару минут я падаю, обессиленная, на постель и засыпаю.
И снова этот сон. Всё смешалось в нём – и правда, и вымысел. В нём я не отличаю их друг от друга, они словно братья-близнецы, улыбаются мне клыкастыми ртами.
Я на корабле, том самом злополучном танкере. Вою от голода и проникающего ледяного ветра. Я на самой палубе… Кто-то подлетает со спины, вцепляется хищно зубами в плечо до крови…
Кричу, пытаюсь отбиться, но…
Не могу. Ещё чуть-чуть, и этот недочеловек сожрёт меня!
Перемена мест и действий. Словно перебросили песочные часы.
Замираю от боли на холодных плитах в белой комнате. Наверное, в одной из таких и плодят искусственно евгениумов. Спокойное мёртвое стерильное царство.
И тут я слышу шаги.
Шлёп-шлёп.
– Наша новая игрушка спит? Просыпайся, твой хозяин идёт, – хриплый голос, наполненный похотью и грязью. Я сбиваюсь в комок, пытаюсь вмуроваться в стены, царапая себя грязными ногтями…
Боже, защити меня! Помоги мне…
Гдеееееееееееее тыыыы?!
Крик мой разрушает слабую оболочку сна и я в ужасе просыпаюсь. В ещё теплой испарине, сырая и надломленная. За окном утро, а в моём сознании – тьма.
Видимо, так суждено.
Снова душ, снова ненужная истерика.
Я размазываю свою боль по коже, пытаюсь скрыться от неё. Если бы я могла, я бы всё отдала ради того, чтобы стереть мою память.
Навсегда.
Но с другой стороны, если бы не всё произошедшее со мной, я бы не стала той, которой являюсь сейчас.
Всё бы было иначе.
Переодевшись, я выхожу из своих покоев. Умиротворенная, завернувшаяся в бирюзовые просторные одеяния спокойствия.
Первое, что я слышу:
– Ульрианна, а где твои волосы?
Это Тор, мой милый мальчик с раскосыми глазами. Кажется, от удивления они стали у него больше.
– И вправду? – Марко подошёл ко мне, испуганно глядя на ёршик волос. – Где они?
Молча пожала плечами и улыбнулась.
– Пора продолжить занятия, не так ли? Я думаю, Марко хочется провести пару часов в тренировках?
Рыжий солнечный мальчик улыбается хищно. Он уже и забыл про мои волосы. Зачем? Я для него замечательный учитель, которого можно от души побить и постараться укусить за шею.
Какие там волосы, стразы и золотые украшения!
– Кстати, что вы тут делаете? Вы должны меня дожидаться внизу…
Мальчики переглянулись:
– Ну… – Начал Тор по старшинству. – Мы пришли тайком, чтобы… чтобы мама не узнала.
Ох, уж эти дети…
– Мама вам вряд ли бы рассказала, но она сейчас… плачет. Мы с Марко видели…
– Что?
– Всё дело в том, что Андрею очень плохо. Он может… – всхлипнул Тор, пытаясь сдержать слёзы и страх. – После Эвалона ночью его еле спасли.
– А кровью? Кровью его поили?
– Да, Ариан дает ему кровь…
– Хорошо, я сейчас же поднимусь к госпоже.
Как и сказали мальчики, Рионн сидела в своих покоях около окна, смотрела в зеленую даль и беззвучно плакала. Слезы, теплые солоноватые слёзы Рионн шерн Альяринн были такими непривычными для меня… Словно это была не Рионн.
Словно она была обыкновенной женщиной.
– Помнишь, ты спрашивала, отчего Ума не пьёт больше кровь? – начала было я, но госпожа нервно дёрнулась и зашипела на меня сквозь слёзы.
– Уйди, Ульрианнашш! Не трогай меня!
Размазывая слёзы по лицу, она старалась выглядеть уверенно и непоколебимо. Будто отлита из железа, прекрасная бездушная статуя.
Я прикрыла за собой дверь, подошла к ней ближе, осторожно. Боялась, что ударит.
Хотя что это я, мне не привыкать.
Рионн действительно занесла руку для удара, но внезапно кулем осела у моих ног. Я даже не успела её поддержать, ошарашенная.
Вцепившись в хрупкую ткань, она одними губами прошептала:
– Помоги ему, прошу тебя… Помоги. Я не перенесу, если потеряю и его.
Я опустилась рядом на колени, прижала её к себе. Не спеша, словно ребенка, укачивала на своих руках.
– Я не могу, Рионн. Он слишком мал, он не сможет понять меня…
Она отстранилась, в её глазах появился нездоровый, хищный блеск.
– Но Уме… ей же ты помогла! Как?!
– Льринни… Я десять лет прожила при монастыре, но меня только научили понимать ваш народ. Я действовала интуитивно. Мне, как и вам, тяжело наблюдать за изменением детей. Тогда я действовала на свой страх и риск… Но Андрей слишком мал. Он испугается.
– Но Ума… Уму же ты… – Рионн оттолкнула меня, зло и больно. – Оставь меня, я не хочу, чтобы ты видела меня такой слабой.
Я молча посмотрела на льринни и вышла, закрыв за собой дверь.
Это все, что я могу сейчас для нее сделать.
Иду к детям, не спеша. Каждый мой шаг отзывается болью. Чужой болью.
Они наверняка ждут меня, надеются на то, что я смогу им помочь.
А я не могу.
Я не в силах… И последние капли доверия, что пробудила я к себе, поглотит жадная почва ненависти.
Из небытия меня вернул голос Айраин, молчаливой няни Тамары.
– Всё по-старому? – спросила она. – Госпоже по-прежнему больно? Я слышала, она и прежде теряла детей. И не раз. Не все могут пережить изменение.
– Вы знаете больше меня об истории этого дома. – вежливо улыбнулась я ей.
– Я хотела только сказать, что понимаю вас. Я также переживаю за то, что не в силах изменить.
Айраин поклонилась мне и протянула правую руку.
– Помогите мне, если вас не затруднит. Завяжите узел.
Только сейчас я заметила, чем она занималась. Она усердно перебинтовывала запястья, но сквозь золотистую ткань всё же проступала кровь.
– У меня ещё плохо работает регенерация, заживает не так быстро… Слегка кровоточит.
– Вам не больно? – в забытьи спрашиваю я, опираясь на эмоции, а не на знания.
– Нет, болевые окончания удалили в детстве. И видите, эти вены заменены на другие, кормящие – их быстро можно прогрызть или надрезать. Это тоже не больно. Они и зарастают гораздо быстрее. Просто я недавно стала няней, как и Ангуин. В нашем возрасте и появляются шрамы на запястьях, не всегда удается аккуратно накормить, молодые всегда торопятся. Но потом я научусь.
Тоненькая сеточка аккуратных шрамов от острых зубов голодных детишек.
– Мне нравится воспитывать детей, хотя это немного не моё. Я… иногда рисую, я всегда хотела быть художницей. Ещё будучи человеком. – Печально улыбнулась Айраин. – Но у меня оказалась эта редкая способность, и мой новый народ попросил о помощи.
Няни гемм, заботливые и нежные существа… Как вас недостаёт человеческому миру. Всегда готовые, всегда одинокие. Кормилицы не могут обрести ан’нари. Объединить кровь – значит, лишить себя возможности быть донором.
– Наверное, это тяжело… знать, что ты не сможешь… – хотела спросить я, но Айраин накрыла мой рот ладонью.
– Не стоит… Может быть, я не знаю. – Золотые её глаза смотрели в упор, в глубине бились слёзы, или мне так казалось. – Иногда я завидую Ангуин…
– Почему?
– У неё есть… ан’нари. Ангуин всего лишь для Андрея кормилица… Когда она воспитает его, она сможет вернуться в свой дом. Спасибо большое, Ульрианна…
Она накрыла золотистую ткань на запястьях широкими браслетами, на которых ярко переливались пара драгоценных камней. Ещё раз поклонилась мне и оставила наедине со своими мыслями.
Похоже, до детей я доберусь нескоро…
***
Спасибо Айраин. Она дала мне пищу для размышлений. Даже странно осознавать, что не всё я знаю в этом доме. Ведь изначально я считала няню Андрея начинающей, а оказалось всё не так.
Я тихо прокралась в шифф, чтобы не быть замеченной детьми. Прошла сквозь сетку коридоров и остановилась у покоев умирающего малыша.
Ангуин не было. Андрей лежал к красивой, резной кроватке. Увидев меня, он слабо улыбнулся. Его взгляд… вынести его я не могла.
«Помоги мне»
Я осмотрела комнату в поисках крио – аналога детской бутылочки, но нигде её не нашла. Обычно она оставлялась всегда полной в специальном резервуаре. Но сейчас там было пусто.
– Ангуин ушла… Оставила тебя одного. Плохая няня!
Малыш протянул ко мне ручки, а я видела, как что-то нехорошее сжигает его изнутри. Осторожно взяла его на руки, хрупкое тельце его было горячим…
Или это совесть жгла меня?
– Ну что же мне делать? Скажи? – шепотом пропела я ему на шипящем гемми.
– Я не могу ради тебя одного перевернуть мир. – Сказала я ему на человеческом.
Минута размышлений. Либо я, либо его жизнь.
Младенческие золотые глаза сделали выбор за меня. Его затрясло в приступе, ребенок захрипел и задрожал в моих объятиях. Ангуин всё не шла, крио я так и не нашла, а делать что-то надо было… Иначе он…
Я колебалась мгновение. Морщась и не глядя на руку, полоснула себя острой стороной первого подходящего предмета по ладони. Ничего. Перетерплю.
Осторожно поднесла наполняющуюся длань ко рту малыша и внезапно замерла в испуге. А вдруг я делаю это зря. Вдруг от этого ему только станет хуже? Я даже не уверенна в том, что моя кровь подходит.
Но малыш не оттолкнул руку, наоборот, стал жадно пить, пачкая нас обоих. Маленький вампирёныш, такой голодный… Потом Андрей довольно икнул, оторвался от ладони и срыгнул на меня розоватую пенку. Зажимая рану, я уложила его обратно в колыбель и застыла в болезненном ожидании.
Минут пять, и ничего. Ничего такого, чтобы вызвало испуг за жизнь. Наоборот, кожа его вдруг стала розоветь, наполняться каким-то здоровым светом. Получив необходимое, организм тут же стабилизировался и начал вырабатывать необходимое количество вируса.
– Что ты тут делаешь? – в гневе шипела Ангуин за спиной, глядя, как я умываю лицо Андрея от свернувшейся крови. Я повернулась к ней и спокойно произнесла:
– То, что должна делать ты. Андрею стало плохо, я не смогла найти крио. Поэтому напоила его своей.
Бедная девушка в шоке замерла и осела на пол. Бутылочка, наполненная свежей кровью, выпала из её рук.
Андрей весело агукал в кроватке. А ведь десять минут назад умирал…
– Ты это специально, да? – безразлично, насколько это было можно, прошипела я. Подобрав и вскрыв крио, я попробовала на кончик языка. Моя догадка подтвердилась.
– Ммм, отменная кровь из холодильника. Но ему ещё рановато для подобной пищи, не правда ли?
Ангуин прижалась к стене, стараясь не смотреть мне в глаза:
– Ты теперь расскажешь всё льринни? Это твоё право…
– Нет. – пожала плечами я, – Мне не жаль тебя, но я не расскажу… потому как ты всё исправишь.
Её затрясло. Она не рыдала, нет. Ангуин непонимающе смотрела на меня, словно пытаясь понять мои действия.
– Ты кормила его своей кровью? – спросила я достаточно грубо.
Она зажала пальцами мочку уха. Хьорте.