Коктейль со Смертью - Мария Эрнестам 10 стр.


Это помещение ничем не отличалось от того, где обитала Эйра. Скромная мебель и ничего личного — кроме фотографий на письменном столе. Я невольно взглянула туда. Одна фотография запечатлела его детей маленькими, когда еще ничто не предвещало кошмара, которым обернется их жизнь. Биргитта выглядела здоровой и счастливой, Мартин сидел с детьми на траве. При виде этой идиллической сценки я подумала: зачем Мартин каждый день мучает себя, глядя на нее. Ведь она постоянно напоминает о том, что все могло сложиться иначе. На втором снимке были только сыновья. Четырнадцатилетний Эрик смотрел в объектив настороженно, это выражение появилось у него после рождения младшего брата. Двенадцатилетний Арвид безмятежно улыбался. Глядя на него, трудно было поверить, что за этой безмятежной улыбкой таится необъяснимое желание причинять всем боль. Причем, совершив очередной жестокий поступок, Арвид улыбался еще лучезарнее.

Мартин проследил за моим взглядом, но промолчал. Сев в кресло, он указал мне на другое. Затем убрал со стола документы, которые, видимо, обсуждал с предыдущим посетителем.

— Правда, мерзкий тип этот Эйнар Сален? Ему подошло бы прозвище Сальный. Он один из моих шефов, пришел поинтересоваться, не слишком ли много у нас персонала. И намекнул, что пора «избавляться от излишков». Это же надо! Я понимаю, что в сложившейся экономической ситуации мы не можем оставить всех, но говорить о живых людях так, словно они собаки, которых решили усыпить, это уж слишком!

Мартин явно был в плохом настроении. Он немного выпустил пар, наградив Эйнара Салена метким прозвищем, но я видела, что этот визит его очень расстроил. Мартин был, как всегда, в модной светло-розовой рубашке, но волосы у него растрепались, и пряди падали на глаза. Даже его необыкновенный голос сегодня звучал как-то тускло. Я пробормотала что-то, соглашаясь, и это дало Мартину повод продолжить тираду в защиту униженных и оскорбленных.

— Я редко сужу о людях по внешности, но в случае с Саленом она как нельзя лучше отражает его характер. Это подлое и злобное ничтожество, которое карабкается по карьерной лестнице, топча всех, кто попадается ему на пути. К тому же постоянно интригует, злословит и без зазрения совести присваивает себе чужие заслуги. Не говоря уже о том, как он обращается с женщинами. Но что поделаешь — именно такие типы чаще всего становятся начальниками.

Я снова кивнула, и Мартин наконец перешел к цели нашей встречи:

— Помнишь, я говорил тебе про генетические исследования? Немцы, с которыми я встречался, представляют небольшое биотехнологическое предприятие, которое добилось в этой области серьезных успехов. И хотя сами они утверждают, что работают исключительно на благо науки, результаты их исследований привлекают интерес страховых компаний по всему миру. При этом страны, с которыми сотрудничает предприятие, панически боятся всего, что имеет отношение к био или генной технологии, памятуя времена фашизма, когда с помощью подобных исследований планировали отделять чистые расы от нечистых и решать, кому жить, а кому умереть. Поэтому в Германии подобные предприятия сталкиваются с серьезными трудностями, и многие из них вынуждены были перевести свои лаборатории в США. Немцы, с которыми я общался, тоже рассматривают подобный вариант, но все же обратились ко мне.

Я невольно вспомнила про эксперименты доктора Менгеле и его мечты о мире, состоящем только из голубоглазых людей.

— Мы и раньше сотрудничали с этим предприятием, — продолжал Мартин, — в частности, с их рекламным бюро, немецким филиалом «Doolitle»; они хорошо осведомлены о ситуации в Швеции. И немцам понравилась наша старая реклама презервативов, особенно то, что мы затронули столь серьезную тему, как СПИД, не отпугнув общественность. Теперь они хотят чего-то подобного в отношении генетических исследований. Им нужна наша помощь. А мне — твоя. Мы с тобой должны продумать, как представить их в Швеции. А они, в свою очередь, будут готовить рекламную кампанию в Германии.

Мартин замолчал, но я заметила, что эти перспективы вернули ему хорошее настроение. Как, впрочем, и мне. Я не прочь поработать с ним над рекламой. К тому же, он наверняка побеспокоился, чтобы нам хорошо заплатили. Что для меня немаловажно — учитывая, что теперь мне предстоит жить на одну зарплату.

— Я согласна, — ответила я, и мы условились снова встретиться на следующей неделе, уже подготовив конкретные предложения.

Мы еще немного поболтали. Обычно Мартин приглашал меня на ланч, но сегодня извинился, сказав, что занят («придется еще и обедать с этим мерзким типом»). Это было весьма кстати. Не могла же я сказать, что у меня назначена встреча со Смертью на Центральном вокзале. Мартин поинтересовался, не случилось ли еще чего-нибудь странного после нашего с ним вчерашнего разговора. Я пробормотала, что немного почитала и рано легла спать. Хорошо, что догадалась не упоминать про телевизор, ведь Мартин наверняка спросил бы, что я смотрела. Врать я никогда не умела. В отличие от Тома. Он мог, честно глядя в глаза собеседнику, плести что угодно. Да и в супермаркете, когда предлагали бесплатные конфеты, он без зазрения совести сыпал их в карман, пока я мялась, ловя на себе недовольный взгляд девушки-промоутера.

Уже вставая, я снова взглянула на фотографии. Мартин перехватил мой взгляд.

— Не представляю, сколько я еще выдержу, Эрика, — сказал он. — С Арвидом становится все труднее справляться. Мы не можем расслабиться ни на секунду. Биргитта уже несколько лет не высыпается и потом весь день сама не своя. Она говорит, что ей уже жить не хочется. Я боюсь, как бы она не наложила на себя руки.

Я не ожидала от Мартина такого приступа откровенности. Очевидно, дома у него ситуация даже хуже, чем я предполагала. Мартин никогда не притворялся, что в семье у него все в порядке, но и не делился подробностями.

Я знала, что у Арвида с рождения были проблемы: он ни на чем не мог сосредоточиться, с трудом научился читать и писать, ничего не запоминал. Его приходилось каждый день заставлять вставать, умываться, одеваться и идти в школу. Он всегда был неуправляем, а с возрастом становился все агрессивнее. Мартин мне мало что рассказывал, но я слышала от знакомых, что как-то раз Арвид утопил кошку в бочке для сбора дождевой воды. Ее хватились только через неделю, потому что она не сидела дома, а ходила, где хотела. Бедная Биргитта, собираясь полить огород, подняла крышку бочки и, увидев там останки своей любимой кошки, испытала настоящий шок.

Мало того, выяснилось, что ее обожаемую Мим, прежде чем утопить, изощренно мучили. Подозрения сразу пали на Арвида, а он и не думал отпираться, напротив, гордился своим поступком. Родители пришли в ужас и отвели его к врачу. Мальчику назначали какое-то новое лечение, но, видимо, и оно не помогло.

При этом Арвиду удавалось безошибочно находить у матери и старшего брата Эрика слабые места, чтобы нанести болезненный удар. (Мартина это пока не касалось, но не исключено, что дело было вопросом времени). Эрик все больше замыкался в себе и, как мне кажется, мог даже сбежать из дома при первой возможности.

Ни специальное лечение, ни психологи не могли изменить Арвида. Всем было страшно даже подумать, чем все это может обернуться в будущем.

— Наверное, это звучит ужасно, — прервал Мартин мои размышления, но иногда мне кажется, что, подарив жизнь Арвиду, Биргитта пожертвовала собственной. Он растет и крепнет с каждым днем, и вместе с ним растет его злоба на всех, а она чахнет на глазах. Я знаю, он мой сын, и я люблю его, несмотря ни на что. Но Биргитту я люблю не меньше, и чувствую, что теряю ее. И Эрика тоже. Мы с ним почти не разговариваем. «Оставьте меня в покое!» — кричит он нам. И я не виню его. Все это так тяжело…

— А лекарства не помогают? — спросила я.

Мартин с помощью врачей постоянно подбирал сыну новые препараты. Он пошел даже на то, чтобы дать Арвиду успокаивающее средство, которое еще проходило тестирование. Биргитта давала мне упаковку, чтобы я расспросила об этом препарате своих знакомых. Но пока что мне ничего не удалось узнать.

— Те, что мы ему давали, не помогают. Но наука не стоит на месте, и мы, наверное, испробовали еще не все средства. Правда, Биргитта боится, что эти препараты сделают из Арвида робота, но я, если честно, не думаю, что может быть хуже, чем сейчас.

То, что Мартин доверился мне как близкому другу, тронуло меня до глубины души. Я успела только кивнуть, когда в дверь постучали, и вошел Сальный Эйнар, не дождавшись приглашения. Я снова ощутила на себе его раздевающий взгляд — на этот раз он рассматривал мои бедра — и пулей выскочила из кабинета. Эйра понимающе со мной переглянулась.

Войдя в торговый центр на площади Хёторьет, я выпила чашку чая и съела бутерброд. Разговор с Мартином заставил меня о многом задуматься. Если результаты генетических исследований окажутся в открытом доступе, Смерти придется кардинально изменить свои методы. Люди будут умирать, но в большинстве случаев кончина не будет для них неожиданной. Интересно, как они будут жить, зная, что у них лет через пять или десять обнаружат опухоль, которая сведет их в могилу? Что станет с рождаемостью, если родители будут знать, что они — носители гена страшной болезни, которая перейдет к их детям? Эти мысли пугали меня, и вопросов возникало все больше.

В рыбную лавку привезли партию свежих раков и высыпали на снежную перину, насыпанную на витрине. Рак. Арвид. «Он для семьи Мартина как раковая опухоль», — вдруг пришло мне в голову, и я сама испугалась этой мысли. Но не могла не задуматься: а как поступили бы Мартин и Биргитта, узнай они о возможных отклонениях своего ребенка еще до его рождения? Ведь, сделай они генетический анализ, это могло быть известно заранее. Хватило бы у меня смелости задать этот вопрос Мартину?.. Наверное, нет. Но мысли не отпускали меня, и, после коротких переговоров с Эрикой Рациональной, я все же заказала стакан вина и выпила его маленькими глотками, чтобы успокоиться.

Я отправилась на вокзал, лавируя под дождем в потоке спешащих прохожих. Спустилась в подземный переход, который должен был вывести меня прямо к месту назначения, и ровно в два вышла из него в центре вокзала — где множество людей назначают друг другу встречи. Там было отверстие в полу, огороженное ажурной решеткой, а под ним был виден проход к пригородным поездам. Однажды какой-то парень плюнул туда, но я, как и другие стоявшие там люди, ничего ему не сказала — никому не хотелось вмешиваться.

Мой знакомый уже ждал меня. Я снова, уже в который раз, поразилась абсурдности ситуации. На нем было все то же одеяние, косу он, как обычно, держал подмышкой, но никто не обращал на него внимания. Более того, он даже о чем-то увлеченно беседовал с какой-то молодой девушкой. Глаза незнакомки были густо подведены черным, она была странно одета — во что-то невообразимое из кожи, шнуровок и цепей. Они горячо о чем-то спорили и, казалось, были хорошо знакомы. Я подошла ближе, и девушка повернулась ко мне.

— Скажи этому придурку, — даже не поздоровавшись, воскликнула она, — что он не может распоряжаться жизнями людей, как ему вздумается. Это несправедливо! Никто не вправе командовать мной, даже он! Ему наплевать на мои чувства! — С этими словами она показала Смерти неприличный жест и убежала.

Назад Дальше