Любовная охота
сродни надменной -
соколиной.
Жиль Висенте
В день, когда его должны были убить, Сантьяго Насар поднялся в половине
шестого, чтобы встретить корабль, на котором прибывалепископ. Ему снилось,
что он шел через лес, под огромными смоквами,падал теплый мягкийдождь, и
на миг во сне он почувствовал себясчастливым, апросыпаясь, ощутил, что с
ног доголовы загажен птицами. "Ему всегда снилисьдеревья",- сказаламне
ПласидаЛинеро,егомать,двадцатьсемьлет спустявызываявпамяти
подробности злосчастного понедельника. "Занеделю дотого емуприснилось,
что он один летит на самолете из фольгимеж миндальных деревьев, не задевая
за них",- сказала она. У нее былапрочная репутация правдивоготолкователя
чужихснов, если, конечно, они рассказывались натощак,но в тех двухснах
собственного сынаона не угадала рокового предвестья, не заметила она его и
в других снах с деревьями, которые он рассказал ей незадолго до смерти.
СантьягоНасар тоже не усмотрел дурногознака. Он спал мало иплохо,
прямо водежде, и проснулся с головнойболью и медным привкусом во рту, но
счел это естественнымииздержкамивчерашнегосвадебногогулянья, которое
затянулось за полночь. Более того, многие, встретившиеся емуна пути с того
момента, как он вышел из дому в шесть часов пять минут, и до того, как часом
позже был зарезан, точно хряк, припоминают,что выглядел он немного сонным,
однако находилсяв хорошем настроении ивсем им как бы невзначайзаметил,
что день прекрасный. Никто, правда, не уверен полностью, что он имел ввиду
погоду. Многие сходятся на том, что утро было сияющее, морской бриз продувал
банановые заросли, но это естественный ход мысли, поскольку дело происходило
в хорошем феврале,которые в тевремена ещеслучались. Однако большинство
твердит водин голос, что деньбылмрачный, неботемное инизкое, густо
пахло затхлой водой,а в минуту самогонесчастья накрапывалдождь,какой
накрапывал в лесу, что привиделся Сантьяго Насару во сне. Я приходилв себя
после свадебного гуляньяв приюте нашего апостола любви - Марии Алехандрины
Сервантес, и с трудом проснулся, когдаколокола уже били набат,проснулся,
решив, что трезвонят в честь епископа.
Сантьяго Насар надел белые льняные некрахмаленые брюки и рубашку, точно
такиеже,чтобыли нанем накануне -на свадьбе.Это была его парадная
одежда. Еслибы неожидавшийся епископ,он бы надел костюмцвета хакии
сапоги дляверховой езды,в чемотправлялся каждыйпонедельникв Дивино
Ростро,животноводческуюферму,которуюунаследовал ототца,итеперь
управлял ею очень толково, хотя и без особых доходов. Собираясь на пастбище,
он цеплял к поясу "магнум-357", стальные пули которого, по его словам, могли
перебить хребет лошади. В пору охоты на куропаток он брал с собой прицельное
оружие.В шкафуунегохранились"манлихер-шенауэр-30.06",голландский
"магнум-ЗОО",двуствольный"хорнет-22"стелескопическимприцеломи
"винчестер".
Он, как и его отец, всегда спалсоружием под подушкой, нов
тот день перед выходом издому онвынул из револьвера патроны, а револьвер
положилв тумбочкуукровати."Он никогдане оставлял его заряженным",-
сказала мнеего мать.Я это знал и еще знал, что оружиеон держал в одном
месте, а патроны - в другом, отдельно,так, чтобы никто, даже случайно,не
поддалсяискушению пальнутьвдоме. Эту мудрую привычкупривил емуотец
после того, как однаждыутром служанка вытряхивалаподушку из наволочкии
револьвер, упав на пол, выстрелил: пуля пробила шкаф, прошла стену, с боевым
свистом пронеслась через столовую соседского дома и обратила в гипсовый прах
статую святого вчеловеческийрост, стоявшуюв главномалтарецеркви на
другом конце площади. Сантьяго Насару, тогда совсем еще ребенку, злополучный
урок запомнился навсегда.
Последнее,чтоосталосьвпамяти уего матери,- как он промелькнул
через ее спальню. Он разбудилее, когда впотемках ванной комнаты на ощупь
искалв аптечке аспирин, она зажгла свет и увидела его в дверях со стаканом
водывруке: таким ейсужденобылозапомнитьего навсегда. Именнотут
Сантьяго Насар и рассказал ей свой сон, но она не придала значения деревьям.
- Птицы во сне - всегда к здоровью,- сказала она.
Она смотрела на него из гамака, лежа в той самой позе, в какойя нашел
ее, сраженнуюдогорающейстрастью, когда вернулсявэтотвсемизабытый
городокипопыталсясложить изразрозненныхосколковразбитоезеркало
памяти. Она едва различалаочертанияпредметовдажепри светедня, и на
вискаху нее лежалицелебные листья от головной боли, которуюоставилей
сын, втот последний разпройдячерезееспальню.Лежанабоку,она
схватиласьзаверевкигамакавизголовьеистаралась подняться,ав
полумракестоялзапах крестильнойкупели, который поразил меняещев то
утро, в утро преступления.
Когда я появился в дверном проеме, ей снова на мигпочудилсяСантьяго
Насар. "Вот тут они стоял,- сказала она.-В белом некрахмаленом костюме -
кожа у него была такая нежная, что не выносила шуршания крахмала". Она долго
сиделавгамаке,пережевывалазернышкикардамона,покаунеепрошло
ощущение,будтосынвернулся.Тогдаона вздохнула: "В нембыла вся моя
жизнь".
И я увидел его. Только что,в последнюю неделю января,ему исполнился
двадцатьодин год, онбыл стройным ибелокожим,свьющимисяволосами и
такимиже арабскими веками,как у отца. Единственный сын супружеской четы,
вступившей в брак по расчету и ни на миг не познавшей счастья, однако сам он
выгляделсчастливыми при отце, которыйумер внезапнотри годаназад, и
оставшись вдвоем с матерью, выглядел счастливым до того самого понедельника,
досвоего смертногочаса. От материонунаследовал инстинкт. А у отцас
самогодетстваобучился владениюогнестрельным оружием, любви к лошадям и
выучке ловчей птицы; у него жеон научилсяи здравомуискусствусочетать
храбрость с осторожностью.