– Да уймись ты, Дрон! – не выдержал наконец Виктор. – Решили же – уберем. Решили ведь? – обратился он к Лопаткину.
Тот соглашаясь кивнул.
– То есть, как я понял, взрывчатка у вас есть, причем много. И теперь вся проблема – в надежных и безопасных в применении взрывателях?
Студент вновь кивнул.
– Это вообще главная проблема. То есть изготовить-то гремучую ртуть несложно, хотя и весьма опасно, а вот детонаторы наши… это ведь как рулетка каждый раз – то ли ты кинешь бомбу, то ли она у тебя в руках взорвется…
– А фитили не пробовали? – поинтересовался Дрон. – Возня, конечно, зато безопасно.
– Фитили? Как на македонках? Делали, конечно, раньше. А сейчас перестали – их же поджигать сначала надо, а это время. Да и мало ли как бомба полетит? Может отскочить от цели – от дверцы кареты, например, – до того, как фитиль догорит. А химический запал при ударе как раз и сработает.
– Кстати, разумно, – согласился со студентом Виктор. – Вон Фердинанд в Сараево – так и вовсе зонтиком ухитрился македонку отбить.
– Да хрень все это, – отмахнулся Дрон. – Людей надо нормально готовить – тогда никто и ничего не отобьет. Вообще, если правильно медляк подобрать, – все как надо будет. А не хотите со спичками возиться – сделайте терочный запал. Его вообще поджигать не надо.
– Терочный? – удивился Лопаткин. – Не слыхал… а что это?
Дрон довольно ухмыльнулся – это была его вотчина.
– И все-то вам объяснять… студенты! – покровительственно проговорил он. – Чему вас только в университетах учат? А ведь терку – ну фрикционный воспламенитель, если по-научному – еще в начале вашего века придумали! Как научились делать хлорат калия – так и придумали. Даже раньше, чем спички или, скажем, капсюли…
– Хлорат калия? – наморщил лоб Лопаткин. – А, бертолетова соль! Знаю, слыхал…
– А раз слыхал – чего же тогда сопли до сих пор жуете? – наезжал Дрон. – Трубочки у них… кислота… Уж куда проще – спичка и кусочек коробка… терки то есть. У вас это все уже есть, я точно знаю. Вон китайцы – во время своей гражданской войны из спичек так и вовсе запалы для противопехотных мин делали. А что? Берешь пучок спичек, оборачиваешь теркой от коробка, и приспосабливаешь сверху деревяшку. Как кто на нее наступит – все, воспламенение. Правда, мина хреновая получится – стоит отсыреть, и все, не сработает. А вот для ручной гранаты – ну бомбы вашей – самое то. Немцы вон в свои колотушки две мировые войны терочные запалы ставили – и ничего. Медляк только подобрать – длину запала, чтобы метатель мог точно рассчитать момент броска, – и все дела.
– Любопытная конструкция… – пробормотал студент. – Спички… коробок… и только? Надо подумать. А все же – взрыватель, срабатывающий при ударе, по-моему, вернее…
– Ну со взрывателями мы вам поможем, – подвел итог Виктор. – Дрон, прикинь – что можно предпринять по этой части. Только без фанатизма, а то знаю я тебя! А вы, друг мой Владимир, постарайтесь подготовить три-четыре несильных заряда вашего «ведьминого»… простите, «гремучего студня» – продемонстрируете, на что он способен. Заодно и взрыватели испытаем. К завтрашнему дню как, успеете?
Во время мятежа мусульманских фанатиков в турецком порту Басра кровожадные вогабиты осадили городской квартал, населенный подданными Германии. Обитатели квартала, почти сплошь сотрудники крупной компании «Крафтмейстер и сыновья», занимающейся строительством железных дорог по заказу турецкого правительства, заперлись в мастерских компании и приготовились отчаянно защищать свои жизни, когда одному из инженеров пришла в голову замечательная идея.
Дело в том, что компания известна тем, что использует на строительстве самую передовую технику. Один из таких агрегатов – мощный рутьер, доставленный на берега Персидского залива из Америки, – и послужил для немецких строителей тем же самым, чем стала для известного всем героя русских сказок печка. Немцы обложили котел парового чудища мешками с песком, обшили грузовые вагонетки шпалами, забронировали листами котельного железа – и на получившемся в результате «блиндированном безрельсовом поезде» с боем прорвались в порт Басры, где и погрузились на пакетбот германского Ллойда». Храбрые европейцы не имели потерь, за исключением нескольких рабочих компании, пораненных камнями, которые в огромном количестве метали в блиндированный состав разъяренные дикари. Присутствовавший при этом событии французский фотограф сделал несколько снимков, которые мы и представляем читателям. Но самое интересное сообщил представителю «Русского телеграфного агентства» немецкий инженер Вентцель, который, собственно, и является создателем броненосного состава. По его словам, на эту идею его натолкнули русские путешественники, находившиеся в тот момент вместе с германскими подданными – и вместе с ними принимавшие участие в прорыве через орды озверевших от крови мятежников. К сожалению, герр Вентцель не назвал нам имен этих русских героев, смекалке которых и обязаны европейцы своим чудесным спасением…
Яша еще раз просмотрел газету. «Петербургские ведомости» доставляют в Москву почтовым поездом меньше чем через сутки после выхода из печати – на газете стояло вчерашнее число. Вот, значит, как – видимо, французский корреспондент продал свои фотографии какой-то из редакций, а оттуда новость уже разошлась по европейским газетам – и попалась на глаза кому-то из петербургских репортеров. Фотографии, кстати, и правда замечательные: и отдельно снятый «бронепоезд», и мечущиеся по площади вогабиты, и крыша какого-то строения, сплошь заваленная мертвыми телами… А немец-то хитер – о русских упомянул, но вот имена назвать – нет, якобы забыл, прощелыга эдакий… Еще бы – кому хочется делиться славой создателя первого в мире боевого безрельсового блиндированного поезда? О каких-то русских публика забудет уже завтра, благо имена их нигде не названы, а вот самому герру Вентцелю известность теперь обеспечена. Что о нем там дальше пишут, ну-ка?..
Можно, например, с успехом использовать такие вот дорожные блиндированные составы в колониальных войнах – скажем, для доставки провианта и снабжения в отдаленные гарнизоны, при условии, что местность кишит повстанцами, вооруженными стрелковым оружием. Сами блиндированные дорожные поезда могут служить к тому же хорошим инструментом подвижной охраны тыла.
Разрабатывая проект «дорожного броненосца», следует предусмотреть прикрытие жизненных частей рутьера и вагонов броней, непробиваемой ружейными, а также и шрапнельными пулями; вагоны эти должны быть снабжены высокими стенами, а также крышей из такой же брони. Вооружив блиндированные поезда скорострельными орудиями, можно придать им некоторое активное значение и пользоваться ими для форсирования в целях разведки какой-нибудь занятой противником линии, оттеснения партизанских отрядов, лишенных артиллерии, и для других задач.
Главным же условием успешного применения блиндированных дорожных поездов является равнинная, открытая местность и отсутствие глубоких выемок вблизи дорожного полотна…
Ну немец дает! Прямо целую теорию вывел! И ни слова о том, что ровно эти идеи излагал ему Иван, – уже во время плавания из Басры в Суэц. Яша не раз выслушал подробные рассказы путешественников о мятеже в Басре, так что хорошо представлял себе, что там произошло на самом деле. Помнил он и о том, как сокрушался Иван, что неосторожно подал немцу идею сухопутных бронированных машин. Не зря, выходит, сокрушался:
Герр Вентцель любезно сообщил нашей газете, что оставляет службу в компании «Крафтмейстер и сыновья» ради того, чтобы возглавить разработку броненосных безрельсовых поездов для германской армии. О деталях этого проекта инженер ничего не сообщил, рассказал лишь, что подал уже документы на предоставление восьми привилегий на изобретения, связанные с разработкой и постройкой сухопутных броненосцев…
Яша в задумчивости почесал нос. А ведь, выходит, Олег Иванович был прав, когда говорил, что даже случайно подсмотренные идеи из будущего могут оказать немалое влияние на то, что происходит здесь, в девятнадцатом веке! Вот, к примеру, тот же Вентцель – кто знает, к чему приведет появление этих его «дорожных блиндированных поездов»? Может, они так и останутся в разряде диковин, вроде круглых броненосцев, на одном из которых служит отец Николки, а может, наоборот, произведут революцию в военном деле? Надо бы купить несколько номеров «Петербургских ведомостей» и отдать и Корфу, и Олегу Ивановичу? Пожалуй, стоит послать и Никонову, в больницу. В конце концов, он ведь собирается заниматься тем же самым – правда, для российского флота. Конечно, лейтенант не обрадуется, когда узнает, что этот Вентцель успел его опередить, – но тут уж ничего не поделаешь. Все равно – пусть знает, глядишь, эти сведения ему и пригодятся…
Отложив в сторону официальные «Петербургские ведомости», Яша принялся перебирать другие газеты. Еще когда он только делал первые шаги, выполняя деликатные поручения Ройзмана, молодой человек поставил дяде непременное условие – выписывать на дом основные московские газеты. Условие оказалось не то чтобы разорительным, но достаточно обременительным – газет в Москве издавалось немало, и вылетало все это в копеечку. Ройзман, по обыкновению, обвинил наглого племянника в намерении пустить его, своего благодетеля и кормильца, по миру, но тут Яша стоял как скала – не будучи в курсе основных московских сплетен, в том числе и тех, что появлялись в газетенках самого низкого пошиба, нечего было и думать о каком-то успехе на ниве частного сыска. Ройзману пришлось уступить; список изданий, правда, сократился чуть ли не вдвое, но и это Якова вполне устоило. Кроме официозных «Московских ведомостей» и «Московского телеграфа», популярного во всех слоях общества благодаря тому, что собственная телефонная линия в Петербург позволяла быть в курсе последних столичных новостей, Яша интересовался изданиями попроще. Да вот, к примеру, «Московский листок», издаваемый Пастуховым. Человек этот, сам полуграмотный, бывший хозяин кабака у Арбатских ворот, сумел приохотить к газетному чтению и охотнорядских сидельцев, и извозчиков, и завсегдатаев трактиров самого скверного пошиба. Секрет «Московского листка» был крайне прост: в своей газете Пастухов завел раздел «Советы и ответы». Ни о чем подобном не слыхала до тех пор ни Москва, ни всякого навидавшийся Петербург. Вот, к примеру: «Купцу Ильюшке. Гляди за своей супругой, а то она к твоему адвокату ластится: ты в лавку – он тут как тут»… Или же, двумя строчками ниже: «Васе с Рогожской. Тухлой солониной торгуешь, а певице венгерке у «Яра» брильянты даришь. Как бы Матрена Филипповна не прознала».
Москва читала и надрывала животы – и Илюшка, и Вася с Рогожской, и Матрена Филипповна были людьми реальными; в Москве их знали, и конечно же после такой «публикации» местные зубоскалы не давали несчастным проходу, покуда сами не попадались в «Советы и ответы». Так что «Московский листок» расходился тысячами экземпляров, попутно снабжая Яшу и его коллег по сыскному цеху довольно важными сведениями – никогда ведь не угадаешь, что может пригодиться в таком нелегком ремесле.
Однако владелец листка отнюдь не ограничивался тиражированием сплетен. Пастухов принялся публиковать так называемый «роман-фельетон» под названием «Разбойник Чуркин». Прототипом для героя сего произведения стало реальное уголовное дело реально существовавшего злодея. Правда, тут следует оговориться – «всамделишний» Васька Чуркин далеко не был «благородным разбойником», какого сделал из него автор: он просто грабил на дорогах, воровал из вагонов и шантажировал пожарами мелких фабрикантов. Тем не менее роман пользовался успехом, особенно у простонародья, видевшего в Чуркине «доброго разбойника» и разудалого парня, мстящего хозяевам за неправедно обиженных работников. Так что финал романа оказался закономерно печален – его печатание было запрещено генерал-губернатором Долгоруковым.