Обычно задержка раздражала его, Фосс не любил ждать, но на этот раз почему‑то не возмущался. Машина прибыла, Фосс нажал на звонок, соединенный с конторой на первом этаже банка, и четверть часа спустя уже ехал в машине, прижимая к боку аккуратный, увесистый кейс.
Понедельник, 17 июля 1944 года, пригород Лиссабона
Анна сидела в вагоне напротив пары немолодых, лет шестидесяти с лишним, португальцев. У ног хозяев притулился коротколапый, с судорожно вытаращенными глазами пес. У мужчины на шее вздувался зоб размером с небольшую дыню; женщина была так мала, что не доставала ступнями до полу, левая нога у нее опухла вдвое больше правой. Анна предпочла бы не смотреть на бедолаг, но стоило отвести глаза от моря, от парохода, усердно дымившего всеми тремя трубами в выжженное добела небо, как она ловила на себе взгляды всех троих – даже пса. И лишь в третий раз, когда Анна, уводя глаза от непомерной щитовидной железы, уставилась на собаку, она увидела нечто отрадное: сомкнутые руки супругов, спокойно лежавшие на сиденье между ними.
Она прижалась лбом к окну. Передние вагоны изгибались перед ее глазами серебристой змейкой, в стеклах отражался океан. От устья Тежу уходили в море песчаные отмели, коричневым гребнем отступал от берега прибой. Перенестись бы туда, остаться одной на берегу или в море, лишь бы вдали от неразрешимых городских хитросплетений! Анна оглянулась через плечо: Джим Уоллис уткнулся носом в «Диариу де Нотисиаш». Он поднял глаза, но не встретился с ней взглядом. Насчет алмазов они договорились с утра: какой сигнал подать, если камни будут выносить из дома. Анна вновь обернулась к волнам за окном. Разум ее кружил вокруг неподвижной точки: Карл Фосс, офицер абвера.
Нужно с этим покончить. Покончить с чем? Как называется то, что происходит между ней и Карлом, то, чему она должна положить конец? Поцелуй. Больше ведь ничего не было? Прекрати думать об этом, приказывала она себе. Гамбит Роулинсона. Главная опасность – в мыслях. Просто покончить с этим, и все. Упростить уравнение. Сократить иксы.
И о Джуди Лаверн следует забыть. Только впусти ее за скобки, и вновь уравнение станет неразрешимым.
Сазерленд поручил ей обыскать кабинет Уилшира. Разумно ли это? Стоит ли идти на такой риск? Американцы наверняка поступают более мудро: следят за Лазардом. Он – посредник, тут и сомневаться нечего. Ключевая фигура.
Только сейчас Анна заметила, что сидит, подавшись вперед, сверля взглядом податливую шею женщины напротив. Усилием воли она заставила себя откинуться к спинке. Поезд со скрежетом затормозил: станция Пасу‑де‑Аркуш. Старики поднялись и вышли, женщина все так же держала мужа за руку, пес семенил между ними.
И снова Карл Фосс – упорнее, настойчивее прежнего.
Что, в сущности, они успели сказать друг другу? Выкурили совместную сигарету. Соприкоснулись губами. Ничего не произошло – и все изменилось. Они не были знакомы и впредь ничего не узнают друг о друге сверх того, что положено знать, а это – заведомая неправда. Но так ли уж хочет человек знать о другом человеке? Знать все? Или все, за исключением того, что поддерживает в нас интерес, – сущности, тайны. Узнать ее – умертвить.
Мысли множились – n в квадрате, n в кубе, n в степени n.
Анна прошла через площадь к Эштурилу. Жара все еще давила невыносимо, но то была умирающая жара, жара, никнущая утомленно к домам, обвисшая на безмолвных пальмах. И Анна тоже устала, ей хотелось прилечь после долгого дня, после многих часов изнурительных размышлений.
Дорожка наверх показалась длиннее прежнего. Чуть ли не спотыкаясь, Анна одолела лужайку и прошла в дом сзади, через стеклянные двери. Из гостиной доносились голоса. Анна заглянула в комнату. При виде нее Мафалда и графиня делла Треката смолкли. Сазерленд так ничего и не сказал Анне о Мафалде, быть может, списал хозяйку дома со счетов: что с нее взять – несчастная женщина.
При виде нее Мафалда и графиня делла Треката смолкли. Сазерленд так ничего и не сказал Анне о Мафалде, быть может, списал хозяйку дома со счетов: что с нее взять – несчастная женщина. Графиня приветливо похлопала рукой по дивану.
– Заходите, расскажите нам о мире за этими стенами, – позвала она.
Мафалда надела к чаю синее платье – и гипсовую маску на лицо, белую, холодную и невыразительную.
– Мир печатания под диктовку нынче показался мне скучноватым. – С этой отговоркой Анна попыталась ускользнуть, но графиня чуть ли не силой усадила ее на диван.
– Вас что, и на обед не выпустили?
– Я ходила в Службу государственной безопасности оформлять документы.
– Но вы же должны были поесть хоть раз за день!
– У мистера Кардью было сегодня слишком много работы.
– Будь я такой молоденькой, ни за что бы не поехала в эту глушь, в Лиссабон, да еще секретаршей!
– Я хотела работать в Женской Королевской военно‑морской службе, но меня не взяли из‑за легких. Врачи забраковали.
– Но тут‑то вы бегаете повсюду, – проворчала Мафалда так, словно речь шла о домашнем животном, к повадкам которого нужно присмотреться.
– В Лондоне я задыхалась, стоило мне два квартала пройти.
– Лондонский смог, – посочувствовала графиня. – Страшная вещь.
– Мама говорит, все из‑за бомбежек.
– Этого следовало ожидать. – Судя по интонации Мафалды, если ожидать и «следовало», то лично она этого не ожидала. – Нервы доведут до чего угодно.
– А что думает об этом ваш отец?
Откуда ни возьмись всплыла картинка: мать жестко отчитывает ее, наседает как староста в школе.
– Мой отец? У меня нет… – Анна осеклась: угрожающий образ матери на мгновение нарушил тщательно выстроенную легенду, в которой она имела обоих родителей. – У меня ни малейшего представления о том, что он думает, – неуклюже вывернулась она.
– Как странно, – прокомментировала Мафалда. – Мой отец всегда интересовался здоровьем детей. Он мог бы врачом стать.
– А я своего отца не знала, – вздохнула графиня.
– Да, вы о нем никогда не упоминали, – подтвердила Мафалда.
– Он наблюдал за погрузкой корабля в Генуе, и груз сорвался, сбросил его за борт. Прийти ему на помощь не успели, отец утонул. Мать так и не оправилась от этого удара, стала требовательной, придирчивой. Никто не мог ей угодить. Зато и дожила до глубокой старости.
– Моя мать тоже трудный человек. – Слова вырвались прежде, чем Анна успела прикусить себе язык.
– Надо полагать, в ее жизни тоже случилось большое горе, которое ожесточило ее.
– Ваша мать работает? – поинтересовалась Мафалда.
Анна упустила нить разговора. Она даже не могла припомнить, что делает – согласно легенде – ее «мать». Забыла все, даже имя. Эшворт – это ясно, но имя?
– Работает, как и все, – осторожно выговорила Анна, каждую минуту надеясь услышать внутреннюю подсказку, но память молчала. – Все работают на оборону.
Ладно, сойдет и так, вариантов нет. Придется все учить заново. Как могла она забыть имя? Все равно что забыть мировую знаменитость. Надо тренировать память. «Унесенные ветром». В главной роли… главную мужскую роль играет Кларк Гейбл, а женскую, Скарлетт О'Хара… Ну же, думай!
– Вы не расхворались, милочка? – всполошилась графиня. – Сегодня такая жара!
– Простите, вы что‑то сказали? День был утомительный, мне бы и правда…
Что с ней творится? Никогда прежде такого не было.