Делай свое дело, не болтай, вот и все, что от тебя требуется. – Обеими руками Вебер очертил вокруг себя магический круг. – Ты новенький, еще не знаешь, на что здешние способны.
– Они уже говорят о Шпеере и о том, что рейхсминистру наследует Геринг…
– Ничего не хочу знать, – заявил Вебер, прикрывая уши ладонями. – И тебе знать ни к чему. Соображай побыстрее, что случилось с нашими документами, как они оказались на борту и зачем ты понадобился полковнику СС Вайссу. Если бы Вайсс в такое утро захотел поговорить со мной, я бы уже сидел в сортире. Шевели мозгами, Фосс, подумай о себе самом: здесь, в Растенбурге, никто другой о тебе не позаботится.
Хватило и упоминания о сортире, чтобы Фосса вынесло из штаба. Сидя в кабинке, уткнувшись лицом во вспотевшие ладони, он чувствовал, как прожигает кишки густая, горячая струя.
Полковник Вайсс настиг его, когда Фосс мыл руки. Они говорили, глядя не друг на друга, а на отражение собеседника в зеркале; лицо Вайсса зловеще искажалось в стекле.
– Те документы… – заговорил Вайсс.
– Документы генерала Цайтлера?
– Вы проверяли их, капитан Фосс, прежде чем приняли на свою ответственность?
– Принял их на свою ответственность? – беззвучно переспросил Фосс. Он понимал, чем грозит ему такая «ответственность».
– Итак, проверяли, капитан? Проверяли? – настаивал Вайсс.
– Я не был уполномочен. И даже если бы я имел право заглянуть в них, с какой стати я стал бы копаться в груде бумаг, не имеющих ни малейшего отношения к моей работе?
– Так кто же упаковал их?
– Я не видел, как их упаковывали.
– Не видели? – взревел Вайсс, и Фосс почувствовал, как рушится в бездну страха, ничем уже не затормозить падение. – Вы погрузили ящики в самолет рейхсминистра не проверив?!
– Наверное, вам следовало бы спросить об этом капитана Вебера, – в отчаянии, пытаясь отвести угрозу от своей головы, предложил Фосс.
– Капитан Вебер. – Вайсс внес еще одно имя в книгу мертвых.
– Я оказал ему услугу, погрузил документы на самолет, я оказал услугу и… – Под убийственным взглядом Вайсса Фосс поперхнулся и поспешно сменил тему: – Это официальное расследование, майн герр?
– Это предварительный допрос. Официальное расследование проведут представители воздушных войск, поскольку с технической точки зрения авиакатастрофа относится к их ведению, – смягчившись, ответил Вайсс, но тут же вновь подбавил хрипоты в голосе: – Однако вам хорошо известно, что за вопросы безопасности в этой зоне отвечаю я… И от меня мало что ускользает, капитан Фосс!
Вайсс отвернулся от зеркала и впервые глянул на молодого офицера в упор, глаза в глаза. Фосс отшатнулся, пяткой уперся в стену и все же заставил себя прямо посмотреть в страшный глаз над шрамом. Новое знание приобреталось со стремительностью свободного падения. Фоссу казалось: вокруг свистит ветер, от напряжения такой же шрам вот‑вот рассечет его собственное лицо.
– Вот декларация, – произнес Вайсс. – Потрудитесь прочесть копию.
Он протянул Фоссу бумагу, и тот прочел сначала имена людей, погибших на борту (Шпеер был внесен в список пассажиров, а затем его имя вычеркнули), потом – описание груза. Фосс быстро пробежал список глазами и добрался до последних строк: четыре ящика с документами для Генерального штаба (доставить в Берлин) и личный багаж Тодта, сопутствовавший ему в Мюнхен. Металлический чемодан, адресованный в штаб‑квартиру СС, Берлин‑Шарлоттенбург, не упоминался.
Паника отступила. Теперь он отчетливо видел выбор со всеми его последствиями. Настал момент истины, или, вернее будет сказать, он подошел к роковой черте, да, к черте, подобной линии фронта, четкой, черной, без размытой серости, без ничейной полосы – к некой этической границе, – переступив ее, он окажется заодно с Вайссом, примет его мораль.
Настал момент истины, или, вернее будет сказать, он подошел к роковой черте, да, к черте, подобной линии фронта, четкой, черной, без размытой серости, без ничейной полосы – к некой этической границе, – переступив ее, он окажется заодно с Вайссом, примет его мораль. Упомянув «исчезнувший» чемодан, он также переступит линию, отделяющую его жизнь от смерти. Как все просто, подумал Фосс и усмехнулся. Внезапная ясность мыслей посреди смятения ободрила и оживила его.
– Теперь вам понятно, – продолжал Вайсс, – почему я вынужден провести небольшое расследование по поводу этих ящиков с документами.
– Так точно, герр полковник, – откликнулся Фосс. – Вы совершенно правы, майн герр!
– Отлично. Итак, мы достигли взаимопонимания?
– Да, – подтвердил Фосс. – Один лишь вопрос, герр полковник… Разве на борту не было…
Вайсс закаменел, только резко пульсировал шрам на щеке.
– Разве не было на борту механизма самоуничтожения? – выкрутился Фосс.
Здоровый глаз Вайсса расширился, полковник кивнул, подтверждая и удачную догадку Фосса, и установившееся взаимопонимание. Он повернулся и вышел из туалета. Фосс кинулся к умывальнику и принялся плескать в горящее лицо холодной водой – не отмыться, но хоть прийти в себя, осмыслить, оправдаться, как‑то приспособиться к только что принятому поспешному, вынужденному решению. Обтерев лицо, он глянул на себя в зеркало, и странное чувство, из тех странных наитий, что посещают порой каждого человека, охватило его: на самом деле никто из нас не знает, как он выглядит в глазах других людей. Нам знакомо только наше отражение, и теперь, подумал Фосс, в глазах всех окружающих его образ станет другим – и это правильно. Отныне он будет таким как все.
Он вышел покурить, «разносить» свое новое самоощущение, как разнашивают новые башмаки. Старшие офицеры мелькали мимо него, на голодных губах одна только тема, только два имени: Шпеер и Тодт. С последней затяжкой к Фоссу пришло открытие: офицеры все так же сновали взад и вперед и твердили все те же два имени, однако теперь все печально качали головами, и среди уже знакомых имен Фосс разобрал слова «механизм самоуничтожения – несчастная случайность».
Отсюда это вышло и сюда возвращается, подумал он. Вот она, сила сказанного слова. Мощная власть дезинформации в час катастрофы и всеобщей растерянности.
Фосс вернулся в оперативный штаб, к своей работе. Вебера не было. Фосс получил последние расшифровки, стал вникать в изменение позиции. Явился Вебер, сел, навалился на стол. Фосс, не поднимая головы, словно сквозь кости своего черепа, следил за Вебером.
– По крайней мере, слушать ты умеешь, – заговорил Вебер. – Первый растенбургский тест ты прошел на «отлично», а насчет меня и тех документов не беспокойся. Я их не заполнял, я их не подписывал, я про них знать не знаю. Усвой свой урок, Фосс. Теперь все твердят, что кто‑то в самолете случайно включил аппарат самоуничтожения. Мы все в безопасности. Ты слышишь меня, Фосс?
– Я слушаю.
Слушать‑то он слушал, но в голове у него крутилась пленка, одни и те же кадры, снова и снова: черный чемодан с белыми буквами адреса. Вот его руки подхватывают чемодан и забрасывают в самолет, он втискивает его между сиденьями, чтобы во время полета чемодан не болтался, сверху кладет два ящика с документами Цайтлера, а еще два – на соседние сиденья, по бокам от металлического чемодана. Тодт входит в самолет, перед ним вносят его личный багаж, рейхсминистр спешит скорее убраться из Растенбурга, от гибельной политики, вырваться к солнечному свету, в верхние слои атмосферы, где все понятней и проще. Он садится и пристегивается – не рядом с пилотом, а ближе к хвосту, – рассчитывая поработать в дороге.