Он гнал от себя подобные мысли. Не время для колебаний. Он уже достаточно долго прожил без них — поздно учиться мастерству неуверенности.
И все же…
— Ну что, готова? — со вздохом спросил он.
— Почти.
— Давай живее. Еще немного — и я перепью. А если я перепью, можешь попрощаться с чаевыми.
Он услышал, как она за дверью раздраженно громыхнула косметикой. Улыбнулся. Вот и хорошо. Пусть раздражается, пусть злится. Пусть придет к нему горяченькой. Он любил девушек с огоньком: таких проще запомнить.
Да и ему, если честно, работы меньше. В его возрасте это уже стоит учитывать.
— Ну же! Я сейчас выпью волшебную пилюлю. Не пропадать же ей зря.
Он проглотил таблетку и запил ее виски. «Надеюсь, — подумал он, — время я рассчитал правильно». Однажды он уже ошибся и в результате не смог возбудиться, пока девица была рядом, зато проходил с флагштоком в штанах весь следующий день.
Стакан опустел. Он снял трубку и попросил принести в номер еще одну бутылку.
Откинулся на спинку кресла. Ждал.
В дверь постучали.
— Вот это скорость, мать их!
С трудом поднявшись на негнущихся ногах, он кое-как доковылял до двери.
— Ну и сервис у вас. Бьете ракорды! — начал он. — Я же только заказал… — И осекся. — О нет! Нет…
Он увидел человека, стоявшего на пороге.
Увидел, что тот держит в руке.
— Нет… Только не ты…
Человек прошел в номер и захлопнул за собой дверь.
— Слушай, мне очень жаль, что так вышло… — пятясь, бормотал он. — Я не знал, что ты еще… там…
Человек надвигался молча. Он слышал его прерывистое дыхание, чувствовал гнилостный запах, исходивший от его тела. Он помнил и то и другое, хотя прошло уже несколько лет.
— Нет, только не я… Только не меня…
Человек продолжал наступать.
Вскоре он оказался прижатым к стене.
«Вот и все, — подумал он. — Это конец. Если я не начну сопротивляться, если не дам отпор…»
Протянув руку, он нащупал пустую бутылку из-под виски. Схватился за горлышко, махнул — но промазал. Бутылка отскочила от плеча незваного гостя. Тот сердито фыркнул, но продолжал наступление. И тут он почувствовал, как возникает эрекция. Вот спасибо! Самое время. Он схватился за пах, чтобы спрятать бугорок, но не сумел.
Если незваный гость и заметил это, то умело скрыл свои эмоции — просто махнул ножом у него над головой.
— Нет… нет…
Ниже.
Удар.
И еще.
Удар.
И еще.
И еще, и еще.
Пока от него не осталось ничего, кроме возбужденного члена.
Человек развернулся и ушел.
Не обращая внимания на сдавленные всхлипы, доносившиеся из ванной.
Он просто растаял в ночи.
ГЛАВА 41
Марина услышала, как хлопнула дверь, и открыла глаза. Глянула на часы. Мерцающие зеленые цифры показывали половину первого. Это Фил пришел домой.
Она так и не смогла уснуть.
Он позвонил достаточно давно. Марина уже забрала Джозефину и привезла ее домой. Эйлин вела себя как-то странно — сдержанно, робко. Даже боязливо. Но Марине было неловко задавать ей вопросы.
Дома она покормила малышку, поиграла с ней, уложила спать и начала писать отчет о злосчастном подвале. И тут зазвонил телефон. Фил. Тон его был на удивление похож на тон Эйлин.
— Слушай, — сказал он, — я, наверное, задержусь.
Сама не понимая почему, Марина подсознательно ожидала подобного звонка. Знала, что он постарается как можно дольше не возвращаться домой.
— Хорошо.
Она слышала гул на линии, гул тишины.
— Произошло… Произошло убийство. В гостинице «Холстед». Жуткое убийство.
— Расскажи подробнее.
— Убит один из постояльцев. Его просто на куски искромсали. Это… Я уже на месте.
— Ясно. Так… когда же ты придешь домой?
— Поздно. Сам пока не знаю. Тут дела совсем плохи.
Снова этот гул.
— Тогда я… Ты хоть поел?
— Перехвачу что-нибудь по дороге. Не волнуйся. За меня не волнуйся.
И снова молчание: она не стала говорить то, что хотела сказать. На этот раз гул раздавался у нее в голове.
«Но я же волнуюсь, — хотела сказать она. — Особенно теперь, когда ты отдалился от меня. Как мне не волноваться?»
— Ладно, — только и обронила она.
Снова молчание. С обеих сторон.
— Тогда я не буду дожидаться, лягу спать.
— Конечно, ложись.
Молчание, уже почти оглушительное.
— Ну, увидимся. Или нет.
Они попрощались. Повесили трубки. Марина обвела взглядом пустую гостиную.
Они уже по-настоящему обжились: покрасили стены, расставили свою мебель. Выбросили старые вещи, выбрали — вместе! — новые. Книги и диски уже лежали не в ящиках, а на полках, по порядку, вместе — и его, и ее. Марина шутила, что Фил, наверное, захочет расставить все в алфавитном порядке. Он со смехом отвечал, что, пожалуй, все-таки нет. Лучше давай «рассадим» их, как на званом ужине. Группами по интересам. Чтобы рядом оказались писатели и музыканты, которые поладят друг с другом.
Он часто поддразнивал ее вот так — ласково, с любовью.
Так они и поступили. На это ушла добрая половина дня.
И под конец того дня она любила его еще сильнее, чем утром.
Но это было давно. Теперь Фил изменился. Новый Фил был замкнутым, холодным, неприступным. У нового Фила были от нее секреты. Она не привыкла к такому обращению. Вешалась ему на шею — а он отталкивал ее. Будто ее вообще не было рядом. Это расстраивало ее, это ее беспокоило.
Это ее пугало.
И вот он вернулся.
Она услышала, как он осторожно крадется по лестнице. Услышала, как скрипнула дверь в детскую: это он заглянул пожелать Джозефине спокойной ночи — разумеется, беззвучно, мысленно. А потом отворилась дверь в их спальню.
Как быть: притвориться спящей или поговорить с ним?
Она лежала на боку, спиной к нему, как обычно. Слышала, как он снимает одежду, умывается. Почувствовала, как он ложится рядом. Она ожидала, что он прижмется к ней и обнимет за талию: они всегда спали в такой позе. Но этого не случилось.
Ей хотелось развернуться, придвинуться к нему, спросить, в чем дело и где он был.
Но она не стала этого делать. Она лежала неподвижно. И сама знала почему. Не потому что она боялась задать вопрос. Нет, она боялась другого — услышать ответ.
Поэтому она притворялась спящей, хотя сна не было ни в одном глазу. А еще она знала, что Фил поступает точно так же.
Ночь казалась бесконечной.
Часть 2
Осенний листопад
ГЛАВА 42
Фил попытался сдвинуться с места, но не смог.
Что-то мешало ему. Что-то обвивало его шею — холодное, металлическое, с ржавчиной. Острые края удавки впивались в кожу, и он с трудом мог дышать.
Он дернул за металлический край — и горло сжалось в спазме. Он ощупывал шею, но натыкался лишь на ржавую цепь. Он слышал, как громыхают звенья, чувствовал тяжесть металла в руке. Но продолжал дергать.
Безуспешно, цепь не поддавалась.
Сердце бешено билось, грудь начала болеть. Как будто второе, знакомое уже металлическое кольцо охватывало его, затягиваясь, затягиваясь…
Переводя дыхание, он пытался унять боль. Нужно дышать.
Дышать…
Он снова дернул за цепь что было силы, но не ощутил ничего, кроме металлической прохлады на ладонях. Мертвый груз, тяжелый груз, груз, который ему не поддастся. Грудь полыхала изнутри. Он закрыл глаза. Под веками вскипали горячие слезы. Он услышал собственный крик: «Нет!.. Нет, отпусти… Отпустите…»
Но крик звучал только у него в голове.
«Пожалуйста…»
Тишина. Только внутренние крики, внутренняя боль.
Он опустил голову и открыл глаза. И тогда он увидел.
Он сразу понял, где он, и сердце забилось еще чаще, а грудная клетка заболела еще сильнее.
Он был заперт в клетке. В клетке из костей.
«Нет…»
Он кричал изо всей мочи — и по-прежнему не издавал ни звука.
Он протянул руки и схватился за костяные прутья. Дернул, но взмокшие ладони скользили по кости. Дернул снова…
По гладкой поверхности можно было сразу определить, какие они старые. И крепкие. Клетка держалась. Он продолжал дергать, толкать, трясти… И все впустую.
Снова крик — и снова тишина.
И тут он увидел, как из сгустка теней отделяется одна. Силуэт. Он приближался к нему. Слабый свет отражался от металла. В кулаке был серп. Незнакомец двигался медленно, кружил. Взад-вперед, взад-вперед…
И раскачивался.
Неспешно раскачивался.
«Нет… Нет… Пожалуйста…»
Тишина. Непроницаемая. Оглушительная.
Он кое-что заметил: человек неслучайно так странно двигался. Он подволакивал одну ногу. Хромал. Но все-таки шел вперед.
Медленно. Неотвратимо.
Фил дергал цепь с утроенной силой. Неистово вцепился в прутья.
Все напрасно.
Он остановился. Он устал. И тут он увидел лицо человека.
И снова закричал.
Лица не было. Только дерюга. Клочья ткани. Наспех сшитая голова пугала, отдаленно похожая на человеческую. Черточка на месте рта — и пустота на месте глаз. Тьма. Две черные дыры. Фил снова закричал.
Теперь он уже видел силуэт целиком — сплошное тряпье, рвань, ветошь. Грязные заплаты. Спереди — кожаный фартук, старый, в пятнах.
Человек занес серп над головой, стальной полумесяц сверкал в тусклом свете.
Тряпичное лицо приблизилось к решетке. Фил заглянул в его глаза, но там была лишь пустота. Черные, глубокие отверстия.
Лезвие мерцало в полумраке.
Вверх.
Крик.
Вниз.
Крик, слезы.
Снова, и снова, и снова.
Тишина.
— Фил… Фил…
Сердце вырывалось из груди, легкие не вмещали воздух, они как будто ссохлись. Горячий липкий пот покрывал тело.
— Фил…
Он открыл глаза и увидел встревоженное лицо Марины.
— Что… что случилось?
Голос. Он таки услышал свой голос.
— Тебе приснился кошмар.
Марина погладила его по руке. Ее кожа казалась особенно свежей и прохладной в контрасте с его, раскаленной и влажной.
— Кошмар… кошмар…
Он попытался привстать, жадно глотая воздух.
— Всего лишь кошмар, да. — Ее прикосновения успокаивали его. — Не надо ничего говорить. Все хорошо. Все в порядке.
В комнате было темно, но он все же различал ее очертания. Видел контур ее головы. Видел, как сияют ее прекрасные глаза.
— Кошмар… — пробормотал он.
— Именно. — Ее близость баюкала его, приносила утешение. — Всего-навсего дурной сон.
Она снова уложила его. Обняла, положила голову ему на плечо. Прижалась к нему. Живая, дышащая клетка из костей. Но эта клетка не неволит — она его бережет. Защищает.
— Всего-навсего кошмар.
Он кивнул. Скоро он понял, что она уснула: по ритму ее дыхания, по тяжести ее руки на своей груди. Но Фил не спал. Он смотрел куда-то вдаль, во мрак. И с тревогой ждал, когда от общего сгустка теней отделится одна.
Кошмар. Всего-навсего дурной сон.
Только это была неправда. Фил знал, что это не так. Чувствовал. Знать, конечно, он не мог, но чувствовал — точно. Нет, это был не просто кошмар.
Это было нечто гораздо хуже.
ГЛАВА 43
Поигрывая шариковой ручкой, Микки наблюдал, как в комнату по очереди сходятся на утренний брифинг его коллеги. Рядом стояло заранее купленное большое капучино: четырех эспрессо должно было хватить, чтобы взбодриться.
Яркое солнце, каким оно бывает только в конце сентября, проникало сквозь пластинки жалюзи. Оно словно отчаянно цеплялось за остатки лета и не хотело сдаваться наступающей осени.