---------------------------------------------
Подольский Наль
Наль Подольский
--Аможноли верить в беса, не веруя
совсем в Бога? -- засмеялся Ставрогин.
-- О, очень можно, -- поднял глаза Тихон
и тоже улыбнулся.
Ф.Достоевский
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
1
Много раз я пытался найти начало этойистории,ивсегда выходило,что вначале была ночная дорога. И хотя то, что можно назвать "историей", началось значительнопозже,втулетнюю крымскуюночь,когда незнакомые люди везли меня сквозь теплую тьму в незнакомый город, я переживал ясное ощущение начала. Оно пришло неожиданно посредине пути. Скореевсего,егопринесли запахи--запахполыни,запахтабачных полей, запах темной земли, отдающей ночи тепло -- они бились упруго в глаза и щеки, отнимая у памяти лица,слова,размышления,предлагаяначать жить сначала.
Чернотапокраямдорогиказалась немой. На самом деле, наверное, степь была наполнена звуками, но их заглушало урчание перегревшегося мотораитарахтеньещебенки,летящейиз-под колес.Времятогдасовсемпропало.Нето,чтобыоно остановилось, или мчалось сосверхъестественнойскоростью-нет,егопросто не было. Я взглянул на часы -- оказалось, они стоят; они чем-то меня раздражали, я снял их с руки исунулв карман.
Смутнобелеятенямидомов,проносилисьмимодеревни. Приближениеихотмечалосьсменоюзапахов:вароматстепи вторгалисьзапахисенаифруктовых садов, а затем начинался собачий лай, и он тоже казался почему-то немым.
Город возник вдали неожиданно, сразувесь,когдадорога вынесла нас на вершину холма. Он переливался огнями и был похож налужицусвета,выплеснутую на поверхность степи. Очертания лужицы напоминали перекошеннуюподкову--яприпомнил,что город стоит у моря, протянувшись вдоль берега бухты.
Дорога пошла вниз, и город исчез. Через минуту он появился снова,ноужелишьсветящейсячерточкойна горизонте, над котороймерцалотуманноезарево.Черточкаэташирилась, становилась ярче, а зарево -- расплывчатее и выше; вскоре пятно света занимало уже пол-горизонта.
Путь освещался теперь фонарями, поспешно и деловито бежали они навстречу.Подкаждымизнихпокачивалсяконус света, желтыйигрязноватый,запределамиконусовсгущался непроницаемыймрак,сменивший прозрачную безграничность ночи. Замелькали дома, окруженные палисадниками.
Я испытывал что-то вроде обиды -- у меняотобралиночную дорогу,близостьктемному небу и беззаботность. И если бы в тот момент мне позволили пожелать чуда, я,наверное,попросил бы вернуть бездумность езды сквозь ночь, попросил бы, чтобы она никогданекончалась.Ехатьбылопрекрасно,и не хотелось никода приезжать.
Мы углубились в лабиринт переулков. Водитель знал, видимо, город и, не сбавляяхода,преодолевалузкиекривыепроезды междупокосившимисязаборами,пивнымиларькамии чугунными водяными колонками.
Вокруг было странно тихо. В любом южном городеритмночи означаетсяперекличкамисобачьеголая: по таинственным своим законам он прокатывается волнами по окраинам, кругамисходится кцентру,глохнетивзрываетсяновойвспышкойнеожиданно где-нибудь рядом. А здесь было тихо.
Моиспутникивовремяездынепыталисьзатевать разговоров,яим был благодарен за это. И сейчас они ни о чем не спрашивали, будто знали, куда мне нужно.
Автомобиль выбрался на асфальтовую, ярко освещеннуюулицу икрутусвернулнаправо.Моторвпоследнийраз зарычал и заглох.
Тишина плотной средой наполнила пространство.Нужнобыло протянутьрукуиоткрыть дверцу, но я поддался парализующему действию тишины.
Не к местудумалось,чтовоттакцепенеть сразу -- наверное, очень древний закон для всего живого... Если вдруг стало тихо -- затаись и жди... иначе смерть.
Часы,что тихонько светились на щитке всю дорогу, теперь, словно прося меня поторопиться, громко и навязчиво тикали.Мое промедлениестановилосьуженеприличным,ношофер и хозяин машины -- два силуэта в фосфорическом светециферблатовщитка -- терпеливо ждали.
-- Гостиница, -- вяло сказал силуэт шофера.
Я, наконец, открыл дверцу.
-- Счастливо, желаю успеха, -- добавил второй силуэт.
--Спасибо,--ответилямашинально,-- спасибо и до свидания, -- но в мыслях вертелось назойливо: какого успеха?
Я стоял с чемоданом в руках посредине круглой, какарена, площадки.В кольце из кустов, подстриженных кубиками, было три прохода: в один мы въезжали, сквозь другой машинауехала,мне оставался третий -- к ступенькам крыльца гостиницы.
Двухэтажныйдоммягкобелелвтемноте,очертания его расплывались. Ветки склонялись к окнам, инастеклаложились легкиетени;все окна были темны, лишь стеклянная дверь слабо светилась. Дом спал уютно и безмятежно, как спят в своем логове звери.
За дверью, в глубине холла,виднеласьстойкасзеленой лампой и темнокрасный диван. У стойки никого не было.
Япоставил чемодан у дверей и стал стучать, сначала тихо, потом громче, потом совсем громко--исовершеннонапрасно. Гостиница спала не только уютно, но и беспробудно.
Ничегонеоставалосьдругого,как сесть на ступеньку и достатьсигареты.Тишинаказаласьвнимательной,чуткой,с особымсвоимнервом,откоторогостановились значимы самые ничтожные звуки.Моесобственноедыхание...слабоешипение сигареты...шорохмелкихзверушек в кустах... чуткая тишина, слушающая... в чем же ее нерв... в чем секрет...что-то,чего обычнонеслышишь... да, в этом все дело -- услышать то, чего обычно не слышишь.
Я напрягал внимание, и наконец, уловил--неторедкие вздохи,неточутьслышныеглухиеудары.Иони сразу же вытеснили все остальные звуки.
Тихий размеренныйгулплылнадгородом,гулморского прибоя;он притягивал, предлагая свой четкий ритм для движений и мыслей. Повинуясь этому ритму, я встал,пересекокаймленную кустамиплощадкуи зашагал по улице. На меня накатило веселое любопытство и бодрость, словно на утренней прокулке.
Улица скоро привелактреугольной,неправильнойформы, площади,на которую я попал с самого острого, вытянутого угла. Здесь сходились пять улиц,иповсемихугламвозвышались столбысфонарями,освещаяплощадь, будто сцену гигантского театра. Деревянные балконы нависали над площадью, нигде не было ни соринки, темный асфальтблестел,какпокрытыйстеклянной коркой,казалось, под ногами он должен звенеть. В самом центре пространства восседал большой черный кот.
Лишь только я вышел на площадь, у меня возниклонесколько теней.Частьизнихзабегалавперед,другие,наоборот, отставали, они становились то корочеичетче,тодлиннейи расплывчатей,и,меняясьместами,выплясываливокругменя замысловатый танец.
Кот, не желая делить территорию с пришельцем,безразлично смерилменякруглымижелтымиглазами,поднялсяи не спеша удалился. Его тени -- фантастические, небывалыхразмеровкоты --изгибаясь и наползая одна на другую, исчезли с ним вместе в темноте подворотни.
Мои тени успокоились и леглизвездойнаасфальт,легли симметричноиплотно,будтоимполагалось оставаться здесь долгое время. Три из них направлялись в сторону, где был слышен шум моря, тудапологоспускаласьулица,освещеннаяяркои призрачно люминисцентными лампами, и конца ее не было видно.
Правеенеенаплощадьвыходил широкий бульвар, шел он, видимо,параллельноберегу.