Армия между тем продолжала свой путь, особенно тяжелый из-за обильных весенних дождей, сделавших дороги непроезжими. Двадцать второго мая, на следующий день после приезда Клода, войска достигли реки Дордонь у Кастильона. Двадцать пятого они были у городка Сен-Фуа-Ла-Гранд, который осаждал командующий королевской армией мсье д'Эльбеф и который защищал мсье де Ла Форс, герой-протестант, принятый в Варфоломеевскую ночь за убитого. Король уже оккупировал принадлежавший де Ла Форсу соседний замок и знал, что представляет собой этот доблестный противник. Он отправил своего государственного секретаря Ломени де Бриенна на переговоры не только насчет Сен-Фуа, но также и Нижней Гиени. И в день, когда Ла Форс сдал ему город, Людовик XIII произвел его в маршалы Франции и выплатил компенсацию в размере двухсот тысяч экю, навсегда привязав к себе таким образом одно из наиболее благородных семейств королевства.
Дорога, однако, продолжалась, став еще более тягостной: регион охватила эпидемия чумы. В садах гнили брошенные трупы, которые король велел сжечь. Вода была заражена, не хватало хлеба, но армия шла вперед, не останавливаясь. Бледный и напряженный, Людовик XIII все видел, все слышал, как и полагается истинному полководцу, и хоть он и грозил снять голову инженеру-понтонеру, промедлившему около Ло, когда кавалерия подошла к Авейрону и нужно было переправляться вброд, он сам бросился в бурный поток, спасая одного из своих людей. Целью похода был мощный форпост гугенотов Негрепелисс, упорно отказывающийся сдаваться и ожесточенно обороняющийся. Именно Шеврез, пустившись на штурм во главе «солдат удачи», летучего отряда нападения, вместе с Бассомпьером и Прасленом захватил позицию для короля, мучившегося тогда от тяжелейшего приступа дизентерии. Вместо него неудачно командовал принц де Конде. Негрепелисс был разграблен и сожжен под предлогом того, что в январе его обитатели убили четыре сотни людей из королевской армии.
Шеврез тем не менее совершил свой подвиг, следуя совету Бассомпьера. Людовик поблагодарил его и приблизил к себе, спрашивая его мнение и даже призвав его в Совет.
— Думаю, момент настал, — заявил Бассомпьер. — Ты в большем, чем когда-либо, фаворе. Пойдем поговорим с королем!
Увы, Людовик оказался крайне злопамятным. Был ли момент подходящим или нет, но король резко осадил двух друзей.
Все это время Мария томилась от скуки в Дампьере, пытаясь не подавать виду и придумывая себе все новые занятия. Она старалась сделать еще красивее поместье, которое нравилось ей с каждым днем все больше, в особенности сады, которые она хотела сплошь засадить розами. Она отправила Габриэля в Люин за детьми и с удовольствием наблюдала за тем, как двухлетний герцог и Луиза, ее четырехлетняя дочь, резвятся среди самшитовых клумб, наполненных цветами. Младшая Анна-Мария важно прогуливалась по дорожкам на руках у кормилицы, пытаясь поймать бабочек, привлеченных ее молочным запахом. И рядом с ними Мария чувствовала себя самой обыкновенной молодой матерью, похожей на других, отрешенной от своих забот и амбиций, радующейся при виде веселых детских лиц. Луиза была похожа на нее и обещала стать красавицей, Луи-Шарль больше походил на своего отца, и было бы чудесно, если бы он унаследовал также отцовское обаяние. Что до малышки Анны-Марии, то, если не считать легких белокурых локонов, выбивавшихся из-под кружевного чепчика, пока было еще слишком сложно сказать, в кого она пойдет. Благодаря этой семейной атмосфере дни казались Марии короче, напоминая ей собственное детство с любимым братом в отцовском замке Кузьер в долине Луары.
В то же время она со всей серьезностью осваивала обязанности хозяйки замка, как когда-то в Лезиньи. Деревенские жители поняли, что с ней легко иметь дело. Каждое воскресенье она отправлялась в церковь Святого Петра, охотно останавливаясь по дороге, чтобы выслушать жалобу, подать милостыню или дать совет, иногда подсказанный Мальвилем, если ей не хватало собственного опыта.
Улыбчивая, добрая, щедрая от природы и не напыщенная, она располагала людей к себе, и вскоре у жителей Шевреза вошло в привычку преодолевать расстояние длиной в лье, отделяющее их от Дампьера, чтобы попросить помощи у своей герцогини.
Принуждая себя к столь спокойной и размеренной жизни с простыми обязанностями хозяйки большого поместья, Мария тем более заслуживала уважения, что внутри у нее все клокотало, ибо дни шли за днями, а от супруга, находившегося в армии, не было ни единой весточки. Так прошли три тяжелейших месяца, когда от малейшего стука копыт у нее разрывалось сердце.
Наконец, когда обитатели Дампьера, скрываясь от июльской жары, наслаждались прохладой окрестных вод и тенью сада, прибыл всадник, покрытый потом и пылью, и, спешившись, первым делом потребовал пить. Он напился и даже облился водой — в тот день стояла страшная жара, и герцогиня полураздетая отдыхала в своей спальне, освежаясь с помощью миндального молока, смачивая виски розовой водой и обмахиваясь веером. Услышав, что прибыл «гонец от господина монсеньора герцога де Шевреза», она вскочила на ноги и была готова немедленно бежать навстречу посланцу, но Элен преградила ей дорогу, чтобы облачить ее в просторный пеньюар из тончайшего полотна. Оттолкнув девушку в сторону, Мария выскочила из спальни босиком, в выглядывавшей наружу нижней сорочке, а Элен бросилась вслед за ней. Впрочем, Мария успела добежать лишь до роскошной лестницы из белого камня, где ее встретил спешивший ей навстречу Мальвиль с письмом в руках.
Она схватила письмо, сломала красную сургучную печать, развернула послание, пробежала наскоро глазами и издала настоящий победный вопль, отголоски которого донеслись до самых окраин поместья, заставив перекреститься деревенских жителей, решивших, что в замке случилась беда.
— Спасена! — закричала она, бросаясь на шею Элен с таким пылом, что девушка едва устояла на ногах. — Готовь мои сундуки, а вы, Габриэль, скажите, чтоб запрягали лошадей! Сегодня же вечером мы отправляемся в Париж и будем ехать всю ночь, если понадобится. Завтра я должна быть подле королевы, когда она проснется.
— В такую-то жару? А как же дети?
— Дети останутся здесь! Тут им будет лучше, чем среди парижской духоты и вони! Ах! Мне нужно одеться! Позови Анну!
Продолжая давать отрывистые указания, Мария вдруг поймала на себе веселый взгляд Мальвиля.
— Что смешного?
— Я не смеюсь, мадам, я улыбаюсь при виде вашей радости. Если я правильно понял, мы больше не в опале?
— Ни в коей мере! Монсеньор пишет, что король согласился, чтобы я вновь заняла свое место в окружении королевы! За мной сохранены все мои обязанности, включая и должность старшей фрейлины! Разве это не чудесно? Вот, читайте! — добавила она, внезапно ощутив необходимость разделить свое счастье с тем, кто помог ей его обрести.
— Похоже, монсеньор отлично проделал свою работу. Он уточняет, однако, что ему удалось добиться результата лишь благодаря личным заслугам, это своего рода благодарность за оказанные услуги.
— Тысяча чертей! Мальвиль, если так было угодно Богу…
— ..или дьяволу?
— Не говорите глупостей! Главное то, что завтра я вернусь в Лувр через парадные двери. Так что не цепляйтесь к мелочам и будьте готовы сопровождать меня! Ах! Хочу карету с гербами, и чтобы ею правил Перан! Поторопитесь! Вы все еще здесь?!
Менее чем через час все было готово. Мария дала указания Буаспийе, поцеловала детей, раздала кучу рекомендаций и, не думая больше о жаре, отправилась наконец в Париж, не в силах сдерживать переполнявшую ее радость, сравнимую разве что с ликованием евреев при виде Земли обетованной. В своем письме Клод настойчиво рекомендовал ей возвратиться как можно тише, как бы на цыпочках, чтобы не вызвать очередной гнев короля, но Мария чувствовала себя победительницей.