Вован: Че?
Солодовников: Почти полное фиаско.
Вован: Че? Толяныч, ты можешь по-русски?
Солодовников (трет висок, щелкает пальцами):
Облом вышел с Зюлейками. Консисториянивкакую.Срам,говорят,и
неподобие. Две тысячинахрамыбожьипожертвовалвот,разрешилипупки
заголять, а дальше ни-ни.
Вован: Самодержавие, блин. Козлы застойные! Слышь, Толяныч, воттыбы
отстегнул пять алтын, чтоб на бабий пупешник поглазеть?
Солодовников (сглотнув): О да!
Вован (скептически):Не.Народвтакихделахлабудынепрощает.
Навешают нам с тобой по хавалу, однозначно.(Вздыхает.)Ладно,Веник,ты
вали пока. Костян будет мозгами трясти.
Солодовников на цыпочках удаляется. Вован стоит перед постеромвпозе
мыслителя.
Вован:Дешевыепонтынахрен.(Перечеркиваетслово"все",пишет
"кое-што".) Не, все одно наваляют... О! Вот так!(Исправляет"I"на"У".
Получается: "ПУПЪ-ШОУ. ВСЕГО ПЯТИАЛТЫННЫЙ! МЫ ПОКА-ЖЕМЪВАМЪКОЕ-ШТО!")И
никакой туфты.
Свет гаснет.
Все пучком
(2001 год)
Томский и Колян. Доносятся звуки увертюры к "Пер-Гюнту" иличто-нибудь
в этом роде. Обстановка та же,толькоофиснаяаппаратурарасставленапо
местам и вместо портрета Вована висит большаяиконаСпасаНерукотворного.
Томский не вкрасномблейзере,какВован,австрогойчернойтройке
консервативного вида, с галстуком-ленточкой и белой гвоздикой в петлице.
Колян: Владим Егорыч, значит так. С Хрюкой все пучком...
Томский: Nicolas, я уже говорил вам: "Егорычами" зовут хамов, а мое имя
Владимир Георгиевич.
Колян: Сорри, Владимир Георгиевич. Трудно так, сразу. Ломает.Якогда
пацанам, в смысле господам юнкерам, объяснил, что сНовогогодаунасв
"Конкретике" все будет по понтам, они сначала ржали. Прикалывали друг друга,
типа: "Лорнет вам в грызло, сударь". А теперь ничего, в кайф пошло. Биксы, в
смыслебарышни,балдеютибакланов,пардон,деловыхпартнеров,тоже
пробирает. Легче отстегивать стали. Супер, шик!
Томский: Дело не в шике, Nicolas. Главное, чтобы человек имел понятие о
чести и жил в соответствии с ним.
Колян: Само собой. Жить надо по понятиям, без них беспредел.
Томский:Простите,явасперебил.Выначалиговоритьонаших
конкурентах. О господине Хрюке, если не ошибаюсь? Вы послали ему мой вызов?
Колян: На стрелку?Послал.Хрюкасразувпортки,экскюземуа,в
панталоны наложил, Проблем нет, отдает и лотки, и палатки.
Томский: Очень любезно с его стороны.
Колян: Еще бы! После того, как вы на прошлой стрелке, пардон, на дуэли,
Лехе Череповецкому во лбу пять дырок нарисовали...
Томский: Да, трефового туза. Заметьте,сдвадцатипятишаговииз
незнакомого пистолета.
Колян: Ага. Засадили Череповецкому пять дуль в Череповец. Умора! Юнкера
в лежку лежали. Щас вобще с бизнесом хорошо пошло. Всеперед"Конкретикой"
прогинаются.
Томский (поворачиваетсяк.иконе,истовокрестится):Неоставляет
Господь. Эх, Nicolas, друг мой, нет пророка всвоемотечестве.Какчасто
современники неспособны оценить талант. Вдевятнадцатом,тоестьяхочу
сказать, в двадцатом веке, с коммерцией у меня получалось гораздо хуже, но я
всегда знал, что здесь (показывает на лоб) заложена огромная потенция. Всему
свое время. Юнкера на молебне были? Колян: Ну. Кто неходит,ярылочищу
Томский: Если по-отечески,томожно.Вотещечто,monami,япросил
распорядиться насчет ложи в опере на сегодняшний вечер дляменяиКлавдии
Владленовны. Что нынче дают? Колян: Этого, блин,"Севильскогоцирюльника".
Томский: Вы уже были? Как вампостановка?Колян:Да,зашлисгосподами
юнкерами, посидели. Сначала вроде ничего, вот это: "Пора по бабам,порапо
бабам". Томский (подхватывает дальше из увертюры):
Наа-на-на, наа-на-на, наа-на-на, наа-на-на-на-на-на-на.
Поют хором дальше.
Колян: А потомче-тонепошло.Естьпара-тройкахитов,остальное
фанера.
Томский: Да, мне из Россини тоже больше по вкусу "Вильгельм Телль".
Колян: Какой базар.
Томский (вздыхает): Правильнее было бы сказать:
"Ясвамисовершенносогласен,ВладимирГеоргиевич"или:"Я
придерживаюсь того же мнения".
Колян (старательно): Я, ВованГеоргич,придерживаюсьчистотогоже
мнения.
Томский страдальчески хватается за виски.
Свет гаснет.
Светлое воскресенье
(1901 год)
Та же комната с некоторыми изменениями. Написьменномстолепоявился
новый предмет: деревянный лакированный ящик, формой иразмеромпохожийна
компьютер. Посередине комнатыпулсразноцветнымишарами.Велотренажер,
сделанный из старинного трипеда. Рядом две чугунные гири.Вуглупианола,
выкрашенная в красный цвет и с надписью YAMAHA.
Томский, Солодовников и Зизи. У Томского исчезли усы и пробор теперьу
него прическа с чубом и подбритым затылком, как была уВована.Одетонв
красный сюртук сзолотымипуговицамиизеленуюжилетку.Сияеттолстая
золотая цепь от карманных часов.
Доносится перезвон пасхальных колоколов. Все поочередно христосуются.
Солодовников: Костя, душа моя, ты мне стал просто как сын.