Сначала интернировали только тех, кто подпадал под категорию "А", но к июлю 1940 года, после некоторой паники в правительственных кругах, то же проделали с остальными. Оставалось небольшое количество иммигрантов, которых не смогли найти, и полагали, что некоторые из них шпионы.
Досье на этих людей Блогс передал Годлиману.
Второй источник - перехват сообщений в эфире. Отдел МИ-8 следил за ночным эфиром. Он записывал все, что могло вызвать хоть малейшее подозрение, и передавал информацию в правительственную службу шифровки и дешифровки. Это учреждение, переехавшее недавно из центра Лондона, с Беркли-стрит, в пригород, в Блетчли-парк, было необычной службой - там работали люди самые разные - чемпионы по шахматам, музыканты, математики, мастера разгадывать кроссворды и т.п. Видимо, верно, что любой шифр, который можно придумать, можно также и раскрыть. Радиосигналы тщательно изучали, и, если к ним не была причастна ни одна из английских спецслужб, считали, что это донесения немецких агентов в Британии.
Дешифрованные сообщения также были в досье.
И наконец, третий источник - агенты-двойники, но их ценность все-таки во многом относительна. Шифровки, которые они получали от Абвера, предупреждали о прибытии новых агентов. Удалось, правда, взять одного резидента - миссис Матильду Крафт оф Борнемот, которая переводила Сноу деньги по почте. Впоследствии ее поместили в Холоуэйскую тюрьму. Однако двойники не могли помочь распознать тихих, глубоко законспирированных профессионалов - главную ударную силу Канариса. Никто не сомневался, что такие люди есть и они действуют. Свидетельства тоже имелись - например, кто-то же привез Сноу передатчик из Германии, сдал его в камеру хранения на вокзале. Очевидно, профессионалы были "птицами высокого полета", для двойников практически недосягаемы - но на то они и профессионалы.
Впрочем, информация, полученная от агентов-двойников, в досье имелась.
Другие источники были в стадии разработки: эксперты ломали головы над тем, как расширить возможности пеленга; МИ-6 пыталась восстановить свою агентурную сеть в оккупированных немцами европейских государствах.
Блогс передал Годлиману всю имеющуюся на этот счет информацию правда, пока ее было немного.
- Иногда это приводит в бешенство, - сказал Блогс Годлиману. - Вот, посмотрите.
Он взял из досье длинную дешифрованную телеграмму о планах англичан отправить экспедиционный корпус в Финляндию.
- Шифровку перехватили в начале года. Превосходная информация. МИ-8 пыталась установить, откуда он передает, но тут морзянка затихла без какой-либо очевидной причины - возможно, его прервали. Через несколько минут он продолжил, однако "ушел" из эфира до того, как "слухачи" смогли определить его местоположение.
- Посмотрите-ка, а здесь что? - заинтересовался Годлиман. - Написано "Привет Вилли".
- Это важно, - ответил Блогс. Он оживился. - Вот обрывок другого сообщения, совсем свежего. Здесь тоже есть такие слова - "Привет Вилли". А вот и ответ Центра. Центр называет его "Игла".
- Точнее, "Игольное ушко".
- Это профессионал. Взгляните на содержание: предельно лаконичен, ни одного липшего слова, а в то же время информация полная, детализированная и главное - достоверная.
Годлиман взял фрагмент второго сообщения.
- На этот раз он сообщает о результатах бомбежек.
- Очевидно, облазил весь Ист-Энд. Без сомнения, профессионал.
- Что еще мы знаем о нем?
Оживление на лице Блогса сразу погасло.
- Боюсь, это все, профессор.
- Итак, давайте еще раз. Игольное Ушко заканчивает все сообщения фразой "Привет Вилли", передает очень хорошую информацию - и все?
- К сожалению, да.
Годлиман присел на край стола, уставился из окна на улицу. На стене дома напротив под оконным выступом он заметил гнездо ласточек.
- С такими, прямо скажем, ничтожными оперативными данными, какой шанс у нас поймать его? Блогс пожал плечами.
- С такими - никакого.
5
Именно для подобных уголков природы существует в английском языке слово "bleak", что значит холодный, мрачный, открытый всем ветрам.
Этот угрюмый скалистый остров, своими очертаниями напоминающий букву "J", находится в Северном море. Он расположен параллельно экватору, но далеко-далеко на севере от него; "кривая ручка" направлена на Абердин, а "ломаный зубчатый обрубок" словно грозит далекой Дании. Длина его десять миль.
По периметру острова большей частью мрачно возвышаются скалистые утесы, песчаного берега нет. Недовольные этим волны в бешеной ярости бьются о скалы - впрочем, самому острову вот уже 10 тысяч лет на это наплевать пусть волны бесятся.
Непосредственно в заливе, или, как его принято называть, "чашке", которую образует остров благодаря своей причудливой форме, море спокойнее там волны встречают любезнее. Морские приливы нанесли в "чашку" так много песка и водорослей, прибитого к берегу леса, ракушек и раковин, что между скалами и морем образовалась твердая полоса в виде полумесяца, она и служит острову берегом.
Каждое лето растения с вершины утеса роняют семена вниз, словно богач подает милостыню нищему. Если зимой достаточно холодно и рано приходит весна, несколько зерен дают слабые всходы, но эта поросль дальше не растет и, уж конечно, не дает семян, поэтому любые растения, которые можно увидеть внизу, на полосе, - это, по сути, подаяние.
Дальше в глубине острова, на земле, укрытой от моря скалами, растения развиваются нормально и хорошо размножаются. Правда, главным образом, это лишь грубая жесткая трава, которой хватит на корм лишь нескольким костлявым овцам. Там есть также колючие кусты - в них прячутся кролики, а на восточной, подветренной стороне холма - ряд одиноких гордых хвойных исполинов.
Наверху много вереска. Через каждые несколько лет человек - а остров, несомненно, обитаем - поджигает его; тогда вырастает трава и овцы могут пастись, но проходит год-другой, и вереск неизвестно откуда появляется снова, он не дает пастись овцам, пока человек его опять не подожжет.
Кролики на острове развелись сами, овец сюда завезли, человек нужен, чтобы присматривать за овцами, и только птицы ни от кого и ни от чего не зависят - они на острове потому, что им здесь нравится. Их сотни тысяч: длинноногие скалистые коньки смешно пищат "пип-пип-пип", когда парят в воздухе, и, наоборот, "пе-пе-пе", когда пикируют вниз, как самолет. Встречаются коростели, правда, их редко можно увидеть, но они точно где-то здесь, ибо ночью невозможно спать из-за их скрипучего крика. Есть вороны, моевки, чайки и даже пара золотистых орлов - в них приходится стрелять, ибо, что бы там ни говорили вездесущие натуралисты орлы питаются не только падалью, но и охотно нападают на ягнят.
Наиболее частый гость на острове - ветер. Обычно он приходит с северо-востока, оттуда, где много фьордов, ледников и айсбергов. Ветер приносит с собой неожиданные "подарки": снег, дождь, холод, скользкий туман. Бывает, и ничего не приносит - просто воет и стонет, поднимает адский шум, рвет кусты, клонит деревья; море кипит, пенится и обрушивает волны на скалы. Ветер слишком часто посещает остров, и в этом его ошибка. Если бы он появлялся реже, то мог бы захватить его врасплох и разметать все на своем пути, а так остров привык к нему, привык жить рядом. Растения на острове пустили длинные корни, кролики спрятались далеко в заросли, стволы деревьев толсты и крепки, птицы гнездятся глубоко в скалах, а человек построил прочный, низкий, вросший в грунт дом. Дом сложен из серого камня и серого сланца, под цвет моря. В нем маленькие окна, глухие двери, труба. Он стоит на вершине холма в восточной части острова.