– А не показалось странным то, что майор ходит по квартирам и как заправский участковый ведет опрос возможных свидетелей? К тому же одевается, как столичный гранд? О чем он говорил тогда?
– Не помню! – с досадой выкрикнула я, потому что действительно так и не вспомнила, что мне говорил Арсений, уходя. – Комплименты точно говорил, а что еще...
– А эта твоя... тетя Соня, кажется? – она не могла этого запомнить?
– Может, она и запомнила! Только я не собираюсь втягивать в это дело еще и ее! – рассердилась я окончательно – и на полковника, и на его руки, которые он собственнически сомкнул на моем животе и теперь изо всех сил тянул меня на себя. – Хватит уже вам, Иван Семенович! Мы, кажется, говорим о серьезных вещах, а вы меня продолжаете лапать!
– Извини... – Он покорно отодвинулся и тут же снова приступил к допросу: – А что за сосед был убит у вашей тетушки?
– Не у тетушки, а у ее подруги. А сосед... – Мне хватило минуты, чтобы принять решение ничего ему не рассказывать. – Мне про него ничего не известно. Можете сколько угодно выкладывать спичек на столе, но так мы ничего не добьемся. Я имею в виду, мы ничего не узнаем, если не сдвинемся с этого дивана...
Вот дура! Ну надо ж было ляпнуть такое! Разве можно с таким стратегом говорить подобным образом? Он же все поймет превратно, то есть наоборот.
И точно, полковник мои слова расценил как руководство к действию.
– Что вы делаете? Прекратите немедленно! – Я начала колотить кулаками по его плечам: и когда только успел от халата освободиться, мерзавец! – У нас несчастье, а вы утехам предаетесь! Как вам не стыдно?
– Стыдно, Сашенька! Ты представить себе не можешь, насколько мне стыдно... Но такое впервые в моей жизни, я ничего не могу с собой поделать, – принялся жарко шептать он мне на ухо, жадно изучая руками мое тело. – Я и ненавидеть тебя пытался. И презирать... Ничего не выходит. Влюбился, старый дурак, как пацан желторотый. Прости меня! Прости! Только не отталкивай меня. Я прошу тебя!
– Нет. Не нужно этого ничего! – взвизгнула я испуганно и, вырвавшись, отбежала к окну. – Вы... Вы бессовестный, безнравственный тип... Мне больше нечего вам сказать...
Видит бог, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы освободиться от его объятий и загасить собственное нежелание уходить от него, а это было куда хуже. И, конечно, мне было что сказать ему. Но зачем? Что это изменит? Что могло измениться в жизни двух немолодых людей, объятых горем, после нескольких безумных минут забвения? Горе этим не исчерпаешь, лишь усугубишь контраст между ним и возможными надеждами на что-то хорошее...
– Нет, – попыталась я стойко выдержать его взгляд и все же, не справившись с такой непосильной задачей, отвернулась и еще раз повторила: – Нет...
Боже, что это был за взгляд! Никогда ничего подобного я не видела и не могла себе представить. Никто и никогда не смотрел на меня так... Меня желали, обожали, бывало, что и лелеяли, но чтобы так смотреть... Нет, так нельзя. Нельзя заставлять меня думать о чем-то запретном. Это жестоко. Жестоко именно сейчас...
– Если вы не прекратите, я уйду! Безумство наших детей вы назвали пиром во время чумы, – заговорила я быстро, боясь, что он снова неслышно подойдет сзади и обнимет меня. – Как же тогда назвать наше безумство?! Наши дети в беде! Мы не можем...
Вы думаете, что он что-то ответил мне? Черта с два! Послышался какой-то неясный шорох. Потом звук шагов и следом грохот хлопнувшей входной двери.
Ушел... Обиделся и ушел... Ну что же, это его дело, может, оно и к лучшему. Теперь-то меня никто не сможет остановить.
Мне понадобилось чуть меньше десяти минут, чтобы оставить полковнику короткую записку. Быстро собраться и уйти прочь из этого дома.
Я поймала такси на соседней улице. Беспрепятственно доехала до железнодорожного вокзала и уже менее чем через час садилась в поезд, следовавший проездом через Белореченск.
– Чай будем? – поинтересовалась проводница, забравшая мой билет и выдавшая мне постельные принадлежности.
– Нет, спасибо. Я хочу отдохнуть.
– Как знаете... – Она широко и шумно зевнула. – Денек сегодня выдался, скажу я вам... Милиция по всем составам шныряет. Кого ищут, ума не приложу.
– Что-то случилось? – Новость меня насторожила, если не сказать, что встревожила.
– Да нет. То и удивительно! Обычно после убийства какого-нибудь нашумевшего такое бывает. Или солдаты из части убегут. А так все вроде тихо, начальник поезда говорит, что никаких телефонограмм не было, а по вагонам ходят. Сегодня подруги рассказывали – за три остановки до вашего города в течение получасовой стоянки четыре раза проходили. Теперь наша очередь... Мы-то как раз в ту сторону едем. А может, ничего, может, ночью-то и не пойдут...
Упоминание о том, что все это происходило не в нашем городе и не в Белореченске, меня немного успокоило. Мало ли что случается на железной дороге... Я подхватила постельные принадлежности, пожелала спокойной ночи проводнице и, запершись в своем купе, в котором, к счастью, оказалась совершенно одна, поспешила улечься на свое место.
Впереди у меня была целая ночь, чтобы все как следует обдумать и попытаться хоть как-то распланировать свои дальнейшие действия. От меня требовалось слишком много выдержки, чтобы не наломать дров, попытаться во всем разобраться и вызволить этих детей. Как это сделать в возможно короткие сроки, я себе не представляла. Как и не представляла, с кем буду иметь дело. Список фамилий людей, который мне вручил любовник Натальи, людей, которым мог принадлежать автомобиль, наехавший на Виктора, мне ни о чем не сказал. Ни одна из этих фамилий мне не была знакома. Хотя это выглядело вполне логично. Я не могла знать человека, который вздумал вдруг по истечении стольких лет мстить мне.
Мстить за нелепую случайность...
Я не была виновата ни в чем, разве только в том, что испугалась тогда. Ну, может быть, еще струсила. Но виновницей той давней трагедии я не была, это однозначно. Кто же тогда счел, что это не так? Кто решил всколыхнуть эту старую жуткую историю, или, как говорит полковник, достать из шкафа давно запрятанный там скелет?
Мне это было неведомо, и узнать об этом мне еще только предстояло. Задача будет из разряда трудновыполнимых, потому что тот единственный человек, который сумел бы мне помочь разобраться во всем этом деле, тот, перед которым единственным я бы стала держать ответ на предмет своей виновности, был давно мертв.
Глава 16
Тетя Соня варила варенье из груш. Еще с лестницы ощущался тягучий густой аромат ее неповторимого грушевого варенья с цельными прозрачными дольками и таким крепким сиропом, что он с трудом растворялся в холодной воде. Окно было распахнуто настежь, и в кухне наверняка вьется целый рой ос. Но она никогда не обращала на это внимания. Мурлыкала себе под нос какую-то дивную еврейскую мелодию и колдовала над огромным медным тазом, над которым тряслась похлеще, чем над алюминиевым чайником.
– Приехала... – Тетя Соня чмокнула меня куда-то в ухо, казалось, она нисколько не удивлена моим незапланированным визитом. – Что, сноха молодая достала, раз вспомнила обо мне? Ну, заходи, Сашенька, заходи. Там пенок с варенья целая миска. Твои любимые. Как знала, что ты приедешь, варенье затеяла.
Я зашла в прихожую. Швырнула сумку под зеркало и, разувшись, поплелась следом за ней в кухню. Тетя Соня уже вовсю орудовала полотенцем, пытаясь выгнать с кухни алчных жужжащих насекомых. Знала, как я их недолюбливаю, и суетилась, сильно припадая на обе ноги.
– Как здоровье? – поинтересовалась я, отрезая от мягкого батона корочку и густо обмазывая ее пенками от грушевого варенья. – Чего на свадьбу не приехала?
– Какая мне свадьба, прости господи! – Тетя Соня с шумом захлопнула обе створки окна. – Мне уже на погост пора собираться, а ты – свадьба... Нечего мне там своей старой образиной людей пугать. Ты ешь, Шурка, ешь. Сейчас еще чайник поставлю.
Удивительно, но в этом доме я всегда забывала о том, что я взрослая женщина и что у меня взрослый сын. Здесь я всегда была маленькой и беззащитной. И здесь меня частенько охватывало какое-то необъяснимое щенячье томление и жутко хотелось плакать. Как вот теперь...
– О-о, чего это ты, детка? Опять? – Тетя Соня обхватила мою голову и, как и много раз бывало прежде, принялась заправлять мне волосы за уши и приговаривать: – Кто обидел мою красавицу? Кто посмел обидеть мою девочку? Мою сладкую... У-у, какие, мы им зададим... Ну, ну, девочка моя, все наладится... Успокойся... Не нужно так убиваться...
Я ревела, как маленький ребенок. Горько и безостановочно. Упершись лбом в ее мягкий пухлый живот, вдыхая ее неповторимый, ставший родным запах, я плакала, как много раз раньше. Плакала в надежде сбросить с себя напряжение минувшей ночи и обрести хоть немного утешения в силе этой несгибаемой мудрой женщины.
– Как доехала? Плохие попутчики? – как всегда, все поняла она.
– Ху-уже. – Я позволила себе утереть нос краем ее передника и громко всхлипнула. – Ночь была просто кошмарной...
Тетя Соня отстранилась и засновала по кухне. Поставила чайник, загремела фарфоровыми чашками, вазочками для варенья. Начала нарезать хлеб. Достала откуда-то с верхней полки шкафа непочатую коробку конфет. Ту самую, что я привезла ей в прошлый раз. В мгновение ока накрыла на стол. Отерла потное лицо чистым полотенцем и, лишь когда уселась напротив меня, сказала:
– И что произошло, детка, в поезде? Тебя что же, обокрали? Сколько денег было с собой? Надеюсь, хватило ума не брать с собой слишком много?
– Меня не обокрали. Это было бы затруднительно, – поморщилась я, снова припоминая подробности минувшей ночи. – Поскольку я ехала в обществе двух милиционеров.
– О, вот как! – охнула тетя Соня и тут же сунула мне в руки огромных размеров ломоть белого хлеба с целой горой прозрачных грушевых долек. – Ты ешь, ешь. Ешь и рассказывай попутно. И что же этим милиционерам нужно было?
– Вроде ничего... – Я замялась, не зная, как ей подоходчивее объяснить собственное беспокойство, вызванное их присутствием. – Сначала они обошли весь состав. Но об этом меня проводница предупредила. Говорила, будто они всю ветку курировали в течение минувшего дня. Мне это странным не показалось. Даже тогда, когда они потребовали предъявить документы. Но потом...
– Что потом? Не тяни ты, Шурка! – прикрикнула на меня тетя Соня и тут же спросила: – Как варенье?
– Сама знаешь, что вкусное. – Я доела намазанный ею кусок белого хлеба, облизала пальцы и принялась запивать угощение чаем, в промежутках между глотками продолжая свой рассказ: – Странности начались в тот момент, когда они решили остановиться в моем купе.
– Как это?
– А вот так! Пришли вместе с проводницей и расположились на пустующих нижних полках. Мое изумление стражи порядка пропустили мимо своего внимания. Сели друг против друга, достали по книжке и углубились в чтение. – Я качнула головой, снова вспомнив, как нелепо смотрелись эти парни с любовными романами в руках.
– До какой станции ехали?
– Вышли из поезда вместе со мной. За всю дорогу не обмолвились со мной ни словом.
– Тогда что же показалось тебе странным, не пойму? – вроде как осердилась на меня тетя Соня. – Вечно ты накрутишь там, где ничего нет!
– Они следили за каждым моим шагом, вот что странно. И мне это не показалось! – Мне пришлось даже повысить голос, потому что тетя Соня ухмыльнулась знакомой саркастической улыбкой, означающей, что верить мне она не собирается. – Я подглядывала за ними сквозь ресницы. Тот, что сидел напротив, не сводил с меня глаз. А тот, что напротив него, потихоньку осматривал мою сумку. Я все видела в зеркале над головой первого. Они думали, что я сплю, и тихонько делали свое дело. Один за мной следил, а второй шарил по сумке, я оставила ее под нижним сиденьем... Ну, знаю, знаю, что непредусмотрительно, но я-то думала, что поеду одна в купе. А потом я пошла в туалет. И что ты думаешь!.. Один из них пошел за мной следом! Он, конечно же, сделал вид, что курит, а сам вернулся в купе, стоило мне прикрыть за собой дверь.
– Может, и правда курил, – не хотела тетя Соня сдавать своих позиций. – Все равно, Шурка, не вижу я тут ничего странного. По сумке разве что шарили... Так этому тоже может найтись какое-нибудь объяснение. Может, ты им показалась подозрительной, или на какую-нибудь террористку-смертницу смахивала...
– Ага! А как объяснить то, что они выхватили пистолеты и замерли у двери, когда кто-то попытался войти к нам в купе? Стоило только ручке чуть шевельнуться, как они пистолеты схватили – и к двери... Нет, странно вели себя граждане, очень странно...
– Слушай, Шура, а может, это и не милиция была вовсе? Может, аферисты какие в поездах орудуют?
– Не думаю. Не стали бы они так открыто состав осматривать. Нет, тут что-то другое. А что, не знаю. Вообще, с этими милиционерами одни заморочки. Взять хотя бы этого, как его, Арсения, кажется... Помнишь, он к нам заглядывал в прошлый мой приезд? – Ход был классическим, и я искренне надеялась, что тетя Соня не увидит в моем вопросе подвоха. – Кстати, больше он не приходил? Не нашли убийц этого, как его... Ну, тетя Соня, чего ты молчишь? Твоего соседа еще тогда убили...
– Ну, убили и убили, мне-то что, – она равнодушно пожала полными плечами: «подачи» моей то ли не приняла, то ли на самом деле ничего не хотела знать, но ответила она мне резко отрицательно: – Мне ни до Гошки покойного, ни до ищейки этой белозубой дела никакого нет. Ко мне больше никто не приходил, если это тебя интересует.
– Почему меня это должно интересовать? Вот еще! – фыркнула я, изо всех сил стараясь играть как можно искреннее. – Просто разговор зашел о милиции, вот я и вспомнила.
– Нечего себе попусту голову забивать. Попей вон лучше чаю да про свадьбу расскажи. Фотографии еще не готовы?..
Может, они и были готовы, только заниматься этим сейчас было некому. Кассета с записью свадьбы исчезла бесследно, а про фотографа, если честно, я позабыла. Вспомнив сейчас, я попеняла на свою рассеянность. А ну как фотографу тоже что-нибудь удалось запечатлеть? Но возвращаться теперь назад в свой город из-за призрачной надежды я сочла неразумным.
Поищу Арсения здесь. Внешность у него колоритная. Имя тоже. Завтра же поеду в отделение милиции, курирующее данный микрорайон, и наведу о нем справки. А если очень повезет, то и встречусь с ним заодно.
Мне не повезло...
Ни о каком Арсении, красивом голубоглазом майоре, в отделении никогда слыхом не слыхивали. Пришлось объехать еще несколько отделений города, но и там меня разочаровали. Нет, не было такого работника в их списочном составе. Ни майора, ни капитана, ни сержанта.
Обессилев и сильно проголодавшись после бесплодных попыток отыскать вероломного блондина, я купила себе два беляша, банку колы и уселась на скамейку неподалеку от здания милиции Советского микрорайона. Кстати, это было шестое по счету отделение, куда я успела наведаться за сегодняшний день. И хотя отвечали мне по большей части терпеливо и вежливо, я чувствовала себя словно выжатый лимон.
Во-первых, мне приходилось нещадно врать молодым ребятам из дежурной части.
Во-вторых, мои истории всякий раз обрастали все новыми и новыми подробностями и сильно отличались от первоначального варианта, а это кого угодно заставит напрягаться.
В-третьих, я теперь не представляла – что же делать дальше?
Если Арсений не был милиционером, то кем же тогда он был? И какую цель он преследовал, явившись к нам с тетей Соней? Персона подруги моей тетки вряд ли могла его заинтересовать. Выходит, он пришел из-за меня! Если это так, то что ему было от меня нужно? Помнится, он очень пристально меня тогда разглядывал и много говорил о моей внешности. Кажется, он тогда сказал, что я и на самом деле очень красива. Почему – «на самом деле»? Что это значит? То, что ему кто-то обо мне рассказывал? Да, наверное, дело обстоит именно так. И если это так, тогда его визит имел под собой цель идентифицировать мою личность... Так, кажется, говорится на языке профессионалов. Арсений убеждается в том, что я – это я. Узнает мой адрес из своих источников. Кстати, узнать это – пара пустяков, если учесть, сколько сделок с недвижимостью я заключила в этом городе. Он узнает мой адрес, едет в мой город и осматривает мою квартиру, попутно натыкается на диск и крадет его. Затем он садится в джип с региональными номерами Белореченска и зачем-то сбивает Виктора. Какую цель он преследовал, совершая это? Снова привлечь мое внимание или для того, чтобы оставить меня без возможной поддержки и союзников? Последнее предположение, хоть и с большой натяжкой, но все же проходит. Так, что дальше?.. Он сбивает Виктора, надеясь на мою панику или не знаю на что, а я... остаюсь безмятежной. И более того, начинаю подготовку к свадьбе сына. Покупаю наряды, что-то планирую. И тогда, если верить спичечным расчетам полковника, они решают посеять в моей душе панику и переворачивают вверх дном все в моей квартире. В момент этого посещения Арсения видит Настя. Узнает потом его на свадьбе и в результате страдает от его руки. Та же участь постигает и оператора, снявшего на пленку Арсения. Затем история с исчезновением Славки... Нет, история с моим сыном совершенно не лезет ни в какие ворота! Тут вообще начинается полная неразбериха, потому что спокойной я не была уже после нападения на Настю. К тому же, если Арсению так хотелось привлечь внимание к собственной персоне и как-то заставить меня всколыхнуться, зачем ему было прятаться, уничтожать улики и одного за другим нейтрализовывать свидетелей?!