Однако он так и не воспользовался моментом, возможно, по той причине, что все остальные восприняли предложенный план, как нечто само собой разумеющееся и не требующее обсуждений. Он оглядел невозмутимые лица своих товарищей. На него никто не обращал внимания, и вдруг Хорнбоуэра бросило в жар от мысли, что кто-то мог заметить его волнение и - не дай Бог! - заподозрить в трусости. Он проглотил слюну и даже приоткрыл рот, чтобы заговорить, но на него по-прежнему никто не смотрел. Протест Хорнблоуэра так и остался невысказанным.
- Превосходно, джентльмены, - подвел итог капитан Пеллью. - А теперь, м-р Экклз, я полагаю, вам следует перейти к деталям нашей операции.
Ну вот и все, после этих слов было слишком поздно что-то предпринимать. Экклз, тыча пальцем в разложенную на столе карту, начал показывать проходы к месту стоянки "Папильона", особенно упирая на пределы досягаемости береговых батарей, а также на расположение Кордуанского маяка. Хорнблоуэр слушал, пытаясь сосредоточиться, но это удавалось ему с трудом. Наконец, Экклз закончил, а Пеллью подвел итог.
- Итак, господа, обязанности всем известны. Вы знаете, как лучше подготовиться к будущему делу. Солнце скоро садится, а сделать вам предстоит немало. Все свободны.
Сделать в самом деле предстояло немало. Следовало подготовить экипажи шлюпок и подробно проинструктировать каждого матроса о его персональной роли в ночном рейде, подобрать подходящее оружие и другое снаряжение. А Хорнблоуэру пришлось тренироваться в нелегком восхождении на грот-мачту и отвязывании главного марселя. Он дважды проделал эту операцию, уделив особое внимание верхней рее, по которой следовало ползти вниз головой несколько бесконечных футов. Затем надо было перебраться на нок-рею по натянутому в четырех футах под ней канату. Именно стоя на таком же канате и держась за нок-рею ему предстояло следующей ночью поднять марсель на вражеском судне. Он еще дважды пролез по обеим реям, мужественно борясь с тошнотой и стараясь не вспоминать о ста футах внизу, отделявших его от палубы. В конце Хорнблоуэр невероятным усилием воли заставил себя спуститься на палубу, а точнее соскользнуть на нее по брасам* [Брасы снасти, закрепляемые на концах рей и служащие для поворота рей в горизонтальной плоскости.]. Он знал, что этот способ самый быстрый, а в бою каждая секунда могла оказаться на счету. То был быстрый, но довольно опасный спуск, напомнивший Хорнблоуэру редкие цирковые представления в его родном городе, когда подобные упражнения вызывали у восхищенных зрителей многочисленные "охи" и "ахи".
Несмотря на довольно успешно проведенную тренировку, он остался недоволен собой. Больше всего его заботила мысль о том, что он может сорваться в самый решающий момент и поставить под угрозу весь план. Он живо представил себе падение со страшной высоты в кромешной тьме и свои мозги на палубе. А ведь его роль во многом была ключевой для успеха. Без главного марселя управлять корветом будет затруднительно; его может даже выбросить на прибрежную мель в устье реки, а это означало гибель или плен для половины команды "Неутомимого".
Команда четверки собралась для инспекции и инструктажа на средней палубе. Хорнблоуэр тщательно проверил, чтобы уключины весел были обвязаны тряпками, чтобы у каждого из его людей был пистолет и тесак и чтобы оружие не стояло на боевом взводе. Он похолодел от мысли, какую резню могут учинить французы, если хоть один пистолет преждевременно выстрелит. Затем Хорнблоуэр подробно разъяснил каждому матросу его будущие обязанности, особенно тщательно проинструктировал он своих напарников по подъему на грот-мачту корвета, упирая при этом на возможность непредвиденных потерь и необходимость импровизации.
- Но я полезу первым! - сразу предупредил Хорнблоуэр своих людей.
Иначе он поступить не мог.
Он должен был идти впереди - другого образа действий в Королевском Флоте не допускалось. Попробуй он отдать другой приказ, это вызвало бы разговоры за спиной и откровенное презрение.
- Джексон, - обратился он к старшине, - ты покидаешь шлюпку последним и принимаешь командование на себя в случае, если я паду.
- Так точно, сэр!
Хорнблоуэр намеренно использовал поэтическое и более возвышенное "паду", потому что так было принято. И только после того, как слово было произнесено, он с ужасом подумал, какой кровавой реальностью оно может обернуться в буквальном своем значении.
- Всем все понятно? - строго спросил Хорнблоуэр напоследок.
Кроме одного матроса, все дружно кивнули.
- Прошу прощения, сэр, - заговорил молоденький гребец с четверки Хейлз, - но я себя чувствую как-то странно.
Это был худощавый смуглый парень, он то и дело принимался чесать в затылке, да и разговаривал как-то неуверенно.
- Не ты один чувствуешь себя странно перед предстоящим делом, раздраженно буркнул Хорнблоуэр.
Остальные при этих словах вежливо захихикали. В самом деле, преодолеть в темноте незнакомый фарватер под возможным огнем береговых батарей и взять на абордаж вражеский корвет - это могло, хотя бы и на время, заставить задуматься самого отчаянного храбреца.
- Но я вовсе другое имел в виду, сэр! - в отчаянии воскликнул Хейлз. Я клянусь вам, что вовсе не струсил!
Но Хорнблоуэр уже больше не обращал внимания на его слова, а Джексон недвусмысленно посоветовал заткнуться. К человеку, сказывающемуся больным накануне опасного дела, у военного моряка не может быть других чувств, кроме презрения. Хорнблоуэр ощущал одновременно и презрение и жалость к этому недалекому парню. Слишком свежи были воспоминания о собственных колебаниях и страхах, чтобы он мог позволить себе так открыто осудить своего ближнего.
"Пусть тот, кто без греха..." - подумал Хорнблоуэр и скомандовал:
- Все свободны!
Оставалось еще несколько часов до полуночи, когда "Неутомимый" должен был незаметно подойти к берегу. Пеллью лично следил за каждым промером глубины и курсом фрегата. Как ни нервничал Хорнблоуэр, он все же нашел время восхититься изумительным искусством кораблевождения, продемонстрированным капитаном. Он так уверенно вел свой корабль в темноте среди бесчисленных мелей, словно над головой светило яркое солнце, а фарватер был шириной в милю. Этот процесс настолько захватил Хорнблоуэра, что он незаметно позабыл о своих страхах и совсем перестал дрожать. Впрочем, он принадлежал к тому, довольно редкому, типу людей, которые и на смертном одре не перестают наблюдать и мотать себе на ус. Когда "Неутомимый" вошел, наконец, в устье, где предполагалось спустить шлюпки с десантом, Хорнблоуэр успел многому научиться, не только в области практической навигации в прибрежных водах, но и организации десантной операции в условиях темноты и незнакомой акватории. Анализируя же собственные ощущения, он многое сумел постичь в психологии десантной группы перед началом рейда.
Когда пришла пора спускаться в четверку, он сумел настолько овладеть собой, что отдал приказ отваливать тихим, четким и спокойным голосом. Он сел к рулю и сразу же ощутил дополнительную уверенность, держа в руках его гладкий, внушительный деревянный брус. Он поудобнее расположился на корме, облокотившись на банку, - это уже успело войти у него в привычку, - и постарался расслабиться. В темноте вокруг были едва различимы силуэты четырех других шлюпок. Матросы старались грести бесшумно, и даже на близком расстоянии ничего не было слышно. Времени было достаточно, чтобы дождаться прилива, который сам должен был доставить шлюпки к месту стоянки корвета.