Справившись с первоначальным изумлением, принц недовольно нахмурился: мало того, что его появление заметили, незнакомец каким-то образом тут же вычислил, что его гость - не кхитаец, раз заговорил с ним на самом распространенном на западе языке.Между тем чужак не только не вскочил на ноги, но даже не обернулся, по-прежнему сидя к принцу спиной. Римьерос горделиво выпрямился и подошел к костру с достоинством, какое присуще всем истинным царедворцам. Обидные слова о медведе он решил пропустить мимо ушей.- Да пребудет с тобой милость Митры Жизнеподателя, незнакомец, - церемонно произнес он с кивком, означающем приветствие. - Я и в самом деле пробродил в лесу весь день и проголодался. И если...Хозяин костра поднял на него смеющиеся синие глаза.- Ну конечно, зингарец, Кром меня разбери! Кто же еще будет так многословно отвечать на простое приглашение поесть! Садись, садись, не криви губы. Кто ты таков и как здесь оказался?Говоря все это, он нагнулся вперед и принялся поворачивать над жаркими угольями несколько тонких вертелов с насаженными частями какой-то дичи.- Ты ведь не побрезгуешь козлятиной? Малыш был еще совсем сосунок, мать его завалило камнями, он мыкался вокруг, так что пришлось их добить... Знай я, что нынче у меня будут гости, зажарил бы обоих.Римьерос, несколько шокированный в первый миг таким запанибратским приемом, оправился и, усмехаясь, проговорил:- Сойдет и козлятина. Незванному гостю не пристало привередничать. Хотя, конечно, будь я во дворце моего отца, покойного короля Зингары, я велел бы выпороть на конюшне того, кто предложил бы мне отведать этой пищи черни.Он ожидал немедленной смены тона, быть может, даже смущенных извинений, но черноволосый синеглазый гигант только ввдернул брови.- Ого, да ты важная птица? Нынешнего короля Зингары, Кратиоса, я знаю; ты, верно, его брат? Который же из трех?- Я - принц Римьерос, герцог Лара, - веско сказал Римьерос и наконец сел, решив, что после объявления его титула ему уж вовсе не пристало стоять в присутствии этого человека.- А-а, Римьерос Безземельный! - отозвался хозяин со смехом. - Что ж, а я - Конан из Киммерии, и земли у меня еще меньше, чем у тебя, принц. Вот этот кусок, пожалуй, уже готов... Бери, не стесняйся. Здесь на всех хватит!Принц вспыхнул, залившись краской до самых корней волос, рука его метнулась к кинжалу у бедра. Прозвище Безземельный он получил за то, что был четвертым ребенком в семье. До тех пор самое большее количество наследников мужского пола в семьях королей Зингары исчерпывалось тремя детьми, и то обычно двое из них не доживали до совершеннолетия - либо в силу частых болезней, либо благодаря клинку и яду, на кои не скупились придворные доброхоты. И потому когда родился четвертый сын, принц Римьерос, король был вынужден откупить у своих баронов хотя бы небольшой домен, ибо владения короны были уже распределены между тремя старшими братьями.Майоратами поступились только двое - дела их были так плачевны, что легче было продать отчие земли, чем содержать их. То, что получилось в результате объединения этих двух поместий, могло именоваться герцогством только в указе короля.Вскоре, однако, отважный Родерго, третий брат, погиб в стычке с аргосскими пиратами, и Римьерос уже предвкушал, что будет отныне именоваться "герцог Каррьяло", но нашлась девица, причем знатного рода, которая утверждала, что беременна от погибшего принца. И в результате долгого разбирательства герцогство, не уступавшее домену Гурралид, которым наделялся при рождении наследный принц, отошло какому-то трехмесячному младенцу и его ловкой матери. Она стала богатейшей женщиной в Зингаре, ибо старый король не мог нарадоваться на внука и всячески отмечал и задаривал невестку. И даже после смерти отца Кратиос, воссев на золоченый трон в Верхнем дворце Кордавы, отказался оспаривать решение Единого Духовного и Светского суда.
Над Римьеросом, упустившем земли брата, потешалась вся страна... И стоило проехать тысячи бесконечных лиг, чтобы первый встречный у костра бросил тебе в лицо обидную кличку! Принц был уже готов затеять ссору, но тут вдруг расслышал имя, которым назвался его обидчик.- Конан из Киммерии? - повторил он и наконец пригляделся к незнакомцу.На вид хозяину ночного костра было лет двадцать семь - двадцать восемь, но прищуренные синие глаза могли принадлежать и сорокалетнему мужчине, и семнадцатилетнему юноше, в зависимости от того, смеялись они или смотрели с пристальным вниманием. Густые черные волосы беспорядочной копной лежали на плечах, лицо и руки гиганта пестрели старыми шрамами, что говорило об опыте многих сражений. Мышцы под загорелой кожей были так выпуклы, что казалось, будто шевелятся клубки змей. Сопоставив все увиденное с произнесенным именем, Римьерос от любопытства вмиг забыл о нанесенной обиде и выпалил:- Не тот ли ты Конан, что под именем Амры-Льва держал в страхе все южное побережье Материка? Помнится, за голову этого разбойника была назначена изрядная сумма...- Пять полных мер золотых песет, - не без удовольствия кивнул означенный разбойник. - Но, как видишь, голова моя все еще при мне, хотя с годами иные назначают за нее все больше и больше.- Уж не от рвения ли жаждущих таких наград бежал ты на восток? - усмехнулся Римьерос. - Но здесь нет морей, где бы мог ты проявить свой гений разбойника и мародера.Синие глаза на миг недобро сощурились, изучающе глядя на принца. Римьерос уже решил, что вот теперь ссоры не миновать, но варвар широко и дружелюбно ухмыльнулся.- Когда я был таким же мальчишкой, как ты, молодой петушок, я тоже готов был вцепиться в глотку всякому, кто избирал меня мишенью для насмешек, - миролюбиво заметил Конан. - Таких, впрочем со временем находилось все меньше.Поворошив уголья, он снял с костра один из вертелов и принялся за дымящееся, ароматное мясо. Видя, что Римьерос сидит неподвижно, напряженно выпрямив спину и уставив голодные злые глаза в землю, он с хорошо разыгранным недоумением поинтересовался:- Ты не хочешь есть? Хочешь? Тогда почему не ешь?- Благодарю, - сдержанно отозвался Римьерос и потянул к себе другой вертел.Мясо оказалось мягким и сочным, хоть и с душком, как показалось принцу, никогда раньше не пробовавшему козлятины, но знавшему с чужих слов, что это - еда самой низкой черни. Впрочем, неприятный запах почти перебивался запахом дыма и смолы, шипящей на полусырых дровах.Конан украдкой следил за тем, как зингарец, стараясь сохранять на лице маску равнодушия, жадно кусает мясо, обжигая язык и губы.Киммериец искренне забавлялся, поддразнивая молодого задиру. И в то же время был рад увидеть на другом краю света человека из своего мира. Он был уже по горло сыт круглыми лицами с кожей всех оттенков желтого цвета.Утолив первый голод, зингарец, видимо из чувства благодарности, стал чуть менее спесив и более словоохотлив. На вопрос Конана, что же все-таки делает зингарский принц крови в этих оставленных Митрой землях, Римьерос, кривя губы, ответил:- Везу драгоценный дар повелителю сказочного Кхитая. Если ты бродишь здесь поблизости, то уже слышал, наверное, о моем посольстве: отряд из трехсот человек не может пройти незамеченным.- Это тот, что стоит нынче ночью выше по реке? - отозвался Конан. - Так это твои воины? Не слишком ли много мечей у вас для мирного посольства?Едва в голосе ночного хозяина снова послышалась насмешка, Римьерос выпрямился и сделался надменен.- Если ты не долетел сюда по воздуху, варвар, то должен знать, что путь через пустыни, степи и горы небезопасен. Я потерял в дороге всего пятнадцать человек, но мог потерять гораздо больше.- Не сомневаюсь, - весело кивнул Конан.