- Мне самому приходится постоянно одергивать своих приятелей, чтобы не лезли на рожон. Особенно Силлу - девчонку строптивую, вроде тебя. Сагратиусу же все море по колено - особенно, если полна его фляга. Мы уж всякого тут перевидали - и змей, и хищных цветов, и черного лотоса.Римьерос обеспокоенно огляделся.- Мы? А мне показалось, что ты один? Ты упомянул по меньшей мере двоих - где же они?- Я их как раз здесь дожидаюсь, - отозвался, зевая, Конан. Мы разминулись у горного озера, и я их, похоже, немного опередил.Он встал, потянулся всем телом, прогнав волну по затекшим мышцам. В жестах его была естественность большой дикой кошки, он не менял позу, а словно перетекал из одного положения в другое.- Не пора ли нам устраиваться на ночь? Или ты предпочтешь добраться до своих? - спросил Конан принца. - Здесь не слишком далеко, не успеет сесть луна, как ты уже будешь в своем шатре нежиться на шелковых пуховиках.Не добившись внятного ответа, он потянулся к сумкам и принялся вытаскивать из самой дальней плотно скатанное одеяло из верблюжьей шерсти - стояла та ранняя весна, когда солнце уже припекает, но земля еще не прогрелась и ночью становится холоднее льда.В Римьеросе волной вскипала злоба. У него выдался неудачный день. Этот неожиданный ужин у костра - вонючая козлятина, запитая домашним некрепким вином - казался принцу самой большой из всех неудач, выпавших ему сегодня. Мало того, что к нему отнеслись как к бродячему псу: сунули кость и снисходительно потрепали по загривку. За одно это гораздо более знатные люди лишились бы жизни если не на плахе, то в поединке. Но больше снисходительнодобродушного отношения язвили зингарца насмешки, язвили тем горше, что произносились с уверенным спокойствием. Неужели этот дикарь и в самом деле думает, что если рядом с ним на земле лежит длиный меч, он может безнаказанно глумиться над принцем крови?- Нет, благодарю, - ответил Римьерос, вставая. - Я лучше вернусь в лагерь, не то они обеспокоятся и вышлют на поиски солдат. Он потянулся к поясному кошелю, словно за деньгами. - Козлятина была превосходна, хоть и попахивала. Добрый ужин стоит добрых денег.Конан, уже улегшийся у костра, приподнялся на локте.- Прах и пепел! - сплюнул он. - Можешь съесть свои деньги на сладкое, Римьерос Гордец. Или ты задумал принести-таки в Кордаву мою голову, что платишь золотом за гостепреимство?Римьерос промолчал, поджав губы и радуясь, что в темноте не видно, как он краснеет - уже второй раз за очень недолгое время, что ему было совсем не свойственно. "И за это ты мне заплатишь," - подумал он, а вслух сказал:- Прощай. Еще раз благодарю.Конан буркнул что-то невнятное. Похоже, он уже спал. Поднявшись на сотню шагов вверх по реке, принц ополоснул в воде пылающее лицо. Ярости его не было предела. Никто еще никогда не смел разговаривать с ним таким тоном - даже его венценосный братец! На ум ему снова пришло сравнение с заблудившейся собакой, которую, накормив, гонят прочь, и он разозлился еще больше.- Меч его лежит рядом с ним в ножнах, - бормотал принц, щуря на полную луну темные глаза. - Если тихонько подкрасться, отшвырнуть ножны пинком, и одновременно ударить...Принести в Кордаву голову Конана-киммерийца! Хо! Римьерос победитель Амры! Того самого Амры, что держал в непрестанном страхе все Черное побережье! Ола, Йерро, ты сумасшедший, разве не слышал ты, что он может ударом кулака свалить буйвола? Но ведь у страха глаза велики...У страха глаза велики, но втрое велик был соблазн вернуться на родину победителем легендарного короля разбойников.
Вольно ж ему было насмехаться над принцем крови! Конечно, убийство во сне это не совсем по законам чести, но разве не был он приговорен к смерти еще отцом Римьероса? И варвары спят ночами, и, как говорят, спят крепко. Не так уж сложно было бы убить его, лишь бы ударить прежде, чем он доберется до меча. Задача осложнялась тем, что иного оружия, кроме длинного кинжала, при Римьеросе не было, потому что стрелы он растратил, преследуя белую оленуху."Но ведь тебе случалось выходить и на волка с одним только кинжалом, - ободрил он себя. - Этот здоровяк не страшнее вожака-ветерана, которого вы, сударь, уложили прошлой зимой под испуганный визг, а затем рукоплескание дам." Римьерос и в самом деле справился тогда в одиночку с матерым хищником, но совершенно забыл, что до того этого волка егеря трое суток гоняли по лесу, не давая ему прилечь ни на миг, - чтобы под конец выгнать по туннелю, огороженному сеткой и красными флажками, на большую арену, где поджидал его принц - в кольчуге и при оружии. Шкуру этого волка он потом преподнес домье Ревглене, и ее прелестное личико стало еще прелестнее от густого румянца, залившего щеки...Он решил подобраться к Конану по воде, рассудив, что даже чуткий слух варвара обманет непрестанное журчание струй и шорох ветра в густых зарослях тростника.Римьерос выждал, пока луна не скрылась за вершинами деревьев, а затем начал осторожно спускаться....Следуя правилу всех ночующих в лесу, Конан, прежде чем ложиться, сунул в костер огромное полено - половину ствола упавшего дерева. Ствол горел медленно, от середины к концам, и бесформенная глыба, какой казался киммериец, завернувшийся с головой в одеяло, была хорошо видна в свете угольев. Принц подобрался ближе и замер в тростнике, вытянувшись, словно выпь.Проверяя, крепок ли сон варвара, Римьерос кинул в тростник несколько камешков, они прошуршали юркими зверьками в прошлогодних высохших стеблях. Но бурое одеяло даже не вздрогнуло. Рукоять меча и край ножен, высовывавшиеся из-под него, красновато облескивали в свете костра. Крадучись, как кот по черепичной крыше, шаг за шагом, Римьерос подходил все ближе и ближе к костру. Ему не впервой приходилось вот так подбираться к добыче, словно сливаясь с травой, землей и кустами.Это был тяжкий труд, но принц знал по опыту, что продвигаясь незаметными шажками, можно провести самую пугливую дичь. А варвар, услышавший его еще в бамбуках, был, несомненно, пугливой дичью.Склонившись над спящим, Римьерос сосчитал до десяти, чтобы унять азартную дрожь в руках. Киммериец спал. Даже посапывал тихонько. Принц правой рукой бесшумно вытащил из ножен кинжал, а левую руку протянул к мечу варвара. Нашарив, не глядя, холодную рукоять меча, он одним жестом отшвырнул его прочь, одновременно замахиваясь.Кинжал его целил киммерийцу прямо под левую лопатку.С быстротой вскидывающейся вверх змеи, да что там - с быстротой белой молнии Митры метнулась из-под одеяла рука и двумя пальцами сжала правое запястье зингарца. Римьерос, взвыв от нечеловеческой боли, выпустил кинжал. Миг - и рука его была уже завернута за спину, а сам он, завывая, словно на дыбе, клонился лицом к земле, едва не касаясь ее губами.
- Так-то теперь платят в Зингаре за постой? - раздался над ним знакомый голос. Теперь в нем не было и тени дружелюбия. Но и злобы, против ожидания, тоже не было в нем - одно лишь безграничное презрение. - И если таковы нынче в Кордаве принцы, каковы же ваши разбойники?
- Пус-сти... - прохрипел, выгибаясь, Римьерос. От боли у него все плыло перед глазами, он явственно слышал, как хрустят, выворачиваясь из суставов, его кости.
Конан выпустил его руку и от души пнул в тощий оттопыренный зад, обтянутый лиловыми бархатными штанами.
Принц кубарем покатился по траве. Киммериец сделал шаг в сторону и подобрал свой меч.
- Ты и в самом деле думал, что я буду храпеть и ждать, пока ты соизволишь отправить меня прямиком на Серые Равнины? - поинтересовался он.