- А почему бы и нет? Мое изобретение может накормить все человечество. Моя говядина будет питаться любой органической массой. Ей не нужен будет комбикорм, пшеница, сочная трава. Она будет фантастически дешева. И фантастически вкусна.
- Но принесет ли это пользу человечеству? По-моему, это страшная картина - накормленное человечество. Сытая Африка, где лоснящиеся миллиарды негров копошатся и плодятся, как кролики. Да, сейчас шестьдесят процентов людей, живущих на планете, недоедают. Но уверяю вас, эти карлики с раздутыми животами, тонкими ручками и ножками - не лучшая часть человеческого генофонда. Естественный отбор закончился. Но природа не терпит пустоты. Она убьет лишних людей, как бы вы ни хотели их сохранить. Не голод, так СПИД. Не СПИД, так война.
- А я и не собираюсь никого спасать, - зло сказал Демид. - Вы, оказывается, неомальтузианец, господин Феттучино. Знаете ли, у каждого человека есть свои принципы. У меня они тоже есть, Чарльз. Если я знаю, что не в силах изменить что-либо, я не буду рвать себе волосы, плакать и стенать о несбыточном. Но если я уверен, что дело мне по силам, я возьмусь за него и буду делать, чего бы мне это ни стоило. У нас, в России, мой проект может осуществиться очень успешно. И принести нам немалые деньги. Принести ВАМ деньги.
- Деньги, деньги... - Итальянец усмехнулся и покачал головой. - Знаете что, Демид? Если меня что и пугает, то именно глобальность ваших идей. Если бы вы предложили мне построить завод по производству консервированного ризотто и гамбургеров в жестяных банках, я бы отнесся к этому как к привычному бизнесу. Ваш же проект требует длительного осмысления. И, разумеется, тщательнейшей технической экспертизы. Что значит "мутировавшие животные"? Как вы заставляете их целенаправленно изменять свои генетические свойства? Подвергаете жесткому гамма-излучению? Расстреливаете эмбрионы из кобальтовой пушки? Можете ли вы дать гарантию, что у людей, употребляющих такое мясо, не будут рождаться дети с двумя головами?
Он не идиот, этот Чарльз. Он далеко не идиот. Он очень образован, между прочим. Он схватывает все на лету. И ничего хорошего в этом нет.
- Господин Феттучино, моя технология уникальна. Мое мясо не мутагенно. Если вы попробуете его хоть раз в жизни, вы не захотите больше никакого другого. Никогда. Что же касается санитарной экспертизы... - Дема ткнул пальцем в ростбиф, не доеденный итальянцем. - По сравнению с моей телятиной то, что вы едите каждый день, - это скопище стафилококков, рассадник бруцеллеза, трихинеллы и прочих отвратных гадостей, измазанное экскрементами и напичканное предсмертным адреналином.
Кожа Феттучино быстро потеряла багровость и приобрела неестественно бледный оттенок.
Дема, как всегда, неотразим в своих аргументах. Очень кстати за столом. Интересно, стошнит господина Феттучино или нет? Ручаюсь, что недели две мяса он есть не будет.
- Прошу извинения, миз, - быстро сказал Феттучино. - Мне нужно выйти.
Стошнит.
Дема оторвался от беседы и вспомнил, где в настоящий момент находится. Братья Черникины все так же бодро подпирали косяк и начисто перекрывали выход в уборную.
- Черт возьми, - сказал Дема по-русски. - В сортир ему захотелось. Это от мартини.
- Да, как же! От мартини. От тебя его блевать потянуло. Иди проводи его. Только не убей никого.
- Ага. - Дема вскочил. - Мистер Феттучино, лет ми фоллоу ю. Вомитинг? Велкам ту лаватори.
Само изящество и вежливость... Тебе бы по Европам ездить, Дема! Изысканнейший человек!
Феттучино пулей вылетел в дверь. Черникины услужливо расступились и пропустили его, а также Дему, который хвостиком семенил следом. А потом кинули ленивый взгляд на Леку (почему на меня все так многозначительно таращатся?) и медленно; с чувством собственного достоинства, направились к туалету.
* *
* * *
- Тебя как зовут? - Блондинчик уже стоял здесь.
- Горгона, - сказала Лека. - Медуза Горгона. Не пялься на меня так. Окаменеешь.
- Кое-что у меня уже окаменело, - сказал блондинчик. - Не хочешь посмотреть?
- Нет.
Что делать? Бежать в сортир на помощь Демиду? Неудобно как-то. Дать этому типу в морду? Прибежит еще десять таких. Ну точно влипла.
- Ты это... - примирительно сказал блондин, - мужичков своих не жди. Их это, отоварили уже. Да ты не расстраивайся. Не дело это - со всякими черными связываться. Не понимаю я этого. Что, своих русских не хватает?
- Слушай, у тебя работа есть?
- Ну, есть. - Парень нерешительно топтался на месте. Не таким уж и крутым он был. Прав был Дема - шпана мелкая. - А чего? Может, в секретарши ко мне хочешь?
- У меня тоже работа есть. Работа у меня такая - переводчик. Понимаешь, ты...
Из туалета раздался рев трех глоток одновременно. Лека вскочила, но ее вмешательство уже не требовалось. Дверь распахнулась, и оттуда вывалился толстяк Феттучино. Под глазом у него красовался свежий фингал, галстук был оборван наполовину и затянут на жирной шее так, что непонятно было, чем господин Феттучино дышит. Глаза его лезли из орбит - от нехватки кислорода, а может, от возмущения. Ширинка у Феттучино была расстегнута. Нетвердым шагом двинулся он к Леке. Блондин ухмыльнулся, достал из кармана кастет аккуратный, никелированный - и медленно надел его на руку.
- Сейчас будем веселиться; - произнес он деловито.
Где Демид? Неужто его достали?
Из туалета независимой походкой вышел Дема. Выглядел он, пожалуй, лучше, чем полчаса назад. Умытый, даже причесанный. В руке он нес две пары штанов, которые только что украшали мясистые ляжки братьев Черникиных. Дема скомкал их в узел и закинул на люстру, которая при этом закачалась и едва не свалилась ему на голову.
- Приношу свои извинения, мистер Феттучино, - сказал он громко. - Я куплю вам новый галстук.
Феттучино уже не слышал его. Потому что картина, которую он увидел, не могла присниться ему даже в страшном сне. Пятеро или шестеро молодцов со ржанием вскочили из-за столиков и бодро двинулись к нему через зал. Дверь туалета слетела с петель и оттуда, стискивая друг друга животами, с отборным матом вывалились два братца - оба в ситцевых семейных трусах до колен.
Лека опередила их всех. Она схватила блондина за руку с кастетом и, пока тот с тупым мычанием пытался освободить ее, въехала ему лбом в нос. Не очень сильно. Так, чтоб не убить. Пусть живет.
Блондин упал, выпал из поля зрения. Лека тремя прыжками оказалась рядом с ошалелым итальянцем, схватила его за рукав и потащила к выходу. Кажется, она кричала что-то - по-русски, переводу не подлежащее. А может, это матерились братья Черникины, которых Демид вколачивал обратно в туалет, как костыли в шпалы. "Porco madonna!!!" - орал оживший Феттучино, когда бил в морду швейцару - ни в чем не виноватому, а может быть, как всегда, виноватому во всем. В такси остро воняющий потом Феттучино перестал выражаться, застегнул ширинку, достал платок и приложил его к глазу.
- Черт возьми, - сказал он. - Давно не попадал в такие заварушки. Да, потерял я форму. Потерял. И давно.
Лека молчала. Что она могла сказать?
- Как Коробов? - Феттучино морщился от боли. - Мы оставили его одного. Очень плохо. Там целая банда. Нужно вызвать полицию.
- Не нужно. - Лека смотрела в окно. - Он сам разберется. Это же Демид.
* * *
- Ну как он? - Демид был спокоен, как удав. Ну конечно, чего ему беспокоиться?
- В порядке. Он ничего оказался, этот Феттучино. В молодости, наверное, всякого повидал. Тобой восхищался. Спрашивал, не хочешь ли ты пойти к нему в телохранители?
- А о моем... О проекте?
- Ничего. Ни слова.
- Понятно, - сказал Демид. - Это понятно.
- Дик!!! - заорала Лека.