- За себя я заплачу. И даже этот старый ворчливый скряга Рамзи, может быть, раскошелится на несколько пенсов. Сообщите нам, когда приехать.
И тогда наконец они отбыли к себе в гостиницу. Когда мы с Лизл вернулись в лоно готического возрождения, то есть в огромный мрачный зоргенфрейский холл, я произнес:
- Хорошо, что ты сегодня вспомнила про Иуду Леввея. Его почти забыли. Но ты ошибаешься, если думаешь, что о его жизни после распятия Христа ничего не известно. Есть апокрифические "Деяния Фаддея" - прозвище у него такое было: Фаддей, - в которых все о нем рассказано. Эти Деяния не вошли в Библию, но они существуют.
- И что они собой представляют?
- Сплошные чудеса. Настоящая "Тысяча и одна ночь". А он - в самом центре событий.
- Ну, а я что говорила?! Очень по-человечески. Уверена, он сам их и написал.
II
СМЕХ МЕРЛИНА
1
Работал Юрген Линд не торопясь, а потому на доведение до ума "Un Hommage a Robert-Houdin" потребовалось больше времени, чем мы предполагали, и прошло почти три месяца, прежде чем Айзенгрим, Лизл и я отправились в Лондон, чтобы посмотреть, что же получилось. Из вежливой формулы приглашения вытекало, что критика приветствуется. Айзенгрим исполнял в фильме главную роль, а Лизл вложила в предприятие немалые деньги, предполагая через два-три года вернуть их с хорошими процентами, но я думаю, все мы прекрасно понимали, что если начнем критиковать Линда, то особого восторга это не вызовет. И тем не менее приличия были соблюдены.
Мы редко путешествовали втроем, но если это случалось, то не обходилось без препирательств - где остановиться. Я предпочитал небольшие приличные отели; Лизл была согласна на любой, лишь бы он назывался "Ритц", национальное пристрастие; Айзенгрим предпочел "Савой".
Апартаменты, которые мы заняли в "Савое", точно соответствовали вкусам Магнуса. Стиль интерьера относился к началу двадцатых годов, и с тех пор здесь ничего не менялось. Комнаты были большие, а стены выкрашены в самый унылый из цветов, какими пользуются декораторы: серовато-белый. Под потолком в гостиной - зеркало в раме шириной не меньше девяти дюймов. Электрический камин с модерновыми завитушками исторгал при включении тяжелый запах подгоревшей пыли, наводивший на мысли о мышах. Громоздкая и неуклюжая мебель в стиле двадцатых. Окна выходили на улочку, которая, по моим меркам, не тянула и на переулок, и даже Лизл называла ее не иначе как "драная улица". Но, к нашему изумлению, Магнус изрек, что никто, считающий себя джентльменом, никогда не смотрит из окна. (Что он мог знать о тонкостях аристократического этикета?) Там была невероятных размеров спальня для главы семейства, и Магнус оккупировал ее, сказав, что вторую кровать в ней может занять Лизл. Моя комната - довольно большая, но, конечно, куда как меньше располагалась ближе к ванной. Сие заведение поражало архаичным великолепием: стены выложены чуть ли не римской плиткой, ванна вровень с полом и гигантское биде. Это великолепие стоило в день столько, что я вздрогнул, даже разделив эту цифру на три, но предпочел помалкивать, рассчитывая, что долго мы здесь не пробудем. Я не скупердяй, но думаю, что благопристойная бережливость приличествует даже очень богатым - таким, как Лизл. К тому же я достаточно знал нравы очень богатых, чтобы понимать: мне придется заплатить ровно треть и ни пенсом меньше.
Магнус относился к своей новой роли звезды - хотя всего лишь и звезды отдельной телевизионной постановки - без капли юмора, что мне представлялось нелепым. В первый наш вечер в Лондоне он настоял, чтобы Линд и его команда пришли к нам в гостиную "закусить". Закусить! Да от такой закуски не отказались бы Соломон и царица Савская.
Увидев все это, расставленное на столе официантами, я невольно погрузился в мрачные расчеты - сколько составит одна треть стоимости сей роскоши. Кусок в горло не полезет - таким было мое первое впечатление. Другие, однако, ели и пили без всякой меры, а не успели они войти в номер, как начались намеки на то, что хорошо бы услышать продолжение истории, начатой Магнусом в Зоргенфрее. Мне тоже хотелось продолжения, а поскольку было очевидно, что за эту историю мне придется дорого заплатить, я преодолел сомнения и позаботился, чтобы получить свою долю на этом пиршестве.
Просмотр "Hommage" был назначен на следующий день на три часа.
- Прекрасно, - сказал Магнус, - у меня утром будет время совершить маленькую сентиментальную прогулку.
Вежливый интерес Инджестри и деликатно-любознательное прощупывание - по каким местам.
- Кое-что связанное с поворотной точкой в моей жизни, - сказал Магнус. - Думаю, человеку не следует пренебрегать такими традициями.
А Би-би-си ничем не может быть полезным, поинтересовался Инджестри.
- Нет-нет, - сказал Магнус. - Я просто хочу возложить цветы к подножию одного памятника.
Но Инджестри, конечно, настаивал - почему бы Магнусу не разрешить кому-нибудь из отдела связей с общественностью или из какой-нибудь газеты запечатлеть этот душещипательный момент? Впоследствии, когда нужно будет подогреть интерес к фильму, такая фотография могла бы оказаться очень полезной.
Магнус был сама скромность. Он бы предпочел не делать достоянием общественности глубоко личный жест благодарности и уважения. Но он готов признаться друзьям, что планируемое им мероприятие связано с подтекстом фильма. Действо, имеющее отношение к его карьере. Нечто, совершаемое им всякий раз, когда он оказывается в Лондоне.
Он зашел так далеко, что не осталось никаких сомнений - он напрашивается на лесть, и Инджестри принялся ему льстить, искусно смешивая симпатию и уважение. Это была яркая демонстрация того, почему Инджестри удалось не только выжить, но и преуспеть в жестоком мире телевидения. Долго уговаривать Магнуса не пришлось, и я думаю, все сложилось, как он и задумывал с самого начала.
- Ничего экстраординарного. Я хочу возложить несколько желтых роз надеюсь, мне удастся купить желтые - к подножию памятника Генри Ирвингу за Национальной портретной галереей. Вы его знаете. Это один из лучших памятников в городе. Ирвинг, великолепный и снисходительный, в своих академических одеяниях взирающий на Чаринг-Кросс-роуд. Я обещал Миледи делать это - от ее имени и от моего, - если доживу до такого момента в своей жизни, когда смогу себе это позволить. Вот я дожил и делаю то, что обещал.
- Нет, вы положительно должны прекратить испытывать наше терпение, сказал Инджестри. - Рассказывайте. Кто такая эта Миледи?
- Леди Тресайз, - сказал Магнус теперь без малейшего намека на розыгрыш. Вид у него был торжественный. Но Инджестри разразился смехом.
- Бог ты мой! - сказал он. - Это вы о старушке Тресайз? О бабушке Нан? Так вы ее знали?
- Лучше, чем вы, по всей видимости, - сказал Магнус. - Она стала моим дорогим другом и относилась ко мне очень хорошо, а я тогда очень нуждался в дружбе. Она была одной из протеже Ирвинга, и ради нее я воздаю честь его памяти.
- Простите, бога ради, простите. Я ее знал очень поверхностно, хотя, бывало, и встречался с ней. Вы должны признать, что актрисой она была просто никакой.
- Возможно. Хотя я и видел, как она блистала в некоторых постановках. Она не всегда получала подходящие для нее роли.
- Не могу себе представить роль, которая бы ей подходила. Считается, что она не давала старику развиваться. Я бы даже сказал, тащила его назад. Наверно, когда-то он был очень неплох. Если бы у него была порядочная актриса на первые роли, то он, может быть, не кончил так, как кончил.
- Я не знал, что он плохо кончил.