Вот что еще важней: перенеся следствие на Землю, мы подвергнем пассажиров бесчестию подозрения. Себя -- бесчестию некомпетентности. Упустили. Не сумели справиться. Экипаж на это не согласится.
Хайдаров кивнул.
-- Не согласитесь, значит не согласитесь. Подумаем, как ускорить расследование. Почему бы не спросить у пассажиров прямо -- кто был в кают-компании?
Тогда заговорил командир.
-- Пассажирская инструкция предписывает пассажирам сообщать экипажу о каждом происшествии, причем сомнение должно толковаться, как наличие факта происшествия.
Не удивлюсь, если он держит в голове оба тома "Корабельного свода", подумал Хайдаров.
-- Здесь нет аутсайдеров, -- продолжал Уим. -- Здесь космический персонал. Знание правил и традиций, навыки. чувство локтя у моих пассажиров -- неизмеримо выше, чем у тех людей, для которых составлен катехизис. Пассажирская инструкция. -- Он сделал острое, внезапное движение всем корпусом, -- Куратор! Я не мог оскорбить шестьдесят своих коллег-подозрением в бесчестии и предательстве. -- Он вытянул руку. -- У меня язык бы не повернулся.
-- Шестьдесят и не требуется, --флегматично возразил Хайдаров. -Субъект, о котором идет речь, вернулся в каюту через нижний люк. Следовательно, его каюта в четвертом ярусе? Ведь путь дальше вниз -- люк между четвертым и пятым -- был уже перекрыт, не так ли?
Сверху ответил Албакай.
-- Перекрыт.
-- А сколько кают в четвертом?
-- Пятнадцать, -- сказал Бутенко.
-- Из шестидесяти пяти, -- сказал Хайдаров. -- Конечно, от вашего внимания не ускользнула еще одна деталь. В момент аварии вне своих кают находились пять пассажиров. Номера... Тридцать четвертый -- Линк, тридцать седьмой -- Гльданский, сорок первый -- Томас, сорок второй -- Стоник. Все из четвертого яруса. Я не ошибаюсь?
-- Так есть, -- сказал Бутенко. -- Ярус содержит каюты с тридцать четвертой по сорок восьмую включительно.
-- Пятый, Савельев, -- из первого яруса, -- сказал Хайдаров. -- Он будто бы вне подозрении, однако... Что скажет экипаж, если я предложу для начала вызвать этих пятерых пассажиров? -- и он посмотрел на всех по очереди.
Уим хмуро улыбнулся -- сверкнули зубы, нос еще сильней приплюснулся, но глаза глядели пристально-печально. Краснов и Жермен кивнули. Бутенко проговорил: "Так можно..." Такэда, глядя в пол, сказал: "Делать нечего. Ты -- специалист, куратор". Албакай почти демонстративно отвернулся от экрана.
Да-да, все вернулось на круги своя, сценарий разыгрывался дальше, разыгрывался плавно. Экипаж, мол, не вправе подвергнуть пассажиров допросу, но куратор Хайдаров, старший специалист ИКП, член Совета космокураторов -он имеет право на все: Сценарий разыгрывался, но Хайдарову чем дальше тем больше хотелось кончить эту игру, высадить пассажиров, вернуть их к земной безопасности, на которую они, черт побери, имеют право...
Он мог еще раз обратиться к экипажу с увещеванием. Объяснять еще и еще, что они вместе с водою выплескивают ребенка. Что чувство чести -- не безупречный пробный камень для поведения. Что есть эн кодексов чести и эн взглядов на каждый поступок. С точки зрения земного жителя преступно рисковать пассажирами во имя их чести -- вопреки даже собственному мнению пассажиров. Вопреки разумному опасению, что в космосе неизвестный трус может натворить совершенно страшные дела...
-- Пока куратор размышляет, -- сказал Жермен, -- взгляни-ка на кормовой экран. Лев Иванович... Во-он, за маяком...
Штурман поднялся с места. Хайдаров рассеянно следил за ним. Чувство чести! В нем-то и заковыка. Если смотреть на дело объективно, куратору Хайдарову было бы на руку, чтобы следствие затянулось, а пассажиры подвергались опасности. Всей Космической службе это было на руку.
Несомненно, несомненно! Поэтому Директор и послал его, а не Смирнова, Ранке, или кого угодно -- директор тоже психолог, и знает Хайдарова, и рассчитывает на его чувство масштаба. Ведь в космосе заняты сотни тысяч человек, в космос вкладывается половина планетного дохода, и давно пора вложить настоящие средства в психологический контроль, вести его; как на Земле -- непрерывно" всеохватывающе, с активным воздействием на психику, с системой машин, скользящими критериями, -- как на Земле, и еще более тщательно. В космосе это нужней, и вот вам очевидное доказательство -- гипертрофированная реакция космонавтов на единичный проступок, члена корпорации, и результат -шестьдесят пять человек в космосе без необходимости... Реакция, угрожающая более серьезными бедствиями, чем сам проступок... Примерно так и выступил бы директор на Совете Межплатранса. Нужны миллиарды? Что из того -- у Земли они есть!.. Чтобы придти к решительным результатам, желательным директору ИКП, надо было следствие сорвать. Или затянуть до безобразия. "На это он и рассчитывал, Маккиавели, -- беззлобно подумал Хайдаров. -- Не выйдет... У меня тоже гипертрофированный стандарт чести..."
-- ... Не узнаю, -- говорил Краснов. -- Раньше такого не было. Разве новый телескоп подвесили...
-- Телескоп, у маяка?-- командир тоже поднялся и стал смотреть на экран. -- Реестр запрашивал, Марсель? Запроси...
Жермен сказал "Есть", и сверху донесся писк позывных -- Албакай соединился с центральной диспетчерской Межплатранса.
-- В самом деле, чиф, мало ли здесь понавешали за два месяца, -примирительно сказал Краснов. -- Телескоп, конечно...
-- Вот и запросим, -- сказал Уим. --Итак, куратор? -- Вызываем четверых пассажиров?
-- Пятерых. Всех, кто был вне кают. Но я, повторяю, остаюсь при своем мнении. Ладно. Выделяйте помещение, начнем, -- сказал Хайдаров,
В конце концов, так будут волки сыты и овцы целы, подумал он. Директор получит Повод для нажима на Межплатранс, экипаж найдет предателя, а я...
Я буду козлом отпущения. Экие у тебя зоологические сравнения, Николай, тебе зоопсихологией бы заняться, подумал он и пошел за Уимом.
Командир провел его через кают-компанию в свою каюту. Только в ней можно было разместиться вдвоем. Уим откатил дверь, взглянул на. Хайдарова внимательными, несколько воспаленными глазами, и ушел.
Хайдаров прошелся по пустой кают-компании. Он был недоволен собой, и как всегда в таком состоянии, его захлестывала тревога, которая -- врачу, исцелися сам, -- мешала ему, как всякому астеничному обывателю. Причины и следствия, тревога направила его мысли к Инге, ласковой, веселой, ласково-ненадежной, к которой он слишком привязался.
Он передернул плечами, вздохнул, постоял над местом, где нашли Шерну и решительно двинулся в каюту. В тесноте его голос прозвучал Глухо.
-- Оккам! Николай. Пригласи в каюту номер три семнадцать пассажира тринадцать.
-- Николай, я Оккам. Пассажир тринадцать, Константин Савельев, подтверди.
-- Подтверждаю, конец.
Он присел на командирскую койку. Над его головой, почти касаясь затылка, висел распяленный под потолком скафандр, такой же, как пассажирский, только с оранжевым диском на груди. Скафандр был вмонтирован в аварийный колпак, опускающийся на койку при разгерметизации каюты. Все вместе выглядело гробом, перевернутым и подвешенным к потолку. Впечатление портили лишь весело растопыренные рукава скафандра. Обычно к этой штуке привыкают и перестают ее замечать -- вроде бы перестают -- но первый симптом неблагополучия у пассажиров всегда одинаков: попытка снять скафандр с аварийного колпака и убрать подальше. Хайдаров брезгливо посмотрел на "гроб", пожал плечами. Совет кураторов безуспешно добивался, чтобы инженеры затянули скафандр шторками, избавив пассажиров от отрицательных эмоций.