Инженеры резонно возражали, что каждая лишняя деталь в системе безопасности недопустима. Что будет, если шторка вовремя не откроется?..
Каюта командира была чуть шире остальных -- за счет переборки, отодвинутой на двадцать-тридцать сантиметров в кают-компанию. В широкую часть каюты конструкторам удалось втиснуть кресло, а изголовье койки отгородить от двери шкафчиком. В ногах, на броневой стене, помещались репитеры основных ходовых приборов. Каюта была безукоризненно чистой, словно бы покрытой тончайшим слоем лака, только клавиш диктофонного бортжурнала выглядел потертым. Тонко, торопливо посвистывал динамик радиомаяка.
-- ... Приветствую вас, куратор!
Пассажир номер тринадцать, Константин Савельев, главный врач-диетолог Марса. Хайдаров почувствовал, что его лицо само собой расплывается в улыбку -- диетолог оказался живым воплощением своей профессии. Он был румян, белорозов, щеки его походили на пончики, а пухлые губы складывались в трубочку, словно он снимал пробу со сладкого блюда. Кивая и улыбаясь, он уютно устроился в кресле и приготовился слушать. Ну и хитрый мужичок! Можно подумать, что в корабле постоянно возникают кураторы со значками члена Совета, и Савельев уже попривык с ними толковать о том, о сем, а когда не о чем говорить, то и помалкивать... Да, диетолог никак не мог быть "субъектом "Х", зато наверняка был сплетником. Уютным таким, всеми любимым: " А вы слышали, коллега? На борту гость, представьте себе!" Напрасно я его вызвал, думал. Хайдаров, приятно улыбаясь. Ну и пончик. Он сказал:
-- На борту "Мадагаскара" происшествие -- метеорная атака. Об этом вы осведомлены. Имело место нарушение пассажирской инструкции...
-- Ай-ай-ай! -- пропел Савельев. -- Какое безобразие!
И на Хайдарова пахнуло ванилью. И тут же выяснилось, что Савельев, будучи врачом -- космическим врачом! -- с многолетним стажем, безукоризненно соблюдает требования инструкции. Он привык следить за своим здоровьем, и посему регулярно производит небольшой моцион в башмаках-утяжелителях, очень советую, коллега, знаете ли, влияние ослабленной гравитации на организм до сих пор не раскрыто полностью. Да-э-э... Тридцать кругов по коридору -неутомительно и достаточно. Да-э-э... Итак он делал двадцать третий круг, и прозвучал тревожный сигнал, по которому следовало лечь в амортизаторы, что он и выполнил неукоснительно... Да, К сожалению, атака застала его еще в коридоре, он открывал дверь своей каюты... Что? В коридоре никого не было, ни-ко-го. Вот выйдя на прогулку, он встретил доктора Шерну -- конечно, куратор знает его -- известный, известный человек, главный космокуратор станции Марс-2... Приятнейший человек! Последнее время -- несколько замкнутый. Всегда в одиночестве. Они обменялись парой слов, и доктор Шерна удалился. Кажется, он спешил. Когда это было? Д-э-э, минут за десять до метеорной атаки...
Когда Савельев покинул каюту, он знал не больше, чем до разговора с Хайдаровым, но его бледно-голубые глазки сияли огнем бескорыстного любопытства. Вентиляторы боролись с запахом сдобы повышенной калорийности. Хайдаров вызвал следующего -- Марту Стоник. Вот и верь свидетельским показаниям -- Шерна оказался "несколько замкнутым"...
Марта Стоник вошла с надменно вздернутой головой. Поздоровалась, швырнув два пальца к козырьку каски -- ладонью наружу. Комбинезон сидел на ней, как влитой. Он был склеен из какого-то особенного материала, мягкого и уютного на вид. Экая малютка, подумал Хайдаров. сантиметров... сто шестьдесят. Возраст определить трудно -- не меньше двадцати пяти. не больше сорока. Губы юношеские, руки-детские, с глазами что-то неясно. Глаза, скользнув по Хайдарову, уперлись в оранжевую стенку шкафчика с личным оружием командира и в них, мелькало.
Что-то с ней нехорошо, подумал Хайдаров и напомнил себе, что здесь он следователь, и надо отодвинуть сострадательность и добропомощность... "Да что с тобою сегодня, -- сказал он себе,-- ты Куратор, и оставайся им. С ней что-то происходит скверное. Какое интересное лицо -- не греческое, как можно бы ожидать по фамилий, скорее египетское, коптское. Оно было бы красивым, если бы не мрачность -- обрати внимание, не сиюминутная мрачность, а постоянная, характерологическая... Да что она там увидела, на этом шкафчике?"
Пассажирка взглянула, наконец, на него:
-- Представляться не нужно, надеюсь?
-- Давайте проверим, -- сказал Хайдаров. -- Вы -- доктор Марта Стоник. Физик?
-- Химфизик, специалистка по ударным волнам. Институт Систем Жизнеобеспечения, Луна-Северная.
-- Полетите вы с Марса.
-- Тонко подмечено, -- сказала Марта Стоник,
-- Летали на испытания систем? Всегда завидовал вашей службе...
-- Ах, вот так... Я всегда завидовала вашей.
-- Почему?
-- Э, сначала вы объясните, почему.
-- Пожалуйста, -- сказал Хайдаров. -- Я делю цели на первичные и вторичные. Вот, скажем, наша служба. Мы...
-- Пастыри, -- сказала Марта Стоник.
Я, знаете, побаиваюсь Теологических выражений. Но пусть будут пастыри. Овцам прежде всего необходимы пастбища, водопои. Овчарни, а потом уже -пастухи. Вы даете пастбища, вы -- необходимы. А мы-третий эшелон.
-- О Господи! И это говорит психолог!
-- Очень понимаю, -- с удовольствием согласился Хайдаров. -- Нисколько не спорю, все изложенное могло быть изложено в семнадцатом столетни. В девятнадцатом -- наверняка. Но каждый имеет право на собственные заблуждения, не правда ли? Я заблуждаюсь, и знаю это, и мало того -- буду упорствовать в своих заблуждениях до конца.
-- Любопытно, -- сказала пассажирка.
-- Да что вы, ничего любопытного,-- сказал Хайдаров. -- Моя основная цель -- быть адекватным моим обязанностям. Для этого я должен любить и почитать вас. И я стараюсь любить и почитать все вам принадлежащее, даже ваши профессии.
Пассажирка щелкнула пальцами и засмеялась. В каюте было темновато, и она наклонилась, чтобы разобрать надпись на значке.
-- "Николай Хайдаров", -- прочла она.-- Ладно. Можете называть меня Мартой. Это вы каждому пациенту рассказываете? Насчет любви и почитания?
-- Каждой пациентке,-- протяжно сказал Хайдаров. -- Иногда подношу цветы.
-- Простите,-- сказала Марта Стоник. -- Язык мой -- враг мой. О чем будем разговаривать?
-- О пристрастиях. Почему все-таки вы завидуете нашей профессии?
-- Власть. Кураторы для меня -- олицетворение власти.
-- А, снова пастыри и овцы...-- сказал Хайдаров.
Он не стал объяснять, что власть -- космического психолога в частности -- существует лишь тогда, когда есть две стороны. Готовая ее осуществить и готовая ее признать. Что в XXI веке немного найдется властолюбцев и почитателей власти, а поэтому они подозрительны для психолога, как люди, отступающие от нормы. Ему уже было ясно, что властная, резкая и самолюбивая женщина вряд ли могла быть "субъектом X". Скорее, оказавшись один на один с раненым, она бы голову сложила, но его бы вытащила из аварийного отсека, -не только из человеколюбия и чувства долга. Ведь Шерна был огромный и здоровенный мужчина, а она -- маленькая и слабая. Вытащив его. Марта лучшим образом удовлетворила бы свое самолюбие.
-- Вы возвращаетесь в свой Институт, на Луну? -- спросил он.
-- Да.
-- Скоро ли у вас отпуск?
-- Я только что из отпуска. Но в чем дело, куратор? Вы лучше скажите прямо, что вас интересует.
-- Пожалуйста. Где вы были в момент метеорной атаки?
-- Ах, вот так... -- сказала пассажирка. -- Вы из Института космических психологов? Что за дело ИКП до метеорных атак и прочей прозы?
-- Я говорю с вами от имени экипажа.
-- Экипаж... Ах, вот так. Чем же интересуется экипаж: метеорной атакой, или мною?
-- Вами.
-- Тогда я отказываюсь говорить.