-- А чьи же это лошадки у твоих хозяев?
-- Ихние же,-- пояснил Умрищев,--яучитываючувственные
привязанностихозяинакбывшей собственной скотине: я в этом
подходе конкретный руководитель, а не механист и не богдановец.
Старуха дрогнулабылоотидеологическойстрасти,нос
мудростью сдержалась.
-- Старичок,старичок,--слабосказала она,-- а в чем же
колхоз у тебя держится?
-- Колхоз держится только во мне,-- сообщил Умрищев.--Вот
здесь,-Умрищевприслонилладоньксвоемулбу,--вот здесь
соединяются все противоречия и превращаются силой моей мыслив
ничто.Колхоз-- это философское понятие, старушка, а философ
здесь я.
-- А все у тебя состоят в колхозе, старичок?
-- Нет,бабушка,--пояснилУмрищев,--янедержусь
абсолютныхвеличин:всеабсолютноепревращаетсявсвою
противоположность.
-- Покажи-камнеклассовуюведомость,--спросила
Федератовна.
Умрищев показал графу на бумаге, что двадцать девять дворов
бедныхималомощныххозяевнесостояловколхозе:они
отписались назад с приходом Умрищева, а всеговдеревнебыло
сорок четыре двора.
Федератовнавскочиласместавсем своим округлым телом,
собираясь вступить с Умрищевым в злобное действие, новдверь
вошел в валенках чуждый человек.
-- Здравствуй,товарищУмрищев,--уменягоректебе
есть!-- сказал пришедший.
-- Горе?-- удивленно произнес Умрищев.-- Для теоретического
диалектика, товарищ Священный, горе всегда превращается всвою
противоположность: горя боятся только идеалисты.
Священный,конечно, согласился, что горе для него не ужас,
однакоунегопрокислипрошлогодниемоченыеяблокив
кооперативеистали солеными, как огурцы, а морковь пролежала
свою сладость и приобрела горечь.
-- Это прекрасно!-- радостно констатировалУмрищев.--Это
диалектикаприроды,товарищСвященный:тыпродавайтеперь
яблоки как огурцы, а морковь как редьку!
Священный жутко ухмыльнулся своим громадным пожилымлицом,
на котором лежали следы возраста и рубцы неизвестных побоищ; он
снепонятнойжадностьюпогляделнастарушку, а затем сразу
захохотал и умолк с внезапным испугом,точноощутивкакое-то
свое,контрольное,предупреждающеесознание. От его смеха по
комнате понесся нечистый воздух изо рта, и понятно стало, какую
мощную жрущую силу носил в себе этот человек,какемутрудно
быложитьсредигуласвоегоработающегоорганизма, в дыму
пищеваренья и страстей.
Священныйселнаскамейкуводышкеотсобственной
тяжести,--хотя он не был толст, а лишь громаден в костях и во
всех отверстияхивыпуклостях,приноровленныхдляощущения
всегопостороннего.
Священныйселнаскамейкуводышкеотсобственной
тяжести,--хотя он не был толст, а лишь громаден в костях и во
всех отверстияхивыпуклостях,приноровленныхдляощущения
всегопостороннего. Сидячим он казался больше любого стоячего,
апоразмерубылпочтисредним.Сердцеегостучалово
всеуслышание,ондышалненасытноисмотрелналюден
привлекающими,сырымиглазами.Ондажесидяжилв
целесообразнойтревоге,желая,видимо,схватить что-либо из
предметных вещей, воспользоваться всем ощутимым для единоличной
жизни, сжевать любую мякоть ипроглотитьеевсвоепустое,
томящеесятело,обнятьиобессилитьживущее,умориться,
восторжествовать,уничтожитьипастьсамомусмертьюсреди
употребленного без остатка, заглохшего мира.
Священныйвынулрукой из мешка, пришитого к своим штанам,
кашу, съелчетырегорстииначалзажевыватьееколбасой,
изъятойиз того же мешочного кармана; он ел, и видно было, как
скоплялась в нем сила и надувало лицо багровой кровью, отчего в
глазах Священного появилась даже тоска:онзнал,какскудны
местныеусловияи насколько они не способны удовлетворить его
жизнь,готовуювзорватьсяилизамучитьсяотизбыткаи
превосходства.Надувшисьишумясвоимсуществом, Священный
молча жевал, что лежало в его кармане.
Умрищев, вспомнивпропищуипрото,чтомысльесть
материалистическийфакт, попросил у Священного пищи. Священный
так чему-то обрадовался, что выбросил, как рвоту,жеваноеизо
рта и вынул из бокового мешка кривой кусок колбасы, законченной
наогне. Умрищев без внимания взял колбасу, но Федератовна как
глянуланаэтотпродукт,таквзвизжала,какдевушка,и
зажмуриласьотсрама:онаузналабычийчленразмножения,
срезанный у производителя совхоза.
Умрищев же, начитавшись физико-математическихнаук,ничем
теперьнебрезговал,посколькувсенасветесостоитиз
электронов, и съел ту колбасу.
Открыв глаза, Федератовна бросилась энергично на Умрищева и
укусила его; однако ж благодаря беззубиюстарушкиУмрищевне
узналболииподумал,чтовстарухезагорелисьстихии
остаточныхстрастей--преддвериегроба.Захохотавший,
развонявшийсяСвященныйтакже получил укус Федератовны, но он
лишь обрадовался, почувствовав укус старухи.
На столе Умрищева остановился вентилятор;вдверьпришел
сонный, унылый погонщик с топориком и сказал, что вол был сытый
издоровый, но скучный последнее время и умер сейчас: наверно,
от тоски своего труда для ненужного человека.
-- Я теперь кандидат партиииухожусодвора,--сказал
погонщик.