- Тебе, мой мальчик, предстоят нешуточные испытания.
Глава 5
Белкин, как всегда встал поздно. И, как всегда, в дурном расположении духа. Мерзкий осадок вчерашнего (водка, "наезд" налоговой инспекции) смешивался с предвкушением сегодняшнего (запах горелой ветчины, предстоящая встреча с директором "Архангела" ). Он уже не мог отличить одно от другого. Призрачный запах тухлятины преследовал постоянно. Да нет, вовсе не призрачный, а вполне реальный запах: из розовой новенькой раковины смердит совковой канализацией. Белкин вывернул кран до отказа, пытаясь струей воды забить идущую из стока вонь. Фонтан брызг обдал лицо.
"Какая-то гадость вот-вот случится", - подумал Белкин, снимая халат с вешалки. Что за гадость - не знал. Знал другое: предчувствие его не подводит. Если отчетливо, как телетайпная лента, проносится мысль в мозгу, значит, так и будет. Говорят, бабка его славилась провидческим даром, умела кровь заговаривать. Сын ее на войне погиб, так в ту минуту, как пуля его настигла, она накрыла черной тряпкой зеркало, а незакрытое треснуло само собой.
- Мерзкий денек, - пробормотал Белкин, входя на кухню и морщась от запаха.
Инспектируя, заглянул в мусорное ведро. Так и есть! Два ломтя великолепной ветчины обратились в угли. Ну кто ценит его труды! Кто ценит деньги и вещи, приносимые добытчиком в дом!
Белкин плюхнулся на свое место. Танчо сидела напротив, попивая кофе из крошечной фарфоровой чашечки.
- Как поживаешь, принцесса? - Он по-прежнему обращался к дочери, как к маленькой девочке.
- Нормально.
Она старательно изображала взрослую, напяливая на себя самые немыслимые тряпки, благо деньги позволяли делать это. Интересно, чтобы она запела, если бы за любой дрянью надо было бы стоять в очереди часа по три, как это было в молодости самого Белкина? Впрочем, в Питере можно было кое-что достать. А вот в провинции...
- Когда экзамен?
- Завтра.
- Сдашь?
Танчо пожала плечами.
- Когда я заваливалась? Помнишь такое?
Самоуверенная, вся в него. Ирина, та только орать умеет, но при малейшей неудаче ударяется в панику и прячется за мужнину спину.
- Папуль, дай полтинник, - попросила Танчо, старательно изучая осадок на дне кофейной чашечки.
- Полтинник? Да ты вчера сотню брала! - возмутился Белкин.
- Завтра последний экзамен, отметить надо.
- Да?.. А может, тебе надо подкармливать своего БЕДНОГО, непередаваемая издевка в голосе, - студента? Как его? Толика, кажется?
- Уже нет, - Танчо поджала губы.
- Что так?
- Он хотел иметь не только стол, но и дом. То есть постель, - Танчо тряхнула волосами с самым независимым видом. - Пришлось попросить его искать полное довольствие в другом месте.
- Приятно услышать, что очередной нахлебник испарился.
- Я просто хотела помочь. А он тут же вообразил Бог знает что!
Черт возьми, красивая девчонка и глаза так и жгут. Но что-то во взгляде есть такое... что-то, вызывающее желание, нет, не обнять, а отступить на шаг.
- Да, да, тебе нравится быть принцессой, причем принцессой добренькой. Недаром к тебе липнет всякая шваль. Вроде той девчонки, которая явилась к нам пообедать и нечаянно прихватила с собой мамину норковую шапку. Одно приятно - после этого случая эта тварь к нам носа не кажет.
- Я же не виновата, что все, кого я жалею, оказываются подонками!
- Так зачем тебе кому-то помогать?
- Иначе не могу.
- Что значит "не могу"? - раздраженно переспросил Белкин. - Хочу тебе напомнить, что ты не своими денежками соришь, а моими. Ты еще и рубля не заработала.
Танчо нахмурилась.
- Так ты дашь полтинник, или нет?
- Ладно, раз уж конец сессии, дам, - милостиво пообещал Белкин.
Тем временем Ирина поставила перед ним тарелку. Яичница с ветчиной любимый мужнин завтрак.
- Ветчинка-то у тебя подгорела, - морщился Белкин, ковыряя вилкой в тарелке. - А еще два куска выбросила. Почем нынче ветчина? Дорого. Неэкономная ты хозяйка. При моих доходах могла бы...
- Ну вот, опять! - страдальчески закатила глаза Ирина. - Подумаешь, какой-то кусок. Мелочь!
- Мне эти мелочи с неба не валятся! За каждый рубль драться приходится. Когтями и зубами! И за все платить! За все это! - Широким жестом Белкин обвел кухонный гарнитур из натурального дерева, похлопал по обитой бархатом спинке "уголка", выразительно ткнул пальцем в стеклянный шар светильника над головой. - даже в этой скатерти частица моего пота и моей крови! - Белкин потрогал свежий шрам на лбу - след от удара обрезком водопроводной трубы, дело рук неизвестных налетчиков. - Не говоря о самой квартире! Но никто не ценит!
- Да ценим мы, ценим! - спешно воскликнула Ирина, пытаясь прервать бесконечную тираду.
- Вот- вот "цени-и-м", - передразнил Белкин. - Да какой тон! Думаешь: лишь бы отвязался! К собаке и то лучше относятся. Кофе сладкое не можешь сделать.
- Сладкий, - автоматически поправила Танчо.
- Сладкое! - настоял на своем праве коверкать слова Белкин. Он оттолкнул чашку с недопитым кофе и поднялся. - Я сегодня поздно, предупредил он кухонную мебель и сидящих на ней женщин.
- Я в институт, на консультацию. - Танчо поднялась следом.
- Идите куда хотите. - Ирина отправила в рот кусок ветчины, делая вид, что утренний разговор, такой же, как сотня других утренних разговоров, не произвел на нее никакого впечатления.
Но Танчо видела, что мать уязвлена.
- Мама, у него работа нервная, - попыталась оправдать отца Танчо.
Ирина взорвалась:
- Тоже мне, князь! Явился в Питер из какой-то сраной деревушки под названием Говняные столбы...
- Он же городской и вовсе не... - попыталась возразить Танчо.
- Все равно приезжий! Если я его на свою площадь не прописала в свое время, неизвестно, чтобы он сейчас делал, каким бы бизнесом занимался, сидел бы в своих Говняных столбах, коровам хвосты крутил! - Ирина закурила сигарету. Пальцы у нее дрожали. - Почему он об этом не помнит, когда каждое утро в нос своими деньгами тычет! В конце концов, любой порядочный мужик обязан семью обеспечивать! Что ж тут особенного? А этот вообразил себя благодетелем. Тоже, мне пуп Земли! Свинья! И ты точно такая же, вся в него! - напустилась в конце концов на дочь Ирина и, вскочив, бросилась вон из кухни.
Полы китайского халата развевались, как крылья тропической птицы. Дверь спальни захлопнулась с грохотом, и тут же на полную громкость зазвучала мелодия Морриконе.
Проводив глазами мать, Танчо пожала плечами и отправилась к себе в комнату. Она давно привыкла к ссорам, особенно по утрам. Ее раздражали даже не крик и ругань, а однообразие темы: отец твердил о деньгах, мать о том, что когда-то прописала его к себе. Каждый день они повторяли одно и то же почти слово в слово, будто актеры, раз и навсегда заучившие классический текст.
Танчо надела черное, в обтяжку платье с открытыми плечами. Пожалуй, немного вызывающе, но зато подчеркивает тонкую талию и стройные бедра. Повернулась перед зеркалом и вздохнула. Что ни говори, платье дорогое, но вид у нее дурацкий. Шарма нет. Или уверенности в шарме нет? Чего-то, в общем, нет, без чего любые платья выглядят дешевыми тряпками.
"Нет желания вилять задом и строить глазки, - констатировала Танчо. Потому что... неинтересно..."
Она сняла с кульмана лист ватмана, хотела свернуть его в трубочку, чтобы вложить в тубус, но остановилась, задумавшись. Придуманный два дня назад проект теперь казался ей полным сюром. Впрочем, она никогда не думала о реальности его воплощения, рассматривая лишь как абстрактную идею. Но и как абстракция монорельс над центральной частью города, по которой несется трамвай на магнитной подушке - это чересчур.