– Ничего я тут не делал, сэр. Я только шел туда, куда мне велели, в дом, где все.
– Я тебя знаю? Кто ты? – требовательно спросил Рос, и его глаза превратились в злобно блестящие щелки.
– М-меня з-зовут Дадли, сэр. Роберт Дадли. Господин Тайрон, сэр, велел мне принести карты. Прямо сюда, сэр, понимаете? – Он возился, чтобы показать то, что лежало в битком набитом кожаном мешочке на бедре. – Я привязал лошадь на постоялом дворе и сразу поковылял сюда.
– Так что же, ты стоял здесь и подслушивал наш разговор?
Челюсть Дадли отвалилась.
– Ничего я не слышал! У меня вообще одно ухо не в порядке – я упал с лошади, она лягнула меня в голову.
Рос оскалился, а Винсент тяжело вздохнул:
– Ради Бога, дайте этому псу идти своей дорогой. На вас дурно влияет эта поимка Старлайта. Вы становитесь раздражительным и подозрительным, за каждым кустом вам мерещатся шпионы.
Рука Роса слегка разжалась, его воинственность несколько поутихла, и клинок вернулся в ножны.
– Ладно, отправляйся, – сказал он Дадли.
– Да, сэр. Спасибо, сэр. – Дадли пошел, хромая, неровным шагом.
– Да, на вид он опасный злодей, этот тип. В другой обстановке, я нисколько не сомневаюсь, он пристукнул бы нас этим рулоном из карт и выбил бы нам зубы. – Рос посмотрел на бутылку в руке Винсента. – Вы на самом деле полагаете, что поступили мудро, напившись в столь ранний час? У нас полно дел.
– У вас полно дел, – глумливо парировал Винсент. – Моя часть работы начинается с брачной ночи.
Глава 13
Тайрон подался вперед и закрыл глаза. Его тело слабо покачивалось, его руки ласкали Рене. У нее снова перехватило дыхание, и внезапно набежавшие слезы обожгли глаза.
Комната, в которую они ускользнули, оказалась музыкальным салоном. Она была заброшенной, как и остальная часть старого дома, и пахло здесь плесенью. Тайрон уселся за фортепьяно, его профиль казался несколько мрачным в ярком свете окна. Рене села на стул рядом с ним, выпрямившись, наклонив голову и стиснув руки на коленях: она была поглощена звуками меланхолической сонаты. Ее отец всегда говорил, что Селия играет так, что может заставить ангелов заплакать, и каково же было разочарование Рене, когда открылось, что она не обладает музыкальным даром! Девушка всегда смущалась, когда ей приходилось играть на фортепьяно. Но она любила слушать. Закрыв глаза, Рене представила, как играет Селия д’Антон, чтобы заглушить крики раненых на улицах Парижа.
И теперь Тайрон сидит за инструментом, словно ускольз–нув от нее в иной мир, где будет сыгран следующий акт пьесы, поставленной на потребу невидимой аудитории.
Что это для него? Действие? Спектакль? Шанс? Этот мужчина состоял из одних противоречий, которые ей невозможно ни понять, ни оценить правильно. Как в нем уживаются два человека, столь разных, и как он сумел не потерять себя окончательно?
И кого из них, двойников, видит она перед собой? Воры не учились игре на фортепьяно или умению говорить грамотно, но государственные служащие, регулярно получающие жалованье, не способны карабкаться по водосточной трубе, увитой виноградной лозой, в мертвой тишине ночи.
Словно отвечая ее мыслям, его длинный палец ударил не по той клавише, и музыка замерла. Пораженный полковник Рос приоткрыл дверь, потом толкнул ее каблуком сапога.
– Убейте меня, если я не спасен, – заявил Харт, раздраженно вздыхая. – Клянусь вам, сегодня все идет наперекосяк, и правая рука, очевидно, пребывает в блаженном неведении о том, что творит левая. А начало так запутано, что бедного композитора следовало бы предать смерти, если бы он уже не был мертв. Я приношу самые глубокие извинения, мамзель, за неблагозвучие.
– Я думаю, было очень красиво исполнено, месье, – искренне произнесла Рене.
Тайрон фыркнул и повернулся к Росу.
– И вы, сэр! Вы не могли топать погромче?
– Еще момент, – тихо сказал Рос, – и я бы вдохновился на танец.
– Ясно. – Харт опустил руки. – Смею сказать, вы пошли бы на это, если бы знали место, где ваши ноги оказались бы в благородной компании.
– Одно или два местечка я уже вспомнил, пока мы разговариваем с вами, – пробормотал Рос.
– Убейте меня. Вы острите, а еще даже не полдень. Но секунду! Вы, как я вижу, нашли Дадли.
Рене не заметила вторую фигуру, стоящую в дверном проеме, мужчину среднего роста, стройного, который мгновенно сорвал шляпу с головы, пытаясь при этом усмирить копну песочных волос.
– Ты принес карты, я полагаю? – спросил Харт, лениво растягивая слова.
– Да, сэр. Они тут. – Дадли уставился в пол и не поднимал глаз, пока благополучно не прохромал мимо Роса. Внимательно и быстро изучив лицо Харта, он осторожно огляделся; его взгляд сначала прошел мимо Рене, прежде чем наконец он набрался смелости и посмотрел на нее.
– Должен ли я предложить полковнику вытряхнуть из тебя карты?
Дадли замигал, и его взгляд вернулся к Тайрону.
– А?
– Карты, мой хороший. – Он указал на мешок. – Ты намерен вот так стоять и прижимать их к груди?
– О, сэр… Прошу прощения. Вот они.
Тайрон стал вытаскивать из мешка листы пергамента и раскладывать их на фортепьяно. Их было десятка два – аккуратно связанных лентой и скрепленных маленьким куском воска. Он нетерпеливо махнул рукой.
– Хорошо. Я просто не вижу смысла заниматься географией на крышке фортепьяно. И, о Боже! – Харт затряс головой, когда часы начали отбивать время. – Вы говорили, это недолго. В полдень меня ждет портной, он может разозлиться. Он продал мне новый рулон шелка, еще тепленького, прямо с ткацкого станка, как он уверяет. Семнадцать гиней за лот, но я купил все до ниточки, несмотря на его экстравагантность. Если не купить все, то какой-нибудь пузан, вроде лорда Грейвенхерста, будет щеголять в таком же облачении. Вы можете себе это вообразить?
Зубы Роса сверкнули, он натянуто улыбнулся:
– Это было бы истинной пародией на моду, я уверен. Мисс д’Антон, – с поклоном обратился он к Рене. – Если это не слишком для вас неудобно, мы могли бы воспользоваться библиотекой лорда Пакстона – на час, не более?
– Конечно. – Она привстала, но Рос поднял руку.
– Не беспокойтесь, моя дорогая. Я знаю туда дорогу. Я также взял на себя смелость сообщить госпоже Пиджин, что мы уединимся там, и попросил ее принести нам свежий чай.
Рене все продолжала смотреть туда, где они только что стояли, а Дадли издали наблюдал за ней долгим тяжелым взглядом.
Он ожидал, что она будет красивой – Тайрон бы не остался на ночь ради какой-то простушки.
Ее волосы с золотистым отливом, а не белокурые, как ему показалось сначала, обрамляли бледный овал лица, а сказать, что у нее синие глаза, было бы слишком мало – они были цвета неба. Все же одной красоты недостаточно, думал Дадли, чтобы тронуть сердце такого искушенного человека, как Тайрон. Но ее взгляд способен остановить мужчину: пристальный, нежный, это был взгляд раненой самки, пойманной на мушку охотника.
Дадли не знал, что он найдет в Гарвуд-Хаусе, и поэтому из предосторожности отправился через лес, надеясь избежать западни, если она подготовлена. Он, конечно, не ожидал увидеть Тайрона сидящим за фортепьяно в доме лорда Пакстона. Это его тайная страсть, его единственная связь с прошлым; он оставил это прошлое вместе с именем, под которым жил до двадцати одного года. То, что он играл Моцарта здесь, для нее, потрясло Дадли почти так же, как открытие, сделанное чуть раньше, – коньяк утром. Харт объявил, что они украдут рубины в любом случае, несмотря даже на то, что Рос устроит засаду на дороге.
Но для него, Роберта Дадли, уже прошло время вендетт. Не тот возраст. Дело Роса и Тайрона перешло в конфликт личного свойства, и если Харту нравилось дразнить и оскорблять Бертрана Роса, своего противника, то пожалуйста, но у Дадли есть некоторые обязательства в жизни. У него жена – вернее, Мэгги Смоллвуд скоро ею станет, как только их обвенчает священник, а через несколько месяцев у него появится ребенок. Им не нужны деньги, которые они выручат за рубины, у них и так средств к существованию более чем достаточно, и до конца своих дней они преспокойно могут жить в роскоши.
Тайрон Харт был сейчас для него просто загадкой в этом шутовском парике, с напудренными бровями. Дадли вспомнил, как впервые увидел его: парень лежал на сене и заживо разлагался в тюрьме Абердина. Да, он мог быть хладно–кровным убийцей – и танцевать гавот, по всем правилам выворачивая лодыжки. Он мог выпить баррель рома – и не опьянеть, или мог съесть бессчетное количество кексов. Он приспосабливался всюду, словно хамелеон, но не принадлежал никому и, кажется, был совершенно доволен тем, что прожил день, высокомерно отклоняя неизбежность того, что ему некуда в общем-то идти, кроме как на виселицу или в могилу.
У Дадли почти остановилось сердце, когда предприимчивый Тайрон Харт, напялив атласные бриджи и плащ от модного портного, появился в дверях арендованных ими апартаментов и объявил, что купил должность дорожного инспектора в графстве Уорик. За смехотворную сумму в сотню фунтов в год ему дали возможность властвовать на каждой дороге, каждом холме, в любом лесу; теперь он мог собирать пошлины на всех дорогах, пересекавших его территорию, а поскольку он выглядел дворянином, его приглашали в общество, где веселилась аристократия края.
Дадли почувствовал, как колючий холодок пробежал вниз по спине, и понял, что Рене смотрит на него.
– Вы… очень давно работаете на месье Харта?
– Семь лет, мисс. – Он поднял руку и убрал прядь волос со лба.
Он увидел, как расширились ее глаза, они стали глубокого синего цвета. Она смотрела на мизинец, который он по привычке грыз. Его лицо было скрыто маской в их первую встречу на залитой лунным светом дороге, но он привлек ее внимание тогда этим жестом, и она узнала его теперь.
– Я понимаю. И он всегда такой… безрассудный?
– Безрассудный, мисс? – С удивительной легкостью Дадли прошагал к двери. На пороге он остановился и оглянулся. – До сегодняшнего дня в нем не было и капли безрассудства.
Глава 14
Рене отметила стихающий стук колес. Карета останавливалась. Конечно, Финн предпочел бы пустить лошадей в полный галоп, пока они не окажутся в доках Манчестера, но Антуан оставался в Гарвуд-Хаусе, и после того как Рос и Эдгар Винсент побывали в Фэрли-Холле, у Рене не было другого выбора, кроме как поехать на встречу с Капитаном Старлайтом.
Тайрон Харт был сегодня на суаре, и на приеме его видели многие. Потрясая окружающих серебряным атласом и кружевами, он развлекал общество проделками, а после ужина затеял с дамами игры в шарады. Мужчины с облегчением отдали под его начало своих жен, а сами уселись за карты или играли в кости.
Дураки, подумала Рене. Они видели в нем безопасного шута, клоуна, но все же она уловила весьма большой интерес в некоторых женских глазах, который явно свидетельствовал о том, что они лучше знали о его «безобидности».
Винсент не отпускал ее ни на шаг. Он вел себя так, как будто она его жена, его собственность. Когда часы пробили одиннадцать, а потом и следующую половину часа, Рене обрадовалась, что ей пора, – надо только извиниться и уйти. Она оставила Винсента доигрывать; Рос тем временем затеял политические споры с хозяином. В последний раз Рене посмотрела на Тайрона Харта, когда ожидала Финна с каретой: Харт небрежно прогуливался на террасе с очаровательной кокеткой леди Викторией Росуэлл.
Никто не усмотрел ничего странного в том, что Рене уехала с приема одна и довольно рано. Кроме нескольких учтивых приглашений присоединиться к ним для беседы, она ничего не услышала от этих леди, которые предпочитали держаться с ней так, словно она говорит только по-французски и ни слова не понимает по-английски. Если бы не то обстоятельство, что Эдгар Винсент снабжал их мужей контрабандным вином и конья–ком, с ней скорее всего вообще обращались бы не более уважительно, чем с обыкновенной шлюхой. Да и вряд ли бы ее положение изменилось и после брака с Винсентом.
Рене поплотнее закутала плечи и подтянула колени повыше. Окна кареты защищали ее от прохладного ночного ветерка, но она чувствовала, что сильно озябла.
Нет ничего глупее ехать в ночь на встречу с человеком, которого там заведомо не будет. Кроме того, Тайрон не риск–нул бы привлекать к себе внимание, удалившись с приема следом за ней. Его нос, вероятно, уже уютно устроился в гнездышке между грудями Виктории Росуэлл, и она была бы весьма обижена на своего кавалера, если бы он покинул ее.
Два жарких пятна гнева заалели на щеках Рене. Она услышала голос Финна, понукающий лошадей, и почувствовала, что карета стала двигаться гораздо медленнее. И вообще, кажется, останавливалась. Скрипя колесами, карета замерла, и она услышала другой мужской голос, властный и резкий, который настоятельно советовал кучеру оставаться на месте.
Рене тревожно посмотрела в окно, но не могла ничего разглядеть сквозь толстое стекло. Но ведь это невозможно!
А решительные шаги уже приближались к карете. Она вжалась спиной в подушки и смотрела на дверь. В следующий миг замок щелкнул, дверь кареты открылась и Рене тихонько ахнула – глубоко в душе она надеялась увидеть мужчину в напудренном парике и серебряном атласе. Вместо этого перед ней зияла лишь мрачная чернота. Но это был он.
– Я вижу, вы приехали одна. Очень хорошо.
Когда рука в черной перчатке потянулась в карету, Рене отпрянула, словно испугалась змеи, потому что в другой руке, тоже затянутой в перчатку, Тайрон Харт держал пистолет.
– Что вы делаете? Почему вы здесь? Почему приехали?
– Мы договорились встретиться, не так ли?
– Хорошо… Да, но…
– Вот мы и встретились. – Он поманил пальцем, приглашая Рене выйти из кареты. – Если вы не имеете ничего против, мамзель, выходите, потому что я все еще предпочитаю держаться подальше от посторонних взглядов.
– Но я возражаю. В этом нет никакой необходимости.
Тайрон вздохнул, и она почувствовала неприятный запах алкоголя, который окутал ее лицо. Он сжал ее запястье и почти силой стащил ее с сиденья.
– У меня был очень утомительный день, мамзель. И вы меня очень обяжете, если составите мне компанию – ненадолго. О, и мистер Финн! – Уводя ее от кареты, он прицелился предостерегающе в спокойную фигуру, которая возвышалась на кучерском месте. – Я бы посоветовал вам смотреть вперед и навострить уши.
Рене услышала ворчание Финна, она заметила, что плечи его угрожающе напряглись. Он весь день был в напряжении после внезапного визита Роса; эта новость показалась ему ужасной. Ее упакованный саквояж все еще оставался в Гарвуд-Хаусе, как и Антуан, хотя ему было велено приготовиться и ждать их возвращения домой среди ночи. И если ее дядя действительно скоро появится – через день-два, – они не могут позволить себе задерживаться с отъездом.
Рене почувствовала вину перед Антуаном, сердце ее заныло. Острые концы булавки впивались в ее тело. Она не смела оставить булавку в доме – противная госпожа Пиджин могла бы найти ее, – и хотя Рене сменила синее бархатное платье на более легкое, вечернее, из бледно-розовой кисеи, булавку она приколола к нему и сейчас чувствовала ее буквально при каждом шаге.
– Я не думала, что вы приедете, месье, – сказала Рене, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы. – Я думала, если мы приняли решение, то не стоило встречаться сегодня.
– Было бы негалантно с моей стороны оставить вас здесь, в темноте, одну… Вы не согласны?
– Но вы ужасно рискуете, месье. Вас не спохватятся? Никто не спросит, куда это вы отправились в такой спешке?
– Кто, черт побери, может задать такой вопрос? Усатая мисс Вулридж?
– А леди Росуэлл?
Он резко остановился и повернулся к ней лицом.
– Так вы наблюдали за мной?
– Не льстите себе, месье. Было слишком трудно не заметить, как вы развлекались с ней весь вечер.
Ее голос затих, гася неожиданную вспышку негодования.
– Она очень красивая женщина. Я уверена, все обратили на вас внимание.
– Она надеялась, что это заметит только ее любовник.
Рене подняла лицо.
– Она хотела позлить его как следует.