Должно быть она его уходя-то и обронила. Вот это письмецо у меня имеется.
Старушка снова полезла куда-то под юбку и вытащила оттуда небольшое письмо, без печатей и марок, переданное, должно быть, из рук в руки.
Сергей молча взял у нее письмо и пробежал его глазами: это было предложение поступить на службу в какой-то союз в качестве стенографистки. Имя Фролова попадалось в письме два раза.
Сергей прочел до конца и вдруг вскинулся как бешеный.
Он в одну минуту вывернул карманы своего пиджака, отыскал среди бумаг, взятых у Фролова, письмо с вымогательством 1025 рублей от какого-то Павла Михайловича и его глубокоуважаемой супруги и принялся сравнивать оба письма с быстротой, от которой строки метались и прыгали в глазах.
Оба письма были написаны одною рукой.
- Они ее утащили, мерзавцы! - проворчал он, серый, как крот, от ярости.
Сунув все бумаги в карман, он повернулся и вышел.
Старушка в чепчике проводила его внимательным взглядом, снова посмеялась в кулачок и вернулась на свое место.
У нее сегодня счастливый день: во-первых, человек с подвязанной рукой дал ей много денег, во-вторых, она нашла серебряное колечко с буквой М, а в-третьих, ее соседка, известная злыдня, до локтя ошпарила себе руку.
VIII.
- Клей!
- Да ну? Посый?
- Не посый, так я бы с тобой говорить не стал!
- Врешь!
Сашка Барин нахмурился.
- Я с тобой в пустяках работал?
- Ну, ну. На сдюку, что ли?
- Я с тобой не на сдюку работал?
- А как шевелишь, на сколько дело ворочает? На скирью стекленьких будет?
- Поднимай выше.
- На чикву?
Барин покачал головой и с большим вниманием начал рассматривать свои ногти.
- На пинжу? На сколько же, чорт побери?.. Неужто...
Барин наклонился к нему через стол:
- На лондру стекленьких!
Тетинька открыл рот, стукнул зубами:
- Труба! А где?
- Где? - это я тебе скажу на Бармалеевой. Один ювелир...
- Ну как, идет?
Тетинька замолчал и стал задумчиво сощелкивать с колен хлебные крошки.
- Жара!
- Подо мной без жары еще не работали.
- Погоди, Сашка. Мы подумаем!
- Кто это мы?
- Да я со Жгутом!
- Я твоего Жгута дожидаться не буду. Будешь работать, так приходи сегодня вечером на Бармалееву. Нет, так...
Сашка Барин прошел к дверям и у самых дверей столкнулся с вертлявым мальчишкой. Мальчишка носил длинную кавалерийскую шинель и в руке держал тросточку.
- Вот и Жгут!
Жгут, не здороваясь, пошел к столу, сбросил фуражку и выплюнул из рта папиросу.
- Слышали, братишки?.. Гришка Савельев засыпался.
Барин вернулся, закурил и сел, положив ногу на ногу.
- На квартире! Пришли и взяли. Лягнул кто-то... Теперь плохо, пожалуй, стенку дадут.
Жгут побегал по комнате, хлопнул себя по лбу и закричал:
- А про Кольку Матроса слышали? Я его вчера в Народном доме встретил; он открыто признал - хвастал, е... его в душу мать. Говорил, что всех продаст.
Жгут подошел к Сашке Барину.
- Не скажись дома, Сашка, он ведь про вашу хевру знает!
- Ничего не знает. Воловер.
- Он говорил, что скоро начальником бригады будет, меня звал на службу в угрозыск.
Тетинька выругался по матери, Сашка Барин равнодушно посмотрел на Жгута своими оловянными бляхами.
- Жгут, - сказал Тетинька, - есть работа. Барабан нахлил.
- Малье!
- Если малье, так сегодня вечером приходи на Бармалееву. Там договоримся. Дело посое.
Барин кивнул головой и вышел.
- Аристократ, конечно, и сволочь, - сказал Тетинька, подмигнув глазом на двери, - но фартовый же парнишка, ничего не скажешь, честное слово.
--------------
Пустыри, хазы, ночлежные дома города, 200 лет летящего чорт его знает куда своими проспектами, иногда поднимаются на стременах. Наступает время работы для фартовых мазов, у которых руки соскучились по хорошей пушке.
Шпана, до сих пор мирно щелкавшая с подругами семечки на проспектах Петроградской стороны и Васильевского Острова, катавшаяся на американских горах в саду Народного дома, проводившая вечера в пивных с гармонистами или в кино, где неутомимый аппарат заставлял американок нежного сложения подвергаться смертельной опасности и быть спасенными Гарри Пилем, любимым героем папиросников, - теперь оставляет своим подругам беспечную жизнь.
Зато в гопах в такие дни закипает работа: в закоулочных каморках, отделенных одна от другой дощатыми перегородками барыги, скупают натыренный слам, наводчики торгуют клеем, домушники, городушники, фармазонщики раздербанивают свою добычу. Гопа гудит до самого рассвета, и если бы ювелир Пергамент в такую ночь встал с постели и провел два часа на Свечном переулке, так он соорудил бы целый арсенал под прилавком своего магазина.
Первым со скучающим видом вошел Барин. За ним Тетинька и Жгут.
Барин вытащил ноган и приблизился к прилавку. За прилавком стоял пожилой еврей, который, судя по внешнему виду, верил в бога и аккуратно платил налоги.
- Ключ!
Из второй комнаты, в глубине магазина, выбежал молодой человек с пробором.
Он зашел было за прилавок, потер руки, поклонился, но тут же увидел ноган Сашки Барина и побледнел так, как будто ему за это хорошо заплатили.
- Ключ!
Пожилой еврей затрясся, замигал глазами, ущипнул себя за подбородок и опустил руку в карман пиджака.
Жгут перевернул на стеклянной двери дощечку с надписью: "Закрыто".
Ключ с трудом влез в замочную скважину и отказался повернуться.
- Не запирается! Не тот ключ!
Сашка Барин оборотился к двери, и тогда пожилой еврей, верящий в бога, сорвался с места. Серебряная вилка полетела в окно и воткнулась в подоконник.
- А, шут те дери! - заорал Тетинька, вытаскивая револьвер, - выходи из-за прилавка, сволочь!
- Зекс! - сказал Барин.
Он подошол к хозяину и приставил ноган к животу, на котором болталась цепь с брелоками.
- Последний раз говорю, дадите ключ или нет?
Рука вторично опустилась в карман, и на этот раз ключ повернулся дважды.
- Теперь пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату, - вежливо заметил Барин.
Молодой человек с пробором открыл рот и окаменел; Тетинька дал ему пинка, он завизжал поросенком и, механически шагая, отправился в соседнюю комнату.
Пожилой еврей уже сидел там, закрыв лицо руками, качался из стороны в сторону и говорил по-еврейски.
Тетинька утвердился на пороге с револьвером в руках и начал утешать своих пленников.
- Ничего, ребята! Тут ни хрена не поделаешь, бывает! Дело наживное. Очистили - и никаких двадцать. А вы еще вилкой бросаетесь, сволочи! Рази можно?
- Не мои вещи, не мои вещи, - бормотал еврей.
- А рази можно чужими вещами торговать? Что ты!
Барин быстро и аккуратно укладывал драгоценности в небольшой чемодан. Жгут набивал карманы часами и кольцами; через несколько минут он тикал с головы до ног на разные лады.
- Готово.
Барин остановился на пороге соседней комнаты.
- Ложитесь!
- Ложитесь, вам же лучше будет, малявые! - подтвердил Тетинька.
Молодой человек с пробором вскочил и лег на пол с таким видом, как будто это доставляло ему большое удовольствие.
- Лицом вниз!
Пожилой еврей со стоном грохнулся на пол.
- Кажется, того... - сказал Тетинька.
- Если вы закричите или поднимитесь с пола раньше, чем через полчаса, сказал Барин, - так... Впрочем вставайте, чорт с вами, и помогите вашему старику! Он, кажется, умирает.
Человек с пробором впал в транс и только тихо посапывал.
- Ну, шут с ними! - сказал Тетинька, - айда!
Они вышли, закрыли за собой дверь и заставили ее конторкой.
Жгут завертывал в клочок бумаги часовые инструменты, стекла.
- Жгут, ты засыплешься из-за этой дряни! Айда!
Ключ повернулся в замке сперва изнутри, потом снаружи.
Первым вышел Жгут.