Неосознанное ожидание класса передалось и ей. Староста седьмого "Б", затаив дыхание, тоже чего-то ждала от Санди. Если бы учительница вызвала вместо Санди Гришку Кочетова, никто ничего бы от него не ждал. Но Санди верили... Все ждали, как он поведет себя в этом случае. Ведь именно Санди был организатором, когда однажды отлупили Гришку за избитого щенка (за что Санди в свое время и был наказан четверкой за поведение).
Мария Федоровна сидела невозмутимо, рука ее лежала на столе, рядом с лягушкой. На учительнице был шерстяной коричневый костюм, белоснежная блузка, черные волосы уложены в модную прическу. Черты лица правильные, взгляд твердый, деловой и строгий.
"Как она не понимает?" - волнуясь, подумал Санди.
- Дружников! Какими опытами можно выяснить значение у лягушки головного мозга?
Санди взглянул на лягушку. Она может промучиться еще два или три дня... Взглянул на Ермака - тот все сидел потупившись, в той же позе... Еще заболеет...
У Санди бешено заколотилось сердце... Не раздумывая о последствиях, он схватил дощечку с лягушкой и выскочил из класса. Он бежал по коридору, по лестнице вверх, бежал изо всех сил, будто Мария Федоровна гналась за ним, чтобы отнять лягушку. Запыхавшись, он остановился возле кабинета директора. А что, если Петр Константинович прикажет вернуть лягушку в класс? Санди повернулся, слетел по лестница вниз, к раздевалке. Надо ее убить, чтобы не мучилась... Санди весь дрожал от ужаса. Послышались чьи-то шаги. Санди метнулся в сторону и больно ударился о стену. Затем он выбежал во двор и там, за школьной мастерской, похоронил лягушку.
Раздался звонок на перемену. Санди стал медленно подниматься по лестнице. Минуту спустя мимо него пронеслась половина ребят, спешащих на улицу. В классе его окружили разволновавшиеся ребята.
- Что тебе теперь будет? - спросил Вовка, который жил с ним в одном доме.
- Не знаю. Если она еще раз принесет лягушку, я снова сделаю то же!
Все заговорили разом, так что Санди ничего не смог понять.
Ляля Рождественская кое-как водворила порядок. Ее голубые глаза, что называется, метали молнии. Санди даже удивился : Лялька была очень спокойная девочка.
- Ребята, надо всем нам договориться и потребовать, чтобы она не мучила животных!
- Санди молодец! - загалдели опять ребята. Мальчишка из шестого класса заглянул в дверь:
- Дружников! Иди в учительскую, директор зовет.
- Санди, я пойду с тобой! - сказал Ермак.
- Я тоже иду как староста! - заявила Ляля. Она была дочь директора, но это ей только мешало: с отцом труднее договориться, чем с директором.
С Санди пошли все, даже Гришка Кочетов, хотя он и считал, что подняли шум из-за пустяков. Так всем классом и ввалились в учительскую.
- Что это, почему вас так много? Марш в коридор! Вызвали только Дружникова! - резко сказала Мария Федоровна.
На ее щеках рдели пятна. Учителя тоже были взвинчены. Видно, успели поспорить между собой.
Ребята неохотно вышли в коридор, оставив дверь полуоткрытой. Мария Федоровна встала и плотно захлопнула ее. Санди остался один с учителями.
Он знал их всех, даже у кого еще не учился, потому что в эту школу он ходил целых семь лет.
Сначала, первые четыре года, Санди не любил школу. Потому ли, что невыразимо скучны и томительны были уроки Татьяны Макаровны. Он был слишком мал, чтобы выдержать четыре урока навытяжку. Учительница была строгая. Малейшее движение в сторону соседа по парте вызывало оклик. Как часто потом думал Санди, подросши: "Почему она ни разу не попыталась заинтересовать, развеселить, сделать из урока подобие игры?" Рано Санди призвали к соблюдению долга. Дома было радостно, интересно, в школе тяжело.
Только в пятом классе Санди сделал удивительное открытие: оказывается, уроки могут быть интересными, а учителей можно любить!
Класс был разболтанный, ребята озоровали. Один Ермак не баловался. Не то что он был уж таким тихоней, просто у него не было потребности пускать бумажных галок или мычать с закрытым ртом, чтобы немножко позлить добрую Людмилу Владимировну, которую все очень любили. Татьяну Макаровну Вьюгину не любили, но не посмели бы пускать на ее уроке галок.
По-настоящему Санди полюбил школу с шестого класса. Главной приманкой был Ермак, но и учителей он любил, кроме Марии Федоровны, которую все недолюбливали - и ученики, и учителя. Через Лялю Рождественскую, изрядную "болтуху", ребята были хорошо осведомлены о делах учительских. Знал бы Петр Константинович, что его конфиденциальные беседы с коллегами за чашкой чая или бутылкой виноградного потом комментировались сначала в седьмом "Б", потом и в остальных классах, конечно, под строгим секретом.
Санди стоял посреди учительской, призванный к ответу за дикий, недисциплинированный поступок, и - странно - все учителя, кроме двух-трех, со скрытым одобрением смотрели на него. Наверно, им тоже было жалко лягушку!
Математик Виктор Николаевич, высокий, энергичный, добродушный, но вспыльчивый, стоял у открытой форточки, курил и хмурился. Время от времени он грустно и одобрительно поглядывал на Санди и возмущенно на Марию Федоровну. Добрая Людмила Владимировна, близорукая, седая, только вздыхала. Санди стало немного легче.
- Подойди ко мне, Дружников! - сказал директор.
Петр Константинович Рождественский был директором этой школы сорок лет. Сейчас ему было под семьдесят, но выглядел он молодо: сухощавый, стройный, волосы густые, зубы все целы, лицо почти без морщин. Он с юности увлекался альпинизмом и теперь еще ежегодно летом отправлялся с учениками на Кавказ, хотя уже лично не штурмовал высокие вершины. И все же годы сказывались. Он преподавал географию, и на уроках его стало что-то очень шумно. Учителя тоже не слишком слушались его.
Санди вдруг подумал, что в эту самую школу ходил его отец и отец Ермака и Петр Константинович учил их. Тогда он был строг и на уроках его сидели тихо. А до революции эта школа называлась "реальное училище", и в ней тогда учились дедушка Санди, Николай Иванович, и сам Петр Константинович, тогда просто Петька Рождественский. Трудно было представить его маленьким.
- Расскажи, Санди, что произошло,- тихо сказал директор.
- Распустились донельзя! - раздраженно бросила Мария Федоровна.
- Я попрошу вас не перебивать, - спокойно приказал директор и снова обратился к Санди: - Что произошло?
Санди густо покраснел: все на него смотрели, весь педколлектив.
- Лягушка... - сказал Санди с усилием. - Она же еще жила. Мучилась. Я решил ее умертвить... сразу.
Санди взглянул на приоткрывшуюся дверь - там его слушали одноклассники. Это придало ему храбрости.
- Мы и так верим, раз написано в учебнике. Мы просим, весь класс, спросите ребят: не надо больше таких опытов.
Петр Константинович покачал головой.
- Почему ты не пришел ко мне и не сказал, что не можешь смотреть... Надо соблюдать дисциплину. Кто же так поступает?
- Я думал о лягушке. Она бы мучилась до сих пор.
- Подвергать такому зрелищу детей! Безобразие! - пробормотал математик и сморщился.
- Разрешите мне, Петр Константинович, - решительно вмешалась Вьюгина. Дружников мой бывший ученик. Четыре года!.. Знаешь ли ты, Дружников, что в научных институтах физиологии медицины производят опыты над кроликами, собаками, морскими свинками ради науки, ради человека! Во имя высоких целей! Павлов даже поставил памятник за это собаке. А его ученики изучали на собаке боль. Болевые ощущения. Понимаешь?
- Мы же не научные работники, только ученики... - дрожащим голосом возразил Санди.
- Все понятно! - прервал его директор.