Я согласен с тобой, что она же сама и виновата, что ее сын воровал, хулиганил, не хотел учиться. И не она сумела вернуть парня на добрую дорогу, а Ермак да ты. Не попади он в вашу компанию, давно бы в колонии отсиживал. Но и обвинять Полину Гордеевну я не могу. Нелегко сложилась у нее жизнь, плохие люди попались на ее пути, вот она и озлобилась. А она, представь себе, отзывчивая при всей ее грубости. С кем случится беда, заболеет ли кто, Полина Гордеевна первая отзовется: придет, постирает, пол помоет, за ребятами присмотрит. Поможет делом, а не словом. Трудно, Саша, в людях разбираться. Тут с кондачка нельзя. Недаром пословица говорит: человека узнать - пуд соли с ним съесть!
Может, дедушка был и прав, но на кран я больше к ней не лазил и к Грише не ходил. Если она добрая, зачем так избивала Гришку, когда он был маленьким? Она и теперь порой такую затрещину ему влепит... Не представляю, чтобы моя мама меня ударила! Да и я бы, наверное, не перенес этого.
Теперь, после разговора с Ермаком, Гришка старался изо всех сил, просто из кожи лез.
Наша бригада в тот день работала в машинном отделении. Накануне вечером Иван Баблак, как всегда, ознакомил нас с чертежами. Распорядился, чтобы талрепы, рымы и клинья были под рукой с утра, когда подадут фундаменты. Сам же составил план погрузки фундаментов. Все у него рассчитано, чтобы не ждать ни минуты. Простоев он не терпел.
Одну за другой спускают такелажники в шахту машинного отделения секции фундаментов. Некогда не то что присесть и закурить (Гришка курил с тринадцати лет; вообще все в бригаде курили, кроме меня и Ермака), но и перекинуться шуткой. Все вспотели, запыхались. Душно. Жарко. Пахнет остывающим металлом, окалиной.
Но вот установлены на настиле второго дна фундаменты под главные механизмы, котлы и всякие устройства. Завтра начнется погрузка самих механизмов.
Сели покурить. До гудка еще четверть часа.
- Нам надо поговорить, товарищи! - сказал Ермак.
Он просто и кратко рассказал, как Гришка задолжал Великолепному.
Баблак нахмурился.
- Эк тебя угораздило, нашел, с кем связываться...- заметил он с досадой.
Все молчали, стараясь из жалости не смотреть на побагровевшего Гришку. Первым заговорил Боцман:
- Надо выручить парнишку. Сложимся или как?
На следующий день мы собрали Гришке восемьдесят рублей. Но на него напал страх перед Великолепным.
- Пырнут меня, и все! - твердил он, чуть не плача. Пришлось нам с Ермаком идти его провожать. Гришка всю дорогу клялся и божился, что если на этот раз "пронесет", то никогда в жизни даже не заговорит ни с одним блатным.
Мы застали всю компанию в ресторане "Европа". Только Клоуна не было (мы его давно уже не видели: с завода он "отсеялся"). Зато были какие-то две девчонки, лет по шестнадцати, в платьях-рубашечках без рукавов, с обесцвеченными, взбитыми волосами. Все было вполне прилично. На столе бутылка шампанского в салфетке, остывший бифштекс, салат, пирожное, на которое наседали, хихикая, девчонки. Обе сразу уставились на меня... Ох! Кажется, я им понравился...
Жора, увидев Ермака (меня он опять забыл) и растерянного Гришку, сразу все понял. В наглых, настороженных глазах мелькнула откровенная злоба. Мальчишкой еще мешал ему Ермак.
- Кого я вижу?! Присаживайтесь,- фальшиво удивился он.
Князь улыбнулся саркастически. Друзья, несмотря на жару, были в вечерних костюмах и галстуках. Мы присели к их столу. Лениво подошла официантка. Почему-то мне запомнилось ее начавшее стареть лицо с мешочками под тусклыми голубыми глазами, такие умудренные опытом, равнодушные глаза...
- Что закажете?
- Пожалуйста, минеральной воды,- простодушно сказал Ермак.
Народу еще было мало. Только сходились. На низенькой эстраде трое молодых людей исполняли на контрабасе, скрипке и аккордеоне танго.
Играли они плохо, но с чувством и подпевали себе. Кое-кто, подвыпив, уже пустил слезу.
Мне стало смешно. Князь покосился на меня. Девчонки, посоветовавшись взглядом, взяли еще по пирожному.
- Гриша, отдай свой долг,- спокойно напомнил Ермак. Гриша дрожащими руками вытащил бумажник и передал Жоре деньги.
- Что за спешка? Я же с тебя не требовал...- буркнул Великолепный. Желваки у него заходили под кожей.
Девчонки жадно проследили, как он небрежно положил деньги в карман. Как он им импонировал, этот модный Жорж, у которого столько денег! Интересно, знали они, кто он такой? Или хоть начали догадываться? А может, принимали его сдуру за лауреата? Наверное, все-таки знали.
Великолепный не выдержал:
- Не в свое дело суешь нос, Ермачок... Как бы не прищемили!
- Гриша мой товарищ,- просто и почему-то грустно объяснил Ермак.- Я не отдам его вам...
- В дружинниках, слышал, ходишь? В милиции тебя частенько видят. Шефство взял над пацанами. Не собираешься ли поступить в угрозыск?
- Собираюсь.
- Вот оно что...- протянул Жора.- Папаша, значит, в колонии гниет, а сынок продался угрозыску? Ты с детства был идейный. И в кого только удался такой? Значит, подрос...
Ермак промолчал. Девчонки доканчивали пирожное. Гришка сидел ни жив ни мертв.
- Прощайте,- сказал Ермак, поднимаясь.- В угрозыске я буду работать временно... А как только последний вор поступит на работу, я уйду обратно на наш морзавод. Мне там нравится. Вот так, дядя Жора.
Принесли минеральную воду. Ермак расплатился, но пить никто не стал.
- Еще свидимся... рано прощаться,- прошипел Великолепный.- Мы таких идейных видели. Пока не споткнутся. А потом самые заядлые из них получаются. Почище нас.
Он еще что-то добавил, но я не понял. Должно быть, на своем жаргоне.
- Что он хотел сказать? - полюбопытствовал я, когда мы вышли на улицу.
- Я и сам не понял,- устало ответил Ермак. Гришка облегченно вздохнул всей грудью.
- Спасибо, Ермак! Спасибо, Санди! - сказал он благодарно.
До чего же свежий воздух был на улице, как радостно пахло морем! В бухте зажигались мачтовые огни на кораблях.
Глава девятнадцатая
ТРУДНЫЕ ДНИ
Этот проклятый сон снился мне всю ночь. Я просыпался, пил воду, засыпал и снова видел во сне Ермака. Ему грозила какая-то беда, а я никак не мог его найти. Я стоял на горе и смотрел вниз на город. Где-то там был Ермак. Вдруг все рушилось - пыль, туман, грохот. Туман рассеивался. Над развалинами ярко светило солнце. Я бежал вниз, задыхаясь, спеша. Надо откопать Ермака, пока еще не поздно.
Кто-то стучал в дверь настойчиво, испуганно. Это Ермак, за ним гонятся. Надо скорее отпереть, а я никак не могу проснуться.
...В дверь действительно стучали. Я вскочил с постели весь в поту, с сильно бьющимся сердцем. Как был, в трусах, бросился отпирать. Но мама уже отперла. И свет включила. Это был не Ермак, а его сестра. Захлебываясь от слез, Ата бросилась к маме:
- Тетя Вика! Ермак... Ермака...
- Его убили? - закричал я.
Ата дико посмотрела на нас. Мама тихонько вскрикнула и прижала ее голову к себе. Потом мама рассказывала, что такое лицо она видела у Аты после операции, когда она еще не научилась пользоваться зрением. Вышел отец, наскоро одевшись. Спросил, что случилось. Ата не то что успокоилась, но взяла себя в руки: при моем отце она всегда как-то подтягивалась (я тоже).
- Ермака забрали! - сказала она в отчаянии.- Пришли из милиции и забрали.
- Что за ерунда! - воскликнул отец.
Всю мою жизнь я буду ему благодарен за это невольное восклицание. То же, наверное, почувствовала и Ата.
- Был обыск...- добавила она растерянно.
- Час от часу не легче,- буркнул отец.
- Ермак ни в чем не виноват, ведь я его знаю! - воскликнула Ата.
- Разумеется! Мы тоже его знаем,- расстроенно подтвердила мама.
- Тетя Вика! Андрей Николаевич...